Стратегия онтологической игры - Солодин Александр Иванович. Страница 2

Согласно Телософии, мир, данный нам в опыте, неотделим от психики человека. Эту неотделимость мы понимаем радикально, не сводя ее к необходимому присутствию психических качеств (психической окрашенности) в образах объектов мира. Мы полагаем, что сами формы восприятия объектов мира, как цельных образований, имеющих распознаваемые части-объекты, задаются психической структурой человека. Говоря формулой, морфология воспринимаемого мира не может быть ни чем иным, как только морфологией самого человеческого существа, спроецированного вовне себя. Структура мира, как целого, неизбежно оказывается антропоморфной, оказывается человеком. Такой человек-форма, охватывающий мир в целом (космос), изначально известен человеческой культуре в ее различных национальных модификациях и именовался человеком космическим (Адамом — Кадмоном в иудео-христианской традиции).

Наш радикальный антропоцентризм показательно сравнить с другой ориентированной на человека философской школой — экзистенциализмом. Так, попытку развернуть объектно-ориентированное понимание природы человеческого познания в сторону человека, в сторону субъективного понимания не только по доступным человеку гносеологическим средствам, но и по целям познания, по мотивам его, первым предпринял Сёрен Кьеркегор, датский философ-экзистенциалист. Для него стало неприемлемым мышление в сугубо объектных категориях, понятиях объективного идеализма, который собственно и есть традиционная платоновская философия. Неприятие Кьеркегором объективирующей формы мышления выразилось в его оппозиции Гегелю. Собственное кьеркегоровское мышление было сосредоточено в понятиях-состояниях, таких как: «любовь», «страдание», «страх», «отчаянье», «боль», — о которых он писал целые трактаты. Это направление философской мысли поначалу не было понято и оценено, но затем развилось в большую школу, именуемую экзистенциализмом, — от слова «экзистенция», что означает «существование». Трудами А. Камю, Ж. П. Сартра и других, это направление пришло к полному отрицанию ценности человеческой жизни, что было неизбежным теоретическим следствием трусости перед признанием мира реального опыта онтологическим следствием ЧЕЛОВЕКА. Если же мир существует сам по себе, а человек всем тем, что имеет в себе (чувство, мысль), не достигает внутренней природы мира, то его жизнь в мире трагически абсурдна, лишена каких-либо высших целей и оснований. Так, экзистенциализм, начиная как человечески ориентированная философия, заканчивает как философия абсурда, философия радикального отрицания смысла человеческого существования, философия откровенно антигуманная.

Мы полагаем, что осмысленность мира в его мельчайших проявлениях состоит в том, что он лишь предъявляет индивидуальному человеку его же собственное родовое содержание, которое род человеческий за свою историю навязал миру и которое неизбежно присутствует в самом человеке как его культурно-генетический код. Глубочайший смысл мира в том, что он есть внешнее тотальное (родовое) тело индивидуального человека, принудительно интегрирующее его в совокупного космического человека, принуждающее его находиться в ловушке реальности (впрочем, не без сыра!) и искать сущностные выходы из нее до тех пор, пока человек облечен в родовую человеческую форму. Это одно и то же, — быть только индивидуальным человеческим существом (не уметь сознательно выражать своей жизнью требования этнического, родового человека) и мучительно существовать в реальности не находя в ней смысла.

ПЕРВОЕ ТРЕБОВАНИЕ ПУТИ СПАСЕНИЯ, СООТВЕТСТВЕННО, ТАКОВО: СТАНЬ ЭТНИЧЕСКИМ, РАСОВЫМ И РОДОВЫМ ЧЕЛОВЕКОМ (ОПРЕДЕЛЯЙСЯ В СВОЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИХ МЕТАФИЗИЧЕСКИМИ НУЖДАМИ), НО ОСТАНЬСЯ ИНДИВИДУАЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ СУЩЕСТВОМ, ПСИХИЧЕСКИ ЦЕЛЬНЫМ. САМООПРЕДЕЛЯЙСЯ КАК ЭТНИЧЕСКОЕ, РОДОВОЕ СУЩЕСТВО, ИНАЧЕ МИР И СОЦИУМ САМИ ОПРЕДЕЛЯТ ТЕБЯ, НО ОСТАВИВ БЕССОЗНАТЕЛЬНЫМ, БЕЗ ОНТОЛОГИЧЕСКИХ РЕСУРСОВ ПСИХИКИ.

Вот так — просто и пока не ясно. Раскроем сказанное в меру сил. Активная проекция родовой человеческой формы на внешний мир захватывает и формоопределяет сущности различной природы, интегрируя их в единый антропокосмос. Динамика ассимиляции этих сущностей родовой человеческой формой определяет внутреннее пространство человеческой истории с его временными эпохами и материально-пространственными диспозициями. Захватываемые сущности в своей собственной реальности всегда есть существа, имеющие собственный, подобный себе космос, они отвечают собственной проекцией (контрпроекцией) на родового человека, порождая в нем косное (для человека), но соизмеренное с ними начало — конституцию тела, в материи которого балансируется, гармонизируется план сосуществования. Итак, наше тело — это ответ (контрпроекция) космоса на нас, и оно (наше тело) неизбежно есть целостная модель космоса, имманентно присущая нам и действующая в нас. Но логика телесного есть логика соподчинения части целому, тела человека — телу всей природы. Законы материальной (вещественной) детерминации событий лишь выражают эту логику и нашу (телесную) принадлежность природе.

Космос и человек оказываются дважды подобными друг другу, во-первых, посредством родовой человеческой формы, определяющей сущность человека, а также являющейся формой, топологически определяющей структуру целого и базовых элементов космоса. Во-вторых, в телесных своих измерениях, человек и космос оказываются микро- и макрокосмосами. Эта связанность человека и космоса может быть проклятием человека. Разорвать эти путы можно, выбирая разумную стратегию смерти. Смерти в миру, смерти для всего мирского, и воспитания духа в ориентире на высшую притягательность посмертного бытия, в котором человек, сохранив не надорванной свою психику, получает новый мир, отвечающий его совершенству.

Сегодня не осознается необходимость ритуала сопровождения умирающего, со строгим соблюдением обрядов религии его отцов. Трагична десакрализация смерти, процесса умирания, типичная для современной европейской культуры. Нет должной правовой защиты смерти, умирания. Неправильный, несопровождаемый уход из жизни, уход на койке реанимационного отделения, бессмысленная борьба за жизнь до последнего вздоха и после него — выдают страх толпы обывателей перед смертью как основу сегодняшней цивилизации. Человек как житель вечности не вмещается современным миром, лишается права на правильную смерть и тем неизмеримо травмируется в своем бытии.

Смерть это путь. Превратить этот путь в путь спасения — дело религий. Наличие смерти и посмертного существования диктует необходимость быть готовым к смерти (уметь умирать) и быть достойным лучшей посмертной доли. Проблема наличия в человеке сущности, инвариантной к метаморфозам его рождения и смерти, проблема природы этой сущности, построение и реализация путей и задач ее спасения — все это адресуется религиозным доктринам, которые должны построением пути индивидуально-человеческого, этнического и общечеловеческого спасения уравновесить активное участие человека в реализации стратегии космического самоопределения родового человека.

Великая проблема для человека, в его приобщенности к той или иной религии, заключается в том, что НЕТ ЛОЖНЫХ РЕЛИГИЙ. РЕЛИГИЯ, ВЫДЕРЖАВШАЯ ИСПЫТАНИЕ ВРЕМЕНЕМ (СТОЛЕТИЯМИ, ТЫСЯЧЕЛЕТИЯМИ) — ВЫШЕ ИСТИНЫ, ОНА СОЗДАЕТ РЕАЛЬНОСТЬ, СООТВЕТСТВУЮЩУЮ СЕБЕ, СОЗДАЕТ И ИСТИНЫ. Истина, доступная опытной человеческой проверке, послушно следует за построениями религиозных доктрин, в тех обществах, где эта религия исторически длительно культурно доминирует. За истиной следует и сама реальность, там, где общество не расколото по вере. В Европе первична победа Реформации, раскол церкви, и вторична — истинность гелиоцентричной модели Коперника, его победа над геоцентричной моделью Птолемея.

Отсутствие ложных религиозных доктрин означает построение себе судьбы и миров посмертного существования в соответствии с исповедуемой религией, которая не только определяет, но и делает действительными эти миры и судьбы, совокупной мощью живых и умерших верящих душ. Жизнь на земле парадоксальным образом уподобляется церковью неистинной жизни, жизни во сне, а подлинная жизнь наступает после смерти человека. Мы полагаем необходимым «помнить о смерти» и готовиться к ней, следуя путем спасения, предложенным верой наших отцов. Но мы полагаем также необходимым «помнить о жизни» и принять на себя бытийный вызов, бросаемый самим фактом нашего существования в отчужденном, агрессивном, но неотторжимом от нас мире.