Рождение Клиники - Фуко Мишель. Страница 58

Эта ликвидация онтологии лихорадки, вместе с допущенными ошибками (в эпоху, когда различие между менингитом и тифом уже начало ясно отмечаться), есть наиболее известный элемент анализа. На самом деле, в общей экономике анализа она не более чем негативная копия позитивного и более тонкого элемента: идеи медицинского метода (анатомического или, в особенности, физиологического), примененного к органическому страданию. Необходимо "позаимствовать у физиологии харак

______________

1 Broussais, Catechisme de la Medecine phisiotogiste (Paris, 1824), p. 28--30.

2 Examen des doctrines (1821), t. II, p. 399.

3 Это выражение содержится в ответе Brousais к Fodere (Histoire de quelques doctrines medicales), Journal universel des Sciences medicates, t. XXIV.

286

терные черты болезни и распутать с помощью научного анализа всегда запутанные кризы страдающих органов"1. Эта медицина страдающих органов содержит три момента:

1. Установить, какой орган страдает, что происходит, начиная с манифестации симптомов при условии выяснения "всех органов, всех тканей, образующих средства сообщения, с помощью которых эти органы объединены между собой, и изменений, которые модификации одного органа производят в других".

2. "Объяснить, как Орган становится страдающим", начиная с внешнего агента и придерживаясь основного факта, что раздражение может вызвать гиперактивность, или, напротив, функциональную астению, и что "почти всегда эти два изменения существуют одновременно в нашей экономике" (под действием холода активность любой секреции уменьшается, а легких -- увеличивается).

3. "Указать, что необходимо сделать, чтобы остановить страдание"; то есть устранить причину (холод при пневмонии), но также устранить "эффекты, которые не исчезают, когда причина не перестает действовать" (гиперемия крови поддерживает раздражение в легких при пневмонии)2.

В критике медицинской "онтологии" понятие органического страдания идет, без сомнения, куда дальше и глубже, чем понятие раздражения. Оно дополнительно содержит абстрактную концептуализацию: универсальность, которая ему позволила, все объясняя, создавать для взгляда, направленного на организм, последний экран абстракции. Понятие

_________________

1 Brousais, Examen de la doctrine (Paris, 1816), preface.

2 Examen des doctrines (1821),p. 52--55. 'B текст L'influance des medecins phisiologistes (1832) Бруссе добавляет между 2 и 3 указанием определение воздействия одного страдающего органа на другой.

287

"страдания" органов содержит лишь идею связи органа с агентом или местом страдания, как реакции на поражение, либо как ненормального функционирования, либо как нарушающего действия пораженного элемента на другие органы. Отныне медицинский взгляд будет направлен только на пространство, заполненное формами сочетания органов. Пространство болезни, без остатка и смещения, есть то же самое, что пространство организма. Воспринимать болезнь -- есть некоторый способ воспринимать тело.

Медицина болезни Исчерпала свое время; начинается медицина патологических реакций, структуры опыта, которая доминировала в XIX веке, вплоть до определенного момента XX века, так как, не без некоторой методологической модификации, медицина патогенных агентов будет под нее подогнана.

Можно оставить в стороне бесконечные дискуссии, в которых приверженцы Бруссе спорили с последними сторонниками Пинеля. Патоанатомические исследования, выполненные Пети и Серром по проблеме кишечно-брыжеечной лихорадки1, различие, установленное Каффином между температурными симптомами и мнимыми фебрильными болезнями2, работы Лаллеманда по острому церебральному поражению3, и, наконец, Трактат Буйо, посвященный "так называемым летучим лихорадкам"4, мало-помалу вывели за границу проблемы само то, что продолжало питать полемику. Она закончилась, замолкнув. Шо

__________________

1 М.-А. Petit et Serres, Traite de la fievre entero-mesenterique (Paris, 1813).

2 Caffin, Traite analytique des fievres essentielles (Paris, 1811).

3 Lallemand, Recherches anatomo-pathologiques sur I 'encephale (Paris, 1820).

4 Bouillard. Traite clinique et experimental des fievre dites essentielles (Paris, 1826).

288

мель, который в 1821 году подтверждал существование генерализованных лихорадок без поражения, в 1834 году совершенно признал их органическую локализацию1. Андрал посвятил том своей Медицинской клиники в первом издании классу лихорадок, во втором -- отнес их к внутренним плевритам и плевритам нервных центров2.

Тем не менее, вплоть до его последнего дня, Бруссе атаковали со страстью, и после смерти его дискредитация не прекратилась. По-другому и не могло быть. Бруссе не удалось бы обойти идею летучих болезней иным образом, чем посредством экстраординарно высокой цены: ему следовало перевооружить старую, столь раскритикованную идею (из-за особенностей патологической анатомии) симпатических отношений. Он должен был вернуться к галеновской концепции раздражения; он сосредоточился на патологическом монизме, напоминавшем Брауна, и снова ввел в действие, в логике своей системы, старые практики лечения. Все эти возвращения были эпистемологически необходимы, чтобы в своей чистоте появилась медицина органов, и чтобы медицинское восприятие освободилось от всех нозологических предубеждений. Но благодаря тому же факту, она рисковала затеряться разом в разнообразии феноменов и однородности процесса. Между монотонным раздражением и бесконечной яростью "кризисов страдающих органов" восприятие колеблется, прежде чем зафиксировать неизбежный порядок, где образуются все особенности: ланцет и пиявка.

______________

1 Chomel, Traite desfievres et des maladies pestilentielles (1821), Leсons sur la fievre typhoide (1834).

2 Andral, Clinique medicale (Paris, 1823-1827,4 vol). Анекдот рассказывает, что Пинель в последнем издании Нозологии хотел исключить класс лихорадок, но издатель помешал ему это сделать.

289

Все было обоснованным в неистовых атаках, которые современники Бруссе организовывали против него. Но не все: то клинико-анатомическое восприятие, наконец обретенное в своей полноте и способное само себя контролировать, именем которого они обосновывали свои выступления против Бруссе, было обязано или по крайней мере должно было быть обязано окончательной формой равновесия его "физиологической медицине". Все у Бруссе противоречило тому, что наблюдалось в его эпоху, но он зафиксировал для своей эпохи последний элемент способа видения. Начиная с 1816 года, глаз врача мог адресоваться организму больного. Историческое и конкретное a priori нового медицинского взгляда завершило свое формирование.

Расшифровка структур лишь реабилитирует. Но поскольку в наши дни еще существуют врачи и другие специалисты, надеющиеся создать историю, сочиняя биографии, распределяя в них заслуги, -- вот для них текст одного врача, который не был совсем уж невежественным: "Публикация Обзора медицинской доктрины есть одно из этих важнейших событий, летопись которых надолго сохранит память... Медицинская революция, основания которой заложил М. Бруссе в 1816 году, является, бесспорно, самой значительной из того, что медицина испытала в новые времена"1.

__________________

1 Bouillaud, Traite des fievres dites essentielles (Paris, 1826),

p. 13.

Заключение

Книга, которая только что прочитана, является, наряду с другими, эссе о методе в области столь смутной, столь мало и столь плохо структурированной как история идей.

Ее историческое обоснование очень ограничено, поскольку в целом она трактует развитие медицинского наблюдения и его методы на протяжении едва ли полувека. Речь, тем не менее, идет об одном из тех периодов, которые обрисовывают неизгладимый хронологический порог: момент, когда страдание, контрприрода, смерть, короче, вся мрачная глубина болезни выходит на свет, то есть разом освещается и рассеивается как ночь в глубоком, видимом и прочном, закрытом, но доступном пространстве человеческого тела. То, что было фундаментально невидимым, необходимо предъявляет себя ясности взгляда, в своем внешнем проявлении, столь простом, столь непосредственном, что оно кажется естественным вознаграждением за лучше выполненный эксперимент. Складывается впечатление, что впервые за тысячелетия врачи, свободные, наконец, от теорий и химер, согласились приступить в чистоте непредвзятого взгляда к самому объекту их опыта. Но необходимо развернуть анализ: изменились именно формы наблюдаемого. Новый медицинский дух, который, без сомнения, абсолютно связно засвидетельствовал Биша, не был предписан порядку психологического и эпистемологического очищения. Он есть не что иное, как эпистемологическая реорганизация болезни или пределов видимого и невидимого, следующих новому плану. Пропасть под болезнью, самая бывшая ею, внезапно обнаруживается в свете языка -- этот свет, без сомнения,