Франциск Ассизский - Мережковский Дмитрий Сергеевич. Страница 6

Так, неподвижная ось, на которой все в Боге и в мире движется: Три, а всего мирового движения последняя цель: Свобода.

Вся эта музыка символов ничего, конечно, не скажет тому, у кого не было соответственного религиозного опыта, хотя бы только в первой точке его; но у кого он был, для того она внятна, как родной язык на чужбине или далекого друга во сне услышанный зов.

К Сыну может привести только Отец; к Духу — только Сын: вот почему Третье Царство — Духа есть вечное дело Сына, в Духе — «Вечное Евангелие», Evangelium Aeternum, — то самое, которое и мы читаем, — но уже возвещаемое не только в слове, а в слове и в деле. Сказанное Евангелие — «временное»; сделанное — «вечное». То — все еще только мертвая буква, Закон; это — Дух Живой — Свобода; [35] «то претворяется в это, как на браке в Кане Галилейской, вода — в вино». [36]

«Двух Заветов, первого и второго, согласие несомненно, — учит Иоахим, — потому что вывод из обоих — одно разумение (откровение) Духа Святого». [37] «Третий Завет, исходящий от двух первых, как Дух исходит от Отца и Сына, и есть Вечное Евангелие», уже «не Церкви, а Царства, Evangelium Regni, то самое, что возвестил Иисус». [38]

Царство Божие только на земле исполняется, в Ветхом Завете Отца, в иудействе; в Новом Завете Сына, в христианстве, — исполняется Царство Божие только на небе; а в будущем Завете Духа исполнится оно «на земле, как на небе». Вечная молитва Сына в Духе: «Да будет воля Твоя и на земле, как на небе», — и есть «Вечное Евангелие Духа Святого», Evangelium Spiriti Santci. [39]

Только два Лица Божия — Сын и Отец увидены христианством во временном, историческом, известном нам Евангелии, а в неизвестном, апокалипсическом, Вечном, — увидены будут все три Лица: Отец, Сын и Дух.

Когда Господь заповедал ученикам в последнем на земле сказанном слове: идите, научите все народы, крестя их во имя Отца, Сына и Духа Святого (Мт. 28, 19), — Он заповедал им благовествовать не временное Евангелие — Двух, а Вечное — Трех.

Ближе всего к нам и легче всего мог бы нами понят Иоахим в ответе на то, что мы называем так плоско и недостаточно, потому что нерелигиозно, «социальной проблемой». За семь веков до нас понял он то, чего и в наши дни почти никто не понимает, — что страшный узел «социального неравенства», который именно в наши дни грозит, затянувшись в мертвую петлю, задушить человечество, может быть развязан уже не в христианстве, как все еще многие христиане думают, а в том, что за христианством, — в «Третьем Завете».

В личном спасении, в правде о человеке, — главная сила святости христианской, Новозаветной, а Третьезаветной — в правде о человечестве, в спасении общественном. «Вся жизнь Града Божия будет общинной, socialis», — мог бы согласиться с Августином Иоахим. Общество человеческое строится в Третьем Завете по образу того, что св. Тереза Испанская называет «Божественным Обществом», — Троицы: сплавить все металлы человеческие — церкви, государства, народы, сословия («классы», по-нашему) — в один нужный для царства Божия, сплав все та же молния — Три.

Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я — в Тебе, так они да будут в Нас едино (Ио. 17, 21).

Только в Третьем Царстве, Духа, совершится этот «великий переворот», — совсем, совсем иной качественно, чем тот, что мы называем «социальной революцией». Собственники — «богатые, великие, сильные мира сего, — учит Иоахим, — будут низвергнуты, а нищие, малые, слабые, возвышены… И увидят они, наконец, правосудие Божие, совершенное над их палачами и угнетателями руками неверных». [40]

Для Иоахима, так же как для Августина, «кто владеет лишним, — владеет чужим»; «частная собственность — закон человеческий, общая — закон божественный». Иоахим — такой же «противособственник», «общинник», «коммунист» во имя Христа, как Арнольд Брешианский, Пьетро Вальдо, св. Франциск Ассизский, — все «люди Духа», viri spirituales, XI–XII века, но с тою существенной разницей, что он один знает, что «этот великий переворот», который заменит частную собственность общею, совершится уже не в христианстве — «втором состоянии мира, водном», а в «третьем, огненном», ибо «небеса и земля, составленные из воды и водою… сберегаются огню, на день Суда» (II Птр. 3, 5–7).

Только тогда, после того «великого переворота», наступит покой субботний, — мир всего мира, всех войн конец, и воздвигнуто будет из новых камней, на развалинах старого «Града человеческого — диавольского („civitas hominum — civitas diaboli“, no Августину), тысячелетнее Царство Святых на земле». [41]

Ближе всего к нам и легче всего мог бы нами быть понят Иоахим и в ответе на вопрос о том, что мы называем тоже неверно и недостаточно, потому что слишком «вторично», «водно», а не «третично», «огненно», — «соединением Церквей».

За семь веков до нас понял Иоахим то, что, кажется, «последние христиане» наших дней начинают понимать или скоро начнут, — что христианство может быть спасено не одной из двух поместных Церквей, Восточной или Западной, и не одной из бесчисленных церквей, в Протестантстве-Реформации, а только единою Вселенскою Церковью, потому что вся нисходящая за второе тысячелетие линия христианства есть не что иное, как медленный провал в пустоты, зазиявшие после Разделения Церквей.

«Нынешняя Римская Церковь, в своем земном владычестве, есть Вавилон», — говорит Иоахим теми же почти словами, как через полтораста-двести лет скажут Лютер и Кальвин. [42] Нынешние прелаты Римской Церкви, «друзья богатых и союзники сильных мира сего, истинные члены синагоги сатанинской, возвещают и готовят пришествие Антихриста». [43] — «В Риме уже родился Антихрист и скоро воссядет на престол римского первосвященника». [44] — «Нынешнее состояние Церкви должно измениться, commutandum est status iste Ecclesiae». [45] Дни Римской церкви сочтены: так же, как новый Град Божий — на развалинах старого Града Человеческого, «воздвигнута будет и новая Вселенская Церковь, на развалинах старой Церкви Петра». [46] Дышит Дух уже и сейчас в Церкви Восточной и влечет ее к Западной. Когда же обе поместные Церкви соединятся в одну, Вселенскую, то «войдут в нее Иудеи, войдут и язычники», да будет воистину «един Пастырь и едино стадо», а не так, как теперь, — множество стад и пастырей множество. [47]

Вместо «Церкви священников» будет «царство Святых». Старое священство Петра уступит место новому, ибо «все наследие Петра перейдет к Иоанну». [48]

«Будут ли римские первосвященники скорбеть о своем упразднении?.. Будут ли противиться тому, чтобы частное (поместное) совершенство, Церкви, particularis perfectio, заменилось общим, вселенским, universalis?» [49] Будет ли Петр противиться Иоанну? «Да не будет, да не будет, да не будет, сего! Absit, absit, absit hoc!» — заклинает Иоахим в вещем ужасе возможное столкновение бывшей Церкви с будущей, Петра с Иоанном; [50] но не заклянет: около 1250 года, того самого, который предсказывал Иоахим, как роковой для Церкви и мира «апокалипсический», — произойдет первое столкновение, а второе — через три века, в Протестантстве Реформации.