Социальная психология и история - Поршнев Борис Федорович. Страница 20

“Мы” стало универсальной психологической формой самосознания всякой общности людей. Но “мы” все-таки всегда подразумевает противопоставление каким-либо — то определенным, то неопределенным — “они”.

Прошли долгие тысячелетия, прежде чем впервые пробудилась мысль, что “мы” может совпадать со всем человечеством и, следовательно, не противостоять никакому “они”.

Общности

Социальная психология, как видим, имеет полное право пользоваться понятиями “общность”, “коллектив”, “группа”, не переставая от этого быть психологией.

Более того, социальная психология начинается именно с абстрагирования научной мыслью общности как таковой от бесконечного многообразия — простой единицы, отдельной клетки и т.д. Общая теория социальной психологии и является не чем иным, как всесторонним психологическим анализом этого центрального понятия — понятия общности.

Но прежде чем говорить дальше о субъективной стороне, надо отдать себе отчет, что по объективному общественному наполнению, по характеру и типу существовало и существует в жизни людей необозримое число всяких общностей. Могут быть общности большей или меньшей численности — от двух человек до огромных наций, народов, классов, союзов народов или классов. Могут быть общности более или менее долговременные, т.е. имеющие устойчивую экономическую и историческую основу, и кратковременные, даже эфемерные. Между теми и другими множество переходных ступеней. Общности могут охватывать территорию от очень большой до очень малой, а также быть экстерриториальными. Общности могут быть более плотными и более дисперсными, т.е. члены общности могут быть рассеяны среди других людей. Отношения между общностями могут иметь диапазон от полного антагонизма, открытой вражды, вплоть до дружеского соревнования как формы взаимопомощи.

Отдельный индивид может одновременно быть членом общности разного типа и порядка. Скажем, какой-либо человек является гражданином СССР и принадлежит к той или иной нации, является членом рабочего класса, членом партии и профсоюза, членом семьи, членом клуба или кружка, членом добровольного общества, участником какого-либо международного движения или сообщества, сочленом компании приятелей, в какой-то момент может оказаться членом толпы на стадионе, на митинге, быть участником какой-либо демонстрации, быть одним из сидящих в зрительном зале или аудитории, участвующих в экскурсии или походе и т.д. Лишь в некоторых видах общностей тот же человек не может состоять одновременно: в разных антагонистических классах или антагонистических социальных системах и др.

Этот беглый перечень показывает, что мы находимся перед лицом бесконечного многообразия человеческих общностей, включая самые нестойкие и мимолетные, в котором тонет и погибает буржуазная психологическая социология и социальная психология. Все общности у буржуазных социологов попадают в один ряд. Более того, на первом месте в модной “социометрии” оказываются самые эфемерные общности — два-три человека, связанные всего лишь некоторой взаимной симпатией, взаимным общением или притяжением. На первый взгляд эта “микросоциология” открывает заманчивые перспективы статистической обработки массовых анкетных сведений и тем самым — надежных выводов. Но на деле обобщать тут почти нечего, и урожай собирается самый бедный.

Эту социальную психологию “малых групп”, точнее “микрогрупп”, даже не совсем правильно называть социальной психологией: для нее общность является не исходным объектом исследования, а продуктом чисто личностной психологии; эта школа полностью в плену психологии личности. Ее исходный пункт: каждый человек по каким-то причинам, не касающимся науки или объясняющимся его индивидуальным бессознательным и сознательным развитием, тяготеет к одним людям, избегает общения с другими. На XVIII международном конгрессе психологов в Москве в 1966 г. Дж. Морено провозгласил, что тем самым ему впервые удалось открыть реальность “общества”. Социология стала наукой! При всех прежних подходах “общество” оставалось фикцией, ибо реально налицо были лишь те или иные количества индивидов. Но вот, видите ли, в душе индивида обнаружено свойство предпочитать одних людей и избегать других. Вот он, субстрат общества! Практическая, утилитарная сторона этой новой науки обнаруживается при изучении различных навязанных жизнью малых общностей, в которых человек оказывается. Специальной методикой изучается, в какой мере состав этих реальных групп совпадает или не совпадает с чисто психической группировкой людей по склонностям каждого данного индивида. Школа микросоциологии предлагает свои услуги предпринимателям при формировании бригад рабочих, военному командованию при подборе личного состава рот, спортивным тренерам при комплектовании команд и т.д. Печатная продукция этого направления огромна. Но теоретическое основание совершенно несуразно. В самом деле, какова же, говоря обобщенно, теоретически, основа избирательности чувств индивида по отношению к окружающим? При всей сложности каждого частного случая, в основе действует примеривание на образец. Среди ряда лиц одно мне показалось чем-то более близким, нежели другие: оно вызвало во мне хотя бы отдаленную ассоциацию с чем-то своим. Выбор партнера или компаньона может произойти благодаря обнаружению общей системы ценностей, общего предпочтения каких-либо манер и повадок и т.п. Бывает и более сложный ход чувств: в другом поражает его отличие, особость (в том числе во внешности) и возникает интенсивное желание превратить его из “он” (“она”) в “ты”, т.е. включить его в свое “мы”, которому он так явно противостоит. Дружба и любовь часто возникают и этим вторым путем — конъюгации “мы” и “они”. Выходит, предпочтение кого-либо — не иррациональное первоначало социальной психологии. Оно не беспричинно и ведет не в недоступные глубины личности. Среди окружающих людей мы смутно ассоциируем одних с чем-либо “нашим”, других — с чем-либо “чужим”, “чуждым”. Следовательно, эти категории для социальной психологии первичнее.

Точно так же социальная психология не может принимать за элементарные и первичные те общности, которые носят характер чисто психических сцеплений без всякого объективного общественно-экономического постамента.

Идеализм — основа тезиса о самодостаточности таких психических сцеплений. Материализм вовсе не должен отрицать ни этого многообразия общностей, ни того, что иные из них носят чисто психологический характер. Со всей силой материализм обязан подчеркнуть лишь то, что устойчивыми, длительными, исторически весомыми оказываются только те из бесчисленных намечающихся общностей, которым соответствуют объективные, материальные тенденции экономического развития, классовой борьбы и уходящей в нее корнями общественно-политической жизни.

При таком понимании постоянное возникновение и исчезновение всяческих иных, чисто психологических или преимущественно психологических общностей и коллективов служило и служит в истории всего лишь разведывающим механизмом стихийного развития. Исторический материализм отнюдь не утверждает, что психологические явления в общественной жизни обязательно запаздывают по отношению к уже совершившимся экономическим и социальным изменениям, а затем уже раньше или позже их отражают. Возникновение новых и новых мимолетных социально-психологических образований не более противоречит материализму, чем в физиологии высшей нервной деятельности активно-ориентировочное поведение, поведение по принципу “проб и ошибок” и т.п. Современная научная физиология вовсе не считает, что организм животного осуществляет только действия, получающие подкрепление из внешней среды, подтвержденные явной биологической целесообразностью. Он ведет и непрерывную разведку, непрерывный поиск, причем весьма расточительный, ибо без этого и набор целесообразных реакций не смог бы меняться ни с изменением среды, ни с изменением организма. Наличие такого опережающего и разведывающего аппарата ничуть не противоречит принципу детерминизма. Напротив, он помогает понимать, как из множества движений животного закрепляются, избирательно становятся условными рефлексами и навыками те, которые отвечают строгой причинной закономерности.