Пороги сновидения - Ксендзюк Алексей Петрович. Страница 34

Визуальное не-делание осуществляется проще всего. Это связано с исключительной плотностью информационного потока, получаемого человеком через зрение, высокой степенью его дискретности и множеством качественных и иных характеристик, образующих богатое поле «сделанных» связей между ними.

Если говорить обобщенно, визуальное не-делание пользуется двумя приемами («зацепками» для внимания): а) слиянием дискретных элементов, б) нестандартным разделением их. И первое, и второе может выражать себя в великом множестве вариаций. Следует иметь в виду, что по отдельности эти приемы недостаточно эффективны: ими надо пользоваться либо поочередно, либо одновременно. «Слияние» дискретов воспринимаемого поля в чистом виде ведет к пассивизации тоналя и на фоне хорошего бодрствующего тонуса вызывает нирваноподобное состояние — погруженность в бессмысленное созерцание. Достаточно небольшого утомления, и созерцатель легко соскальзывает в привычное забвение, мало чем отличное от самонавеянного сна.

Наоборот, нестандартное разделение пучков сенсорных сигналов провоцирует тональное творчество и может перейти из не-делания в галлюциноз. Такие переживания забавны и увлекательны, но в конечном счете они тоже погружают созерцателя в забвение — только активное, подобное привычному забвению обыкновенного человека, отождествленного с рабочим описанием мира, в котором живет социум.

Сновидящий нуждается в третьем типе не-делания, где слияние и разделение работают совместно. Рассмотрим самые простые процедуры, на которых основывается визуальное не-делание.

1. «Плоскость». Как известно, сетчатка человеческого глаза является внутренней поверхностью дна глазного яблока. Иными словами, это — плоскость (если игнорировать ее нормальную кривизну). Не надо быть физиологом, чтобы понять очевидное — любая картинка проецируется на эту условную «плоскость», и только специальное «делание» превращает плоское изображение в объемное. Где именно возникает объем, физиолог не знает, а нейрологические и психологические модели до сих пор остаются гипотезами.

Это «делание» гораздо сложнее, чем может показаться. Это отнюдь не только и не столько оптический эффект, вызванный совмещением изображений, поступающих из двух глаз одновременно. И в этом легко убедиться. Попробуйте закрыть один глаз — визуальное поле не утратит объемность, как следовало ожидать. Лишь в непривычных («не-узнаваемых») ситуациях одноглазый человек совершает ошибки, оценивая пространственную перспективу. «Объем» видимого создается сложным взаимодействием гештальтов и интерпретацией этих взаимодействий. Это и есть делание.

Попробуйте восстановить реальную плоскость воображаемого зрительного объема. Используйте любую пару предметов, поставив их на разное расстояние от глаз. Один — близко, другой — далеко. И уберите «перспективу». Как правило, экспериментатор почти мгновенно сталкивается с внутренним сопротивлением неясной природы. Следуя стереотипу, он пытается напрягать зрение, разводить (сводить) глазные оси, щурится или, наоборот, раскрывает глаза как можно шире. Но все безуспешно: далекое остается далеким, близкое — близким. И только перешагнув через некоторый барьер, испытатель одним скачком вдруг попадает в «плоское место».

Забавно, что мы далеко не всегда понимаем, почему упражнение удалось. Ведь процессу не-делания нет места в инвентаризационном списке тоналя (процессу делания тоже, он сливается с продуктом делания и сам по себе не осознается). Что же случилось? Мы на мгновение «забыли» семантику созерцаемых объектов (ваза, часы, лампа, чашка и т. д.), а вместе с семантикой объекта утратили смысл его границы, разделившие объект и фон, расстояние и т. д. Удивительная, хоть и очевидная вещь! Пространство, перспектива существует вместе со значением воспринимаемого предмета (явления, процесса). Психология давно зафиксировала эту любопытную закономерность: ошибки в восприятии перспективы (в оценке расстояния) чаще всего происходят именно тогда, когда мы неверно идентифицируем наблюдаемый объект. Достаточно принять круглый фонарь за луну, и ваше восприятие мгновенно «помещает» его на небосвод, т. е. удаляет на огромное расстояние от наблюдателя. И наоборот — если вы вдруг решили, что луна — это фонарь, источник света чудесным образом приближается.

Как видите, не-делание (как и делание) — интегральное явление. Крайне трудно не-делать только избранный аспект описания мира (расстояние, цвет, форму, яркость и т. д.). Согласованность тональных интерпретаций всегда стремится исчерпать все поле опыта. Вот почему любое не-делание ведет практика к переживанию семантического вакуума — чаще всего, локальным образом, в малых объемах и фрагментах опыта, но этого достаточно для проникновения осознания в Реальность.

О механизме этого процесса можно рассуждать долго и подробно, но в данном случае важно лишь одно — навык дистанцирования от семантики восприятия становится частью опыта осознания и переносится вместе с ним в сновидение, где 99 % организованной перцепции — чистое «делание», опирающееся на собственные мысли, воспоминания, мечты, желания и фантазию. Задача сновидящего нагуалиста — разоблачить эти 99 % и вплотную заняться «остатком». Если вы никогда не переживали наяву опыт семантического вакуума, этого никогда не добиться.

2. «Перспектива». Операциональный смысл этой процедуры не-делания прямо противоположен предыдущему. Здесь наблюдатель создает объем там, где его тональ привычно делает плоскость.

Сразу заметьте, что это упражнение не имеет ничего общего со стереоскопическими иллюзиями, которые возникают при созерцании двух картинок, совмещенных с помощью оптического прибора или сведения глазных осей. В популярных книгах по зрительному восприятию можно найти иллюстрации с подобными изображениями (две разноцветные фигуры — кружки, квадраты и т. п., два образа, отличающиеся друг от друга углом проекции и т. д.). Если свести или развести глаза, можно наложить рисунки друг на друга, в результате чего возникает эффект глубины, перспективы, объема.

Хотя этот эффект демонстрирует нам психофизиологический механизм восприятия объема (важный аспект тонального делания), сам по себе он не представляет психотехнической ценности. Его сущность — провокация рефлекса, а перцептивное не-делание всегда есть результат преодоление рефлекса. Подлинное не-делание осуществляется при помощи одного-единственного инструмента — внимания. Этот инструмент должен проявить свою силу в противостоянии автоматическим паттернам и гештальтам, навязчивым шаблонам, прилагаемым к данному нам материалу восприятия.

Лучше всего работать с сенсорными сигналами, которые тональ не рассматривает как условность, не с картиной или фотографией, а с объектами, чья семантика неоспорима. Замечательный пример такого объекта — тени. Недаром именно их использует дон Хуан, обучая Карлоса процедуре не-делания. Тени — безусловно плоские фигуры, но при этом их отбрасывают объемные тела, и в этом уже заключен неявный семантический парадокс для тоналя. Кроме того, тени не имеют самостоятельного смысла, пребывают на периферии описания и в нормальной ситуации никогда не становятся предметом исследующего внимания для воспринимающего аппарата. Таким образом, созерцание теней вызывает целый комплекс когнитивных диссонансов, что усиливает эффективность не-делания.

Но есть и другие объекты, вполне подходящие для этой работы. Трещины на поверхности скалы, естественные узоры, блики и пятна на плоскости, — словом, любые неоднородности, которые автоматически воспринимаются как нечто, по природе своей не имеющее объема.

Если практик уже имеет опыт перцептивного не-делания, он может использовать даже условные изображения — картину, фотографию и т. п. Вообще, когда навык сформирован, зацепкой для не-делающего усилия становится любой пучок сенсорных сигналов.

Допустим, вы выбираете для созерцания трещину в стене. Вы знаете, что трещина неразрывно связана со стеной, что это деталь предъявленного восприятию объекта. Это знание заставляет вас видеть ее так, как положено по законам описания. Однако, если вы забудете, что трещина — это трещина, на какой-то миг она превратится в перцептивную неопределенность.