Немецкая классическая философия религии - Пушкарева М. А.. Страница 50

При рассмотрении "чувства зависимости" Фейербах считает целесообразным согласиться с выводом атеистов прошлого: фундаментальной религиогенной эмоцией является страх. Но он делает следующую оговорку: "Я существенно отличаюсь от прежних атеистов... именно тем, что я беру для объяснения религии не только отрицательные, но и положительные мотивы, не только невежество и страх, но и чувства, противоположные страху, - положительные чувства радости, любви, благодарности, любви и почитания" (Там же. - С. 523-525). Однако, как верно замечает В.Н. Кузнецов, "он явно не учитывал произведённого Гольбахом анализа всего спектра эмоций, свойственных религиозному сознанию, не рассмотрев также вывод этого анализа о том, что хотя позитивные эмоции и неотделимы от этого сознания, они в отличие от негативных не имеют религиогенного значения, т.е. не способствуют порождению веры в бога, а лишь сопровождают её" (Кузнецов В.Н. Немецкая классическая философия второй половины XVIII - начала XIX века. - С. 417). К этому следует добавить то весьма существенное наблюдение, которое внёс в данный вопрос экзистенциализм. Так, уже Кьеркегор ввёл различение "страха-тоски" как неопределённого, безотчётного, "метафизического" и "страха-боязни". Страх, говорил он, двусмыслен по самой своей сущности. Такой языковой оборот, как "сладкий ужас", обнаруживает двойственный характер данного духовного явления. Переживание этой разновидности страха можно наблюдать у детей. У них "этот страх обнаруживается более определённо, как тяготение к приключениям, к ужасному, загадочному. Тот факт, что есть дети, лишённые такого тяготения, ничего не доказывает; ведь и у животных его нет, и, чем меньше развит дух, тем меньше страх... " (Kierkegaard S. Der Begriff Angst. - Berlin, 1965. - S. 41).

Усмотрение основы религии в "чувстве зависимости" постепенно привело Фейербаха к той мысли, что "только своим объединением с другими людьми в общине человек приходит к разграничению своей сущности от природы и, следовательно, к богу, отличному от природы..." (Фейербах Л. Избранные философские произведения: В 2-х т.: Т. 2. - С. 456-457). Но общественная жизнь понимается им довольно узко, хотя и интересно. Общество начинается там, где есть два человека, связанных чувством любви. Фейербах удовлетворяется именно этой "диадой", которая, по его убеждению, уже в достаточной мере реализует цельное человеческое бытие, к которому стремится каждый человек.

Возражая Фейербаху, необходимо отметить, что любовь несомненно, как космическая потенция, пронизывает собой всю сферу межличностных отношений. Однако человек иногда бежит от любви, поскольку наибольшую склонность к чрезмерности имеет как раз она (См. мою книгу "Идея метакритики "чистой" любви (Философское введение в проблему соотношения диалектики и метафизики). - Издание Башкирск.университета /Уфа, 2001. - С. 5). Человек не должен делать этот мир до конца состоящим из одной любви; в противном случае это противоречило бы его свободе. Поэтому Сартр далеко не случайно говорит следующее: "Любовь есть абсолют, вечно превращаемый другими в нечто относительное" (См: Sartre J.-P. L'etre et le Neant. - P., 1948. - P. 445).

Критикуя Шеллинга, Фейербах в письмах к Христиану Каппу (от 14 февраля 1843 и 5 февраля 1844) характеризует его философию откровения как "бесстыдную чепуху" и потому содержащую в себе "откровение всего, в том числе и раннего Шеллинга" (См.: L. Feuerbach. Samtl. Werke. Aufgrund der von Wilhelm Bolin und Friedrich Jodl besorgten Ausgabe neu hg. und erweitert von Hans-Martin Sass, Bde. XII-XIII (=Ausgewahlte Briefe), Stuttgart-Bad Cannstatt 1964, XIII, 129/30 und 132). Фейербах обращается к христианской троице. Он пишет, что "тайна троицы есть тайна общественной, совместной жизни - тайна Я и Ты" (Фейербах Л. Избранные философские произведения. Там же. - С. 337).

Переход от человеческой диады "Я - Ты" к Божественному триединству Триединству Отца, Сына и Святого Духа - Фейербах представляет следующим образом: "Бог-отец - это "Я", бог-сын - "Ты". "Я" - это рассудок, "Ты" любовь. Любовь в связи с рассудком и рассудок в связи с любовью образуют впервые дух, а дух есть цельный человек". Искусственность этого стремления увидеть в христианской "Троице" религиозный образ общественной сути человеческого бытия в какой-то мере отражена тем его признанием, что "понятие общения", усматриваемое им в качестве антропо-социальной "тайны" в "святом духе", "довольно нелепо воплощается ... в особом, личном существе" (См.: Там же. - С. 99).

Если основной корень религии, по Фейербаху, заключён "в чувстве зависимости от природы", то "цель религии" - "упразднение этой зависимости, освобождение от природы", от всего того, что в природе является неблагоприятным для существования человека (См.: Там же. - С. 448).

Фейербах считает, что "предпосылка религии заключается в противоположности или противоречии между хотением и умением, между желанием и исполнением, между намерением и осуществлением, между представлением и действительностью..." (Там же. - С. 819). Вера в Бога, развивает он свою мысль, рождается в условиях, когда сами люди оказываются бессильными обеспечить себя жизненными благами и страдают от их отсутствия. В этом смысле боги - это "реализованные желания" людей. Сущность богов есть "не что иное как сущность желания" (См.: Там же. - С. 487).

Обратим внимание на тот момент, что, начиная с "Сущности христианства" Фейербах обращается к воображению человека как к тому конкретному психологическому "механизму", который продуцирует Божественные образы. В религиозной вере в "чудеса" он видит выражение "волшебной силы фантазии", которая "исполняет все желания сердца". По словам Фейербаха, "в чудесах даёт себя чувственно знать сущность религии", причём как и религия в целом, "чудо есть дело не только чувства и фантазии, но и воли, стремления к счастью" (См.: Там же. - С. 771). Однако христианская философия настороженно относится к "чуду" ("чудеса", свершённые Иисусом, можно пересчитать по пальцам). Гегель также исходил из той мысли, что "чудо" по отношению к миру духовных явлений носит второстепенный характер. "Чудо, - писал он, - это власть лишь над природными связями и тем самым власть лишь над таким духом, который ограничен сознанием этих ограниченных связей" (Гегель Г.В.Ф. Философия религии. В 2-х т.: Т. 2. - М.: Мысль, 1977. - С 307-308). "Чем чаще происходят паранормальные явления ("чудеса"), - пишет А.Г. Садыкова, тем менее они - чудеса, тем более привычны, тем более подпадают под рубрику "так и должно быть"" (Садыкова А.Г. Категория реального, или естественного, чуда: проблема философской интерпретации. Авт-т дисс. канд. филос. наук. Уфа, 2001. - С. 15).

Согласно Фейербаху, основная цель культуры - "осуществить земное блаженство", тогда как проповедуемое христианством "небесное блаженство" понимается как достигаемое "только религиозной деятельностью" (Фейербах Л. Избранные философские произведения. В 2-х т.: Т. 1. - С. 253).

Итак, вместо христианства и философии гегелевского типа Фейербах предлагает программу "философии Человека". Согласно его концепции, Человек как "родовое начало", как сущность всех людей есть абсолютная ценность. При этом речь не идёт об отдельном человеке как вместилище всех достоинств. Речь идёт о Человеке, который, как таковой, бесконечно добр и умён. В человеке всё ценно. Его физическая (телесная) и психологическая жизнь не менее важны, чем разум. Сущность человеческая гармоничным образом являет себя в существовании. Высшее единство внешней и внутренней природы проявляется в моральном наполнении этой гармонии. Последняя реализуется в следующем законе: человек должен относиться к себе как к Богу, когда он видит Божественное в другом человеке. Видеть в другом, в "Ты" Божественное значит реализовать в собственном моральном сознании и праксисе главный стереотип религиозного отношения человека к Богу. Данный стереотип, взятый Фейербахом из христианской религии, заключается в любви к Богу. Именно любовь наделяется им высшим родовым смыслом. Это - любовь половая, включающая в себя и любовь к детям, т.е. к продолжению "Я" и "Ты". Многие современники отмечали, что у Фейербаха обычная простая заповедь любви к ближнему возводится в основной моральный закон (См.: Баллаев А.Б. Указ. соч. //История философии. Запад - Россия - Восток. Кн. 2. - С. 480).