Вечная философия - Хаксли Олдос. Страница 12

Мы наделены свободной волей и можем связывать свое существование либо исключительно с нашим «я» и его интересами, считая его независимым от Духа и трансцендентной божественной Основы (и в таком случае мы будем либо обреченно бездействовать, либо действовать жестоко), либо исключительно с божественным внутри нас (и в этом случае мы будем святыми), либо, наконец, со своим «я» в одни моменты и в одном контексте и с духовным не-я в другие моменты и в других контекстах (и тогда мы будем простыми людьми, слишком ориентированными на божественное, чтобы заблудиться окончательно, и слишком эгоистичными, чтобы достичь просветления и абсолютного спасения). Поскольку человеческую жажду можно полностью утолить лишь через постижение Бога в единении и поскольку психофизическая составляющая способна на огромное количество переживаний, мы вольны ассоциировать себя с практически безграничным количеством всевозможных объектов – с чревоугодническими наслаждениями, например, или с невоздержанным употреблением спиртного, или с чувственными пороками; с деньгами, властью и славой; с нашей семьей, которую мы рассматриваем как свою собственность или как продолжение и проекцию нас самих; с нашим имуществом, нашими увлечениями, нашими коллекциями; с нашими художественными или научными талантами; с какой-то определенной особенно дорогой нам областью знаний, с каким-то завораживающим «особым предметом»; с нашими профессиями, с нашими политическими партиями, с нашими религиями; с нашими болезнями и недугами; с нашими воспоминаниями об успехах и неудачах; с нашими надеждами, страхами, планами на будущее; и, наконец, с вечной реальностью, внутри которой и посредством которой существует все остальное. И конечно, мы вольны отождествлять себя с несколькими предметами – последовательно или одновременно. Отсюда и появляется потрясающе невероятное сочетание черт, создающих сложную личность. И потому человек может быть одновременно искуснейшим политиком и простаком, обманутым собственными речами, может питать пристрастие к выпивке и деньгам, и не менее сильное пристрастие к поэзии Джорджа Мередита, и к несовершеннолетним девочкам, и к своей матери, к скачкам, и детективам, и к благу своей страны – и одновременно с этим тихо бояться Геенны огненной, ненавидеть Спинозу и прилежно ходить в церковь каждое воскресенье. Человек, рожденный с одним психофизическим складом, будет стремиться отождествлять себя с одним набором увлечений и страстей, в то время как обладатель другого темперамента выберет для себя нечто совершенно иное. Но мы не обязаны идти на поводу у этих стремлений (которые могут быть необычайно сильными, если такими они были изначально заложены). Люди могут сопротивляться им и доказывают это на деле, могут отказаться идентифицировать себя с тем, что было бы для них очень легко и естественно. И они действительно так поступают и могут стать – и становятся – лучше, иногда при этом полностью преображаясь. В этом контексте короткая статья «Как ведут себя люди в кризис» (опубликованная в недавнем выпуске «Харпер мэгэзин») весьма показательна.

Молодой психиатр, который отвечал за медицинское наблюдение на пяти боевых миссиях Восьмой воздушной армии Англии, говорит, что в моменты сильного стресса и высокого уровня опасности люди реагируют одинаково, даже если их личностные качества сильно различаются. В ходе одной миссии, в которой он принимал участие, самолет «B-17» и его экипаж пострадали настолько сильно, что на выживание почти не было шансов. Он уже изучил личности членов экипажа «на земле» и обнаружил, что они представляют собой огромное разнообразие человеческих типов. Об их поведении в кризисной ситуации он писал следующее:

«Их реакции были поразительно схожи. Во время ожесточенного боя и в экстренных ситуациях, возникающих в его ходе, все они были тихи и точны при общении по внутренней связи и решительны в действии. Хвостовой стрелок, правый бортстрелок и штурман были тяжело ранены в бою, но все трое продолжали выполнять свои обязанности эффективно и без остановок. Все бремя экстренной ситуации легло на пилота, инженера и башенного стрелка, и все они действовали быстро, умело, эффективно, не растрачивая попусту движений. Бремя принятия решений во время и особенно после боя оставалось в основном на пилоте и во вторичных вопросах на втором пилоте и бомбардире. Решения, принимаемые быстро и осмотрительно, выполнялись безоговорочно и приводили к отличным результатам. В период, когда катастрофа могла произойти в любой момент, альтернативные планы действия составлялись четко и исключительно с ориентацией на безопасность всего экипажа. Все в тот момент были немногословны, ненавязчиво бодры и готовы ко всему. На протяжении всего времени ни разу экипажем не овладевали паралич, паника, спутанность мыслей, никто не принимал предвзятых или ошибочных решений, никто не пытался думать только о себе.

Из их поведения в тот момент никак нельзя было предположить, что вот этот человек отличался эмоциональной неустойчивостью, а тот был тихим, застенчивым, погруженным в себя мужчиной. Все они сохраняли внешнее спокойствие, ясность мысли, стремительность действий.

Такое поведение типично для членов команды, которые по своему опыту знают, что такое страх, и потому могут использовать его физиологические эффекты, не отвлекаясь на них; для людей, которые хорошо подготовлены, а потому могут четко управлять своими действиями, и которые верят в единую команду на уровне более высоком, чем просто личностный».

Таким образом, мы видим, что в момент кризиса каждый из этих молодых людей забыл свою собственную личность, выстроенную из унаследованных и приобретенных в процессе взросления свойств, что человек сопротивлялся непреодолимому обычно стремлению отождествлять себя с сиюминутной атмосферой, со своими личными желаниями и так далее – и что все они придерживались одинаковой, удивительно синхронной и заслуживающей восхищения линии поведения. Словно кризис и боевая подготовка к кризисным ситуациям подняли их над их различными личностями на единый, более высокий уровень.

Иногда самого по себе кризиса, без какой-либо предварительной подготовки, достаточно для того, чтобы человек забыл свое привычное «я» и стал на определенное время чем-то совершенно иным. Так, под влиянием стихийного бедствия совершенно неожиданно люди могут стать героями, мучениками, самоотверженными борцами за благо других. Очень часто подобные результаты дает близость смерти. Например, Сэмуэль Джонсон почти всю жизнь вел себя определенным образом, но в ходе своей последней болезни совершенно изменил свое поведение. Завораживающе сложная личность, которой восхищались шесть поколений поклонников Босуэлла, – образованный, неотесанный чревоугодник, добросердечный здоровяк, суеверный интеллектуал, убежденный христианин-фетишист, смелый человек, который панически боялся смерти, – умирая, он стал простым, искренним, полностью сосредоточенным на Боге человеком.

Как ни парадоксально, многим людям проще быть самоотверженными во время кризиса, чем когда жизнь идет своим чередом и ничто не нарушает покоя. Когда все спокойно, ничто не заставляет нас забыть о нашем драгоценном «я», и ничто (кроме нашей собственной воли к смирению и познанию Бога) не отвлекает наши умы от всех развлечений, с которыми мы хотим отождествляться, мы вольны сколько угодно упиваться своей личностью. И как мы ею упиваемся! Именно из-за этого все духовные наставники так подчеркивают важность мелочей.