История Зарубежной философии - Панасюк Владимир Юрьевич. Страница 24

Паскаль говорит и об онтологическом ничтожестве человека. "Что такое человек? Относительно бесконечности - ничто, и всё - в сравнении с ничем, а значит, нечто среднее между всем и ничем. Бесконечно далекий от целей и начал вещей, скрытых в непроглядной дали. человек равным образом не способен понять, откуда он пришёл, понять бесконечное, которое поглотит его. Кто может понять эти странные пути? Только их автор, никто другой". Таковы наши реальные условия - быть между точным знанием и абсолютным невежеством. Мы жаждем порядка стабильного, основы прочнейшей, чтобы построить башню до небес, но рано или поздно фундамент дает трещину, и пропасть открывается нашему взору.

Поэтому человек - существо непостоянное и неопределенное, "не ангел, не бес". Он велик лишь потому, что "признаётся в своём ничтожестве". Это нищета короля, лишённого власти. Блеск и нищета онтологически одно и то же для человека - не растения, не животного. Опасно показывать слишком много общего с животным миром без указания на отличия. Человек не должен довольствоваться животным бытием, но и не следует считать себя ангелом. Поэтому того, кто возносится, следует спустить с небес, а того, кто себя недооценивает, - приободрить. Это и есть "трагический реализм" Паскаля, ибо это поиск позитивности "со слезами на глазах", ведь воля повреждена. И когда мы, наконец, отчаемся в бесполезных поисках блага, очутимся в объятиях Спасителя. Стало быть, человек достоин сожаления, ибо не знает, куда прислониться. Он сбит с истинного пути, искать его безнадежно. В свете онтологического ничтожества человека Паскаль, коленопреклоненный, взывает к смыслу жизни, который невозможно найти в одиночку. Но иначе решают другие: как только понята тщетность поисков смысла жизни, некоторые выбирают развлечение. Чтобы быть счастливыми, достаточно не думать о смерти, невежестве, пороках. "Но ведь развлечение - наибольшая среди наших бед, ибо отбивает привычку размышлять о нас самих и неотвратимо влечет к погибели. Без этого мы впадаем в скуку праздности, а тоска толкает искать нечто сильнодействующее.

С самого момента пробуждения нас обступают заботы и волнения, и если наступает момент передышки, мы тут же готовы развлекаться. "Непостижимо сердце человеческое, и сколько же в нём нечистот" Живём играя, из-за страха остаться наедине с собой, осознать свою ничтожность. "Оставьте и короля в одиночестве, без чувственных услад, напряжения ума, без компаньонов, и вы тотчас увидите короля-ничтожество. Чтобы избежать этого, он вечно окружен придворными, у которых одна забота - поставлять развлечения, не оставлять его ни на минуту наедине с собой". Человеческое ничтожество и суетность мира очевидны всем, но как мы изобретательны в том, чтобы их не замечать. Соломон и Иов лучше других это поняли: первый был счастливее второго. Первый, полагает Паскаль, знал по опыту суетность наслаждений, второй реальную угрозу пороков.

Итак, мы несчастливы и ничтожны, будь иначе, то зачем, спрашивается, подвергать разум иллюзиям, создавая видимость счастливой беззаботности? Отчего тогда эта боязнь заглянуть себе в глаза? Если хорошо проанализировать странные людские возбуждения в опасностях, в которые люди себя ввергают при дворе, в войнах, абсурдных ссорах, то вывод неизбежен: все это лишь из страха тишины и сосредоточенного уединения, боязни мысли и бесстрашного самоотчета. Человеческое родовое несчастье заключено в нашей природе, слабой и конечной: ничто не утешит нас, стоит понять это всерьез. Сумятица, шум, грохот, страсти - вот что отвлекает, наркотизирует. Потому тюрьма - самое чудовищное наказание, а наслаждение уединением - чувство мало кому знакомое.

Из сказанного ясно, что человека окружают непостижимые тайны, да и сам он есть величайшая тайна, а потому человек - ничтожнейшее существо. "Человек в бесконечности - что он значит?". Начало и конец его неизвестны, его существование мимолетно. В таком контексте Паскаль формирует свой знаменитый образ человека как "мыслящего тростника" (roseau pensant) одного из наиболее слабых созданий природы. "Человек не просто тростник, слабое порождение природы: он - мыслящий тростник. Нетрудно уничтожить его, но если все же суждено человеку быть раздавленным, то он умеет и в смерти быть на высоте; у него есть понимание превосходства вселенной, но такого понимания нет у вселенной". "Чтобы его уничтожить, вовсе не надо всей Вселенной: достаточно дуновения ветра, капли воды".

Но и в самом ничтожестве человека заключена возможность его величия. Паскаль связывает её с мыслительной способностью, которая высоко поднимает человека над всеми другими творениями. "Величие человека тем и велико, что он сознает свое ничтожество. Дерево своего ничтожества не сознает... Человек чувствует себя ничтожным, ибо понимает, что он ничтожен: этим он и велик". Человек, повторяет Паскаль, - не ангел, но и не животное. Некоторые люди тщетно пытаются погасить в себе страсти, чтобы приблизиться к ангелам. Другие же хотят отказаться от разума и на этом пути уподобляются тупым животным, - совсем уж позорная жизнь. Между тем при неизбежной двойственности человеческой природы нужно развивать в себе естественную потребность в мышлении. Только на этом пути можно преодолеть человеческое ничтожество и усилить величие человека, данное ему в мысли, и только в ней. При всей абстрактности этого рассуждения Паскаля нельзя не заметить, что в таком контексте его морально-философской доктрины проявилась рационалистическая компонента его мировоззрения, которая отнюдь не устраняет религиозности, а причудливо сочетается с ней.

Часть 6 Готфрид Вильгельм Лейбниц. Методология Лейбница. (Априорные принципы бытия). Соотношения мира физического и мира монад. Логика Лейбница. Вольф - главный систематизатор Лейбница.

Глава 1. Лейбниц. Методология (Априорные принципы бытия)

Готфрид Вильгельм Лейбниц родился в 1646 г. в Лейпциге в семье, имевшей славянские корни (первоначально их фамилия звучала как Любениц). Одаренный выдающимся умом, необыкновенными способностями и трудолюбием, юноша сумел за короткое время получить весь объём тех знаний, которые ему могла дать школа. Семейная библиотека (дед и отец будущего ученого университетские профессора) была богатой и грамотно составленной, благодаря чему Лейбниц многое изучил самостоятельно.

С 1661 года Лейбниц учился на курсе философии в Лейпцигском университете и математики и алгебры - в Йенском. В 1666 г. Лейбниц защитил диссертацию на степень доктора права в Альтдорфе (вблизи Нюрнберга) на тему "О запутанных судебных случаях", но от преподавательской деятельности отказался, так как академическая среда казалась Лейбницу слишком тесной для удовлетворения его запросов. Он мечтал о роли деятеля культуры и науки европейского уровня, о создании объединенной науки, охватывающей разные дисциплины, и увлеченно стремился к всеобщей организации культуры и политики. Этим объясняется беспокойный образ жизни философа, бросавший его от двора одного князя к другому, из одной столицы - в другую, он создавал ассоциации учёных и академии наук и задумывал различные проекты культурного и политического характера, в большинстве своем утопические.

Вскоре Лейбниц вступает в общество "Розенкрейцер" ("Красный крест") (нечто вроде тайного религиозно-мистического масонского объединения, основанного на теориях утопического, филантропического и мистического характера). В 1668 г. с помощью барона Бойнебурга философ поступил на службу при дворе майнцского курфюрста в качестве юриста.

С 1672 по 1676 г. Лейбниц жил в Париже. Он прибыл туда с дипломатическими поручениями в составе свиты Бойнебурга (который должен был представить королю Франции проект экспедиции в Египет, имевшей целью предотвращение войны между Францией и Голландией). Дипломатическую миссию осуществить не удалось из-за смерти барона Бойнебурга в том же 1672 г., но Лейбниц добился разрешения остаться в Париже; это пребывание оказалось весьма полезным для его научной работы. Он познакомился с философами Арно и Мальбраншем, с математиком Гюйгенсом, оказавшим заметное влияние на Лейбница. В 1673 г. Лейбниц посетил Лондон, где был избран членом престижного Королевского общества. Длительное пребывание в Париже позволило Лейбницу в совершенстве изучить французский язык, на котором он писал свои труды, а это обстоятельство создавало благоприятные условия для распространения сочинений Лейбница, поскольку немецкий язык в те времена не являлся языком науки.