Выбранное - Митьки Митьки. Страница 16
ИСПОЛЬЗОВАТЬ ПРАВО ПЕРВОЙ БРАЧНОЙ НОЧИ (мифологич.) – манера А. Флоренского держать себя с подругами своих знакомых.
У Фила в глазах потемнело; опустил голову, сжал челюсти, одни только ножки торчат.
Да сердце не каменное – схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Но или Фил так дрожал, или Флореныча шатало – а только нож в невесту попал, чуть-чуть по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.
Сидит однажды Флореныч – бедный, больной совсем, холодно. Пришел с работы не жрамши, устал как собака, спину ломит, башка разламывается; сидит на табуретке, одни только ножки торчат.
Сделал себе яишенки с ветчинкой – дай, думает, хеть раз в жизни покушаю спокойно.
Приходит Фил. Пьяный в жопу, рожа красная, двух лялек под мышками держит. Причем одну ляльку для смеха невестой называет, Оленькой.
Сел Фил за стол, яичницу с ветчиной умял; винца бутылочка у Флореныча была припасена – выжрал. Поставил стакан, вилку положил и начинает одну из лялек (не невесту, а другую) мацать. Сиськи гладит, под платье лезет.
Флореныч, бедный, напротив сидит на табуретке, смотрит – а у невесты Филовой одни только ножки торчат. Голову опустила, плечики вздрагивают, носом захлюпала. Пододвинулся к ней: не плачь, мол, это он нажрамшись такой, – и по спине погладил.
Вдруг Фил вскакивает, рожа пьяная, красная, схватил со стола нож и бросил во Флореныча. Не попал, конечно, а невесту-то задело, чуть-чуть нож по щеке проехал – так и остался шрамик. Маленький, белый. Под глазом.
Любопытно, что обе эти истории от первого до последнего слова – фантазия, точнее – митьковский миф с характерными мифологическими штампами. Оба рассказчика, например, не сговариваясь, употребляют в мифах светлый образ «яичницы с ветчиной», которой, как понятно каждому, не было, не будет и быть не может в мастерской А. Флоренского.
Основой мифов послужило то обстоятельство, что Флореныч и Фил действительно пили (как и каждый день) в мастерской с сестренкой Оленькой, у которой под глазом есть маленький белый шрамик оттого, что она в детстве упала с горки.
Зачем же понадобилось Филу и Флоренычу так чернить друг друга? Затем, что они на пользу движению создают митьковскую мифологию, невзирая на лица. Оба рассказа несут в себе одну и ту же нехитрую мораль: одни только ножки торчат – хорошо, судьба-карамелька – плохо. Отрицательный персонаж – сытый, пьяный, довольный, пользующийся успехом; положительный – бедный, больной, голодный.
Так что же, митек – это обязательно бедный, больной, голодный? Нет, это справедливо только для данного мифа.
Что такое митек – сформулировать трудно. И вообще, я больше не могу сказать, что такое митек.
Дело вот в чем: первые части «Митьков» написаны отстранение, это взгляд на движение извне. Но каждый, кто хоть на короткое время остановился поглазеть на победное шествие митьков, – сам, как магнитом, втягивается в их ряды.
Любое определение движения, сделанное самими митьками, – очаровательно, но не полно (например, один из пионеров движения, А. Горяев, в своей работе «Митьки и живопись» выдвинул такое определение: «Митек – это человек, который тонко чувствует прекрасное»).
Так что я больше не могу быть бесстрастным и объективным наблюдателем движения и вынужден отложить перо – я уже не думаю о том, что такое митек.
Как не может человек, живущий полной жизнью, ответить: зачем ты живешь. И художник: зачем писать картины. И не стал Гребенщиков отвечать на вопрос телезрителей: почему ты поешь.
Что такое митек? Сколько звезд на небе? Зачем растут цветы?
1986
Часть шестая.
ДАЛЬНЕЙШЕЕ РАЗВИТИЕ МИФА-КАТАСТРОФЫ У МИТЬКОВ
Трудно было предугадать, что именно миф-катастрофа (типа двух вариантов «Невесты Фила») займет ведущее место в мифологии митьков. Но случилось именно так, ибо жизнеутверждающий оптимизм митьков – не пустая, бессмысленная веселость. Через тьму – к свету, через распятие – к воскресению.
(Отметим все же, что митек действительно обладает талантом всегда действовать самым неоптимальным и дурацким образом, отчего жизнь его и кажется нелегким испытанием.
Вот представим: митек желает поправиться с лютого похмелья. Кто-то в это время ищет его с сеткой «Ркацители». Ждет его очаровательная особа в ажурных чулочках с бутылкой шампанского. Где-то стол накрыт и ломится от вина, водки, пива и макарон по-флотски, верные друзья и обаятельные девушки не начинают: ждут его. На выставке корреспондент Си-Би-Эс нервно потягивает пиво «Туборг», жаждет взять у него интервью с оплатой наличными и баночным пивом. А где же митек? А митек в это время томится в многочасовой очереди к пивному ларьку, чтобы взять на последние тринадцать копеек склянку непрозрачного, отвратительного пойла и, тяжко икая, уйти куда-то в жару и пыль.)
Следует предупредить, что разительно от митьковского мифа-катастрофы отличаются митьковские сказки (параллельный термин: «непридуманные истории»). Сказка рассказывается не от чьего-либо лица, как миф, а анонимно, безлично, все дышит благополучием и верой в победу дела митьков. Сказка приближена к действительности, иногда даже являясь ею. Только один краткий пример:
7 июля Дмитрий Шагин пошел в гости к Виктору Цою, взял у него все пустые бутылки и сдал их, выручив 11 рублей.
8 июля Шагин пошел в гости к Борису Гребенщикову и, сдав гребенщиковские пустые бутылки, выручил 13 рублей (потом еще братки четыре рубля добавили).
9 июля Дмитрий Шагин хотел пойти к Константину Кинчеву, да его отговорили: Кинчев, говорят, в Москве.
«А может, к Полу Маккартни?» – призадумался Дмитрий Шагин.
«Да ну в жопу, у него такие бутылки, что и не примут…»
Перейдем к мифам. Я умышленно привел здесь мифы, страдательными героями которых являются сравнительно балуемые судьбой лица, как, например, Д. Шагин, Б. Гребенщиков или П. Маккартни, потому что мифы про не столь благоустроенных людей (типа В. Шинкарева и А. Горяева) представляют собой кромешный, непрекращающийся кошмар, в результате которого герои погружаются в пучину нечеловеческого ужаса и пропадают там без вести.