Тринитарное мышление и современность - Курочкина Марина. Страница 6

"Насилие" родителей в борьбе со "зловредностью" ребенка деформирует и женское начало - любовное принятие, ибо "женское" - это вместить, зачать, выносить и родить. Воспитание "женского" - это умение различать достойное содержание для вмещения и зачатия, умение не вмещать недостойное содержание, вынашивать с любовью. Деформация "женского" приводит, например, к фригидности, которая в основе своей - нелюбовь к проникновению, вовлекающему в процесс зачатия, вынашивания и рождения, нелюбовь и неприятие всего этого процесса, зафиксированное на его старте. Деформация "мужского" и "женского" имеет не только физическое проявление, но и психологическое. Например, проституция психологическая имеет в своей основе нелюбовь к целому процессу, который включает в себя вмещение, зачатие, вынашивание и рождение, даже, более того, боязнь этого процесса, компенсируемая сферой сексуальной, эротической, социальной (даже монахи часто становятся "проститутками" своего начальства, содержанками богатого господина - церкви). Женская агрессивность - это месть за изнасилование, тиражирование в детях воспитанного в ней самой нормативного уровня изнасилованное . Эта месть выражается в холодности - механическом исполнении обязанностей, в пренебрежении - это игнорирование связи с ребенком, игнорирование его беззащитности, своей ответственности за него, а также агрессивность в виде нерасторжимости с ребенком: "Мой ребенок - это я, не существует его отдельности,

он - это дополнительное пространство, данное в компенсацию отнятого у меня".

Можно сказать, что любой человек в той или иной степени "натерпелся" от близких, и он на неблизких или тех, кто стали близкими, начинает вымещать свои обиды, потому что не может выместить на родителях, и чем более "святы" родители, тем больше агрессивной реакции на других людей, потому что человеку необходимо отреагировать на травмы. Человек часто, разговаривая с другими людьми, разговаривает с родителями, выбирая то, чем его задели родители, и начинает при этом продуцировать агрессию Порой эта задетость сопутствует всей жизни человека, психическая реакция сохраняется гораздо дольше физической, она даже в определенном смысле запаздывает. Подобно тому, как если бы человека сильно толкнули в транспорте, и уже прошло два дня после этого, психика его все еще продолжает продуцировать возбуждение, и, общаясь с таким человеком, вы попадаете в поле его возбуждения, и он, разговаривая с вами, говорит с кем-то еще, кто его задел. Обида - это своего рода мини-убийство, это очень устойчивый психологический рефлекс, многие люди живут всю жизнь в состоянии вечной обиды.

У некоторых детей ощущение материнского духовного холода переживается как обида, как мини-убийство и потому становится аффективным, у них наступает психологический озноб, который нельзя согреть, укутав физическим одеялом. Искаженное представление о мире, порожденное духовным холодом матери, становится прочной реальностью. Ребенок строит защиту против деструктивной силы, против некрофильской энергетики, а характер приспособления становится источником его болезни. Болезнь - это проявление внутренней драмы, так как переживания подобного рода не просто оседают, а формируют человека; многих людей сформировала психотравма.

Невроз, по определению Юнга, "это редуцированная форма бытия, когда сужается бытийственная ориентация

из-за страха бытия". Бытия легко испугаться - ребенок увидел пьяного отца, склонившегося над колыбелькой, и для него этого достаточно, потому что у ребенка жестко фиксированная точка зрения. В нем начинает жить страх, как некая субстанция, как объективная реальность, такая же реальная, как дерево. Природа невроза - испуг перед реальностью, а далее сужение реальности, где "мне" не больно, ибо зафиксированная однажды враждебность бытия порождает бегство в ограниченное бытие.

Интерпретация бытия как фатально страшного и есть бегство от Бога, это и есть подмена биофилии, любви к жизни, некрофилией, любовью к смерти. Задача некрофила - принизить реальность до того уровня, на котором он сам существует. Это болезненное проявление сознания имеет разные степени деструктивизма. Бывает некрофилия как пассивность, неразвитие, сохранение того, что есть. Это проявление условно можно обозначить как состояние "ветоши". "Ветошь" не убивает жизнь, но жизнь в ней словно иссыхает, когда человек свою единственную и неповторимую жизнь постепенно "вкатывает" в состояние "дрожащей твари". Бывает некрофилия, носящая более активный характер. Есть люди, которые портят настроение другим с удовольствием и специально. Некрофилия как злокачественный деструктивизм выражается в устойчивом стремлении к саморазрушению, либо к разрушению других.

В определенном смысле вполне можно смотреть на дерево и при этом не быть счастливым, потому что дерево детерминированно, программированно, а у человека независимое сознание. Дерево не свободно в любви, оно не может не пить соков земли, а человек может не пить "соков" Бога. Голод зверя очень конкретен, а человек может духовно голодать. Основа преступления человека - это духовный голод, который он не знает, как удовлетворить, не знает, как удовлетворить потребность в любви, в диалоге. У него нет органов. И тогда человек идет

на преступление и впадает в зависимость от способ удовлетворения своего голода. У дерева проблема сломанной ветки решается изгибом ствола, а у человека духовной аномалией. К примеру, маньяк - это яркая печать "нелюбви" родителей. У него нет опыта любить, давая, поэтому он пытается завладеть человеком криминальным образом украсть, но сначала убить, а потом завладев потому что иначе он завладеть не может и не умеет. Маньяк убивает проституток, потому что их поведение - символ отсутствия любви, отожествляемое с отсутствием любви матери, которой он не может отомстить. Он также совершает преступление перед жизнью, которая ему не принадлежит, как и его мать совершила духовное пресотупление перед ним (отторжение его личности в духовном смысле равноценно уничтожению). Проститутка - психологический эквивалент духовного холода, от которого его еще в детстве сотряс ужас, ставший затем составной частью его больной психики. Его душа живет каменном мешке, без света, без звука, и, прежде чем уме реть, такой человек словно "сходит с ума" от ощущени несправедливости мира. Женская война по отторжении личности порождает убийц, жаждущих военных действий поэтому очень важно в детстве не деформировать образ эволюционного развития.

Враждебность - это всегда симптом болезни раздвоенного сознания. Существует множество форм реализации духа враждебности. Многие из них настолько укоренены в общественном сознании, что даже и не почитаются за очевидные проявления враждебности. Больше всего такой скрытой враждебности оседает в семье, в отношениях родителей и детей, родителей между собой и других родственников. Дети впитывают всю эту враждебность как норму и несут ее по миру, тиражируя в своих занятиях, передавая по наследству уже своим детям. И так до бесконечности.

Человек может, однако, вырасти не благодаря, а вопреки - меня обижают, а я не буду; то есть он защищается таким образом, что перестает множить энергетику убийства. Перестать множить дух враждебности - значит победить болезнь и смерть.

Развитие, а следовательно, излечение связано с поиском корней личной ненависти. Освобождение - в том месте, где человек выбрал, что ему любить, а что ненавидеть. Выбор человека делается раньше, прежде чем наступает момент, когда этот выбор становится материальным знаком. Конфликтность, если не разрешается, "тухнет", потом "гниет", потому так мало благообразных пожилых людей; в основном это образ неразрешенных конфликтов, продукт распада.

Но бывает "болезнь не к смерти", не как выражение внутреннего конфликта раздвоенного сознания, а как некая промежуточная ступень между несовершенством и совершенством, когда через страдание и болезнь в человеке приводится в движение определенный пласт его внутреннего мира, и если он доводит этот процесс до конца, до результата, словно проходя сквозь черноту ночи, то он выбирается к свету. По мысли Г. Померанца, книга Иова - не трагедия. Она была бы трагедией, если бы мученик проклял Бога и умер. Но после голоса из бури Иов преобразился, он почувствовал Бога в самом себе и познал себя как каплю вечности, в которой заключена вся вечность. И в этой внутренней вечности потонуло его страдание. Иов впустил Бога вовнутрь себя самого, иначе нельзя 'было выдержать все то, что выпало на его долю.