Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Джонс Эрнест. Страница 68
Если задаться вопросом о том, с чем еще совпал хронологически этот невроз в жизни Фрейда, то здесь у нас имеется вполне определенный ответ. В то время лишь две вещи имели для Фрейда огромное значение: его продвигающееся исследование бессознательного и его необыкновенная зависимость от Флисса. Обе эти вещи должны были быть связаны друг с другом. Очевидно, в том, что Фрейд оставил безопасную, хотя и довольно скучную область неврологии ради неисследованной области психологии, было нечто такое, что обладало неким высшим внутренним смыслом для него. Это определенно означало удовлетворение глубочайшего желания в его натуре, желания, которое постоянно влекло его вперед. Но оно также должно было сопровождаться некоторым глубинным чувством запретности, которое порождало тревожность и другие расстраивающие и делающие неработоспособным настроения. Это похоже на то, как если бы он все время предчувствовал, что тропа, по которой он идет, раньше или позже приведет его к страшным секретам, обнаружения которых он страшился, но к которым тем не менее он стремился столь же решительно, как сам Эдип.
В конечном счете, как нам известно, эта тропа закончилась неожиданным открытием его глубоко скрытой враждебности к своему отцу. А что могло в большей степени обещать защиту против такого темного ужаса, чем нахождение заместителя отца, по отношению к которому можно было показывать свою чрезмерную любовь, восхищение и даже раболепство, несомненное повторение его раннего отношения к собственному отцу! Только, к сожалению, такие ложные лекарства не могут успешно применяться долгое время. Скрытая враждебность также всегда переносится на данного заместителя, и такое отношение заканчивается, как и в нашем случае, разногласием и отчуждением.
В эти наполненные событиями годы к беспокойствам Фрейда добавилось также его плохое физическое состояние. Природой ему была отпущена очень здоровая конституция, и те болезни, от которых он страдал в последующие годы, возникали скорее от перенесенных им страданий, нежели обусловливались врожденными факторами. Правда, на протяжении всей своей жизни он мучился от мигрени, хотя в более поздние годы эти приступы стали менее частыми. Довольно любопытно, что Флисс также страдал от мигрени. Двое этих мужчин создавали различные теории, ни одна из которых не оказалась пригодной для объяснения этого огорчительного расстройства. Фрейд сильно мучился в те годы от назальной инфекции. В действительности они оба от нее страдали и проявляли с обеих сторон чрезмерный интерес к состоянию носов друг друга — к тому органу, который, в конце концов, впервые возбудил интерес Флисса к сексуальным процессам. Флисс дважды делал Фрейду носовые операции (вторая операция была проведена летом 1895 года). Также регулярно прописывался кокаин, в благотворное действие которого Флисс глубоко верил. Однако в течение длительного времени Фрейд мучился от рецидивов скопления гноя в полостях носа, сначала в одной, затем в другой. Естественно, предпринимались отчаянные попытки объяснить эти различные приступы и обострения с точки зрения действия периодических законов.
Весной 1894 года имело место более серьезное заболевание. Перенесенный Фрейдом в 1889 году грипп способствовал появлению у него аритмии, и спустя пять лет это заболевание обострилось. Оно последовало за кратким периодом воздержания от курения (по мнению Флисса, аритмия явилась не только следствием гриппа, но и злоупотребления никотином, поэтому можно думать, что Фрейд был заядлым курильщиком). И это действительно так. 20 сигар в день было для него обычной нормой, и он крайне тяжело переносил воздержание от курения. В его письмах неоднократно упоминается о том, что он пытается уменьшить количество ежедневно выкуриваемых сигар или даже вообще (по совету Флисса) бросить курить. Но даже влияние Флисса оказалось неэффективным. Вскоре Фрейд наотрез отказался последовать его совету*: «Я не следую твоему запрету относительно курения: не очень-то приятно влачить долгую несчастную жизнь, не правда ли?»
Но затем с Фрейдом случился приступ, который лучше описать его собственными словами:
Вскоре после отказа от курения настали сносные дни, когда я даже начал писать тебе об одной невротической проблеме. А затем внезапно наступило резкое ухудшение в работе сердца, хуже, чем когда-либо ранее, даже при курении. Бешеная аритмия, постоянное давление в области сердца, угнетенность, горячая, жгучая боль в кисти левой руки, некоторая одышка подозрительного органического происхождения— в течение долгого времени я имел по два или по три приступа в день со всеми этими симптомами. А с этим пришло подавленное настроение, в котором образы и сцены умирания и прощания сменялись более обычными фантазиями о собственном роде деятельности. В последнюю пару дней органическое расстройство ослабло; гипоманиакальное настроение продолжается, но оно… несколько ослабло, что вселило в меня уверенность в том, что я проживу долгую жизнь, не лишая себя удовольствия, связанного с курением.
Для врача, которому каждый день приходится иметь дело с неврозами, огорчительно не знать, страдает ли он от позволительной или от ипохондрической депрессии. Такой врач нуждается в помощи. Поэтому я проконсультировался у Брейера и сказал ему, что, по моему мнению, мои кардиальные расстройства не обусловлены отравлением никотином, но что у меня такой миокардит, который не переносит курения… Я не знаю, действительно ли возможно различать эти два расстройства, но предположительно, это можно будет делать по субъективным симптомам и их течению. Но здесь у меня возникают довольно серьезные подозрения на твой счет, так как это заболевание является единственным случаем, в отношении которого я слышал от тебя противоречивые высказывания. В прошлый раз ты объявил, что это расстройство назального происхождения, и сказал, что при выстукивании не обнаружено ничего, что свидетельствовало бы об отравлении никотином, Я могу это понять, лишь предполагая, что ты хочешь скрыть от меня реальное положение дел, и умоляю тебя не делать эгуюго. Если ты можешь сказать что-либо определенно, умоляю тебя, сделай это. У меня нет какого-либо преувеличенного представления как о моих обязанностях, так и о моей незаменимости, и я вполне спокойно подчиню себя неопределенности и сокращению жизни, которая придет ко мне вместе с диагнозом миокардита [94]. Возможно, напротив, это даже сможет мне помочь лучше распорядиться своей жизнью и тем более насладиться тем отрезком времени, который мне остался.
Неделю спустя работа сердца нормализовалась, но общая депрессия и другие симптомы усилились. Брейер сомневался в правильности диагноза, поставленного Флиссом, — отравление организма Фрейда никотином — и не обнаружил никакого расширения сердца. Диагноз все еще оставался неопределенным. Спустя десять дней Фрейд почувствовал себя лучше, но теперь он был убежден, что страдает от ревматического миокардита; в течение нескольких лет его беспокоили подкожные мышечные узелки (предположительно ревматоидного происхождения). Спустя два месяца после начала приступа он придерживался того же мнения и доказал, что это не было отравлением никотином, чувствуя себя намного лучше от выкуривания пары сигар в день после полнейшего воздержания от курения в течение семи недель. Он не доверял как Брейеру, так и Флиссу, подозревая, что они скрывают от него нечто зловещее. Он сомневался в том, доживет ли до 51 года — того возраста, который предопределялся для него периодическим законом Флисса, — и думал, что он, более вероятно, умрет на пятом десятке лет от разрыва сердца. «Если бы мне не было около сорока, это не было бы столь печально». Но «человек предпочел бы не умирать ни слишком рано, ни вообще когда-либо!». Однако Флисс настойчиво продолжал рекомендовать ему воздержание, поэтому Фрейд согласился на компромисс, выкуривая лишь одну сигару в неделю — каждый четверг, — чтобы отпраздновать недельное запрещение Флисса! Неделю спустя он заметил, что выкуриваемая раз в неделю сигара начинает терять свой вкус, так что он надеется вообще обойтись без курения.