Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Джонс Эрнест. Страница 74

В 1899 году его семья провела первый из многих летних периодов на большой уютной вилле под названием «Риемерлеен» около Берхтесгадена в Баварии. Летом этого года он написал большую часть своей книги: «Толкование сновидений», заключительная, самая трудная часть ее, писалась в зеленой беседке в саду этого дома. Его последний приятный «конгресс» с Флиссом состоялся в апреле в Инсбруке и, без сомнения, послужил стимулом для продолжения его великой работы, которая довольно сильно затянулась. Закончив эту книгу, Фрейд возвратился в Вену на третьей неделе сентября, после 32-часового «путешествия» через затопленную сельскую местность.

Фрейд никогда не прерывал контакта с женой, даже когда находился вдали от нее и детей, посылая ежедневно домой почтовые открытки или телеграммы, а раз в несколько дней — длинные письма. Он коротко описывал то, что повидал, время от времени добавляя к описанию увиденного свои комментарии. То угрюмое расположение духа, которому он был подвержен в другое время, по всей видимости, полностью исчезало в его вакационный период. Очевидно, Фрейд торопился наслаждаться жизнью, пытаясь наверстать то, что было упущено в юности. Для сведения скажем, что из всех мест, которые он посетил в Италии, его самыми любимыми местами, после Венеции и Флоренции, были Бергамо, Болонья и Брешиа.

Хотя Фрейд путешествовал более чем скромным образом, гостиницы и дилижансы стоили определенных денег. В эти годы Фрейду приходилось содержать дюжину людей, помимо своей домашней прислуги, поэтому денежный вопрос все время оставался для него актуальным. Отношение Фрейда к деньгам всегда было реалистичным: деньги нужны для того, чтобы их тратить, но тем не менее к ним следует относиться серьезно.

В его переписке с Флиссом до 1896 года едва ли найдется какая-либо ссылка на его заработки от практики. В это время он начал ощущать последствия изоляции со стороны своих коллег, вызванной его сенсационными взглядами на сексуальность. Например, мы знаем, что в мае 1896 года его приемная оставалась пустой. Вплоть до конца ноября дела шли плохо, но в декабре он работал по 10 часов в день и зарабатывал 100 гульденов (тогда 8 фунтов) в день, как раз ту сумму, которая была ему необходима для материального благополучия его семьи; в это время он был «чертовски усталым и умственно бодрым». Так продолжалось некоторое время. Постепенно он становился известным врачом. Вернике послал ему одного пациента, у него также лечился один пациент из Будапешта и еще один из Бреслау (февраль 1899 года). Но вечерами, проработав 12,5 часов, он «валился подобно спиленному дереву». В последнюю неделю он заработал 700 гульденов, но «даром ничего не дается. Становиться богатым, должно быть, очень трудно».

В своем знаменитом письме (21 сентября 1897 года), в котором Фрейд заявляет, что обманулся в своей теории совращения, одной из расстраивающих причин этого была та, что его этиологическая теория является неверной, он более не уверен в том, что может вылечить неврозы, от чего зависело его благополучие. Однако его теория сновидений абсолютно не затронута: «Какая жалость, что человек не может зарабатывать себе на жизнь посредством толкования сновидений». Уже в следующем месяце подтвердилось его плохое предчувствие. У него осталось только двое бесплатных пациентов, кроме него самого: «Итого в сумме трое, но они не приносят никакого дохода». В течение года дела шли плохо; он не мог уехать из Вены, так как не мог себе позволить ни одного дня отдыха. Однако в октябре следующего года (1898) он снова много работал, занимаясь психоанализом по 11 часов в день. Нанеся утром два профессиональных визита, он начинал работу в 9, и после перерыва на полтора часа в середине дня заканчивал ее в 9 часов вечера. А затем он занимался своей книгой «Толкование сновидений» перепиской и самоанализом. Два месяца спустя его заработок упал до 70 гульденов в день, но еще через месяц он снова зарабатывал 100 гульденов в день за свою 12-часовую работу. К маю его работа сократилась до двух с половиной часов в день, а в октябре этого года Фрейд писал, что его заработки в последние шесть месяцев были недостаточными для покрытия семейных расходов.

Фрейда не покидало одно честолюбивое желание — сделать открытие. Вероятно, мотивом к этому послужило желание стать достаточно состоятельным, чтобы иметь возможность путешествовать. Общественное и профессиональное продвижение почти ничего для него не значило, кроме, возможно, шанса достичь большей независимости; он жаловался, что его заработок зависит от людей (коллег), которых он презирал. Все общество в Вене пропитано некоторого рода снобизмом, равного которому больше нигде не встретишь. Вопросы репутации и способности полностью подчинены простому вопросу титула, а иерархия титулов чрезвычайно огромная и запутанная. Особенно заметно это проявлялось в медицинских вопросах. Считалось неким общественным падением лечиться у практикующего врача, каким бы умелым он ни был, для тех, кто мог себе позволить платить за лечение приват-доценту. А сливки медицинской практики текли к тем врачам, которые обладали завидным званием профессора. Фрейд от всего сердца должен был ненавидеть заведенные порядки, однако не мог не признавать, что профессорское звание дает экономическую стабильность. Именно по этой причине он приветствовал бы получение такого звания. История его продвижения к этому проливает яркий свет на Вену тех дней.

В январе 1897 года (к тому времени он уже 12 лет являлся приват-доцентом) Фрейд писал, что слухи о том, что его еще раз обошли молодые коллеги, нисколько не задели его самолюбие, но благодаря им может ускориться его окончательный разрыв с университетом. Однако в следующем месяце он сообщает нам о своем разговоре с Нотнагелем, который сказал Фрейду, что он (вместе с Краффт-Эбингом и Франкль-Гохвартом) выдвигает кандидатуру Фрейда на соискание звания экстраординарного профессора, и, если совет факультета не согласится на это, они полны решимости направить эти рекомендации в министерство [101]. Он добавил, однако: «Знаете, существуют дополнительные трудности; возможно, нам не удастся добиться ничего большего, чем „поставить ваше имя на обсуждение“». Фрейда радовало лишь то, что он мог сохранить о них свое мнение как о «порядочных людях».

Из этого ничего не получилось. Одно антисемитское настроение в официальных кругах само по себе оказалось бы решающим, а репутация Фрейда в вопросах секса не увеличивала его шансы. Великолепная работа, проведенная им по неврологии, благодаря которой он получил известность в Европе, и его известность в Европе как невролога ничего не значили в противовес таким соображениям. В течение трех лет (с 1897 по 1899 год) список кандидатов на присвоение профессорского звания, в котором значилось и имя Фрейда, по разным причинам отклонялся от рассмотрения. Но в 1900 году этот список был рассмотрен комиссией, утвердившей всех, кроме Фрейда. Тем не менее Фрейд был рад, что его друг Кёнигштейн наконец-то получил это звание.

Прошло четыре года, в течение которых Фрейд не предпринимал никаких шагов в этом направлении. Затем Фрейд отправляется в Рим, после посещения которого, согласно его словам, его наслаждение жизнью возросло. Одиночество, без сомнения, приносило Фрейду чувство превосходства, но он дорогой ценой платил за это. Он решил «стать как другие люди», спустившись со своего пьедестала на землю. Поэтому Фрейд решил навестить своего старого учителя Экснера. Экснер вел себя по отношению к нему очень грубо, но в конце концов открыл Фрейду, что кто-то лично оказал давление на министра против Фрейда, и посоветовал ему найти влиятельного покровителя. Не долго думая, Фрейд назвал имя одной из своих бывших пациенток, Элизы Гомперц, жены того человека, для которого 20 лет тому назад он осуществил перевод «Эссе» Джона Стюарта Милля; Гомперц ранее вместе с фон Хертелем являлся профессором филологии; в настоящее время фон Хертель стал министром образования. Эта дама когда-то очень помогла Фрейду, но старых рекомендаций было недостаточно. Поэтому Фрейд написал Нотнагелю и Краффт-Эбингу, которые не замедлили оказать ему в этом услугу. Но из этого снова ничего не получилось.