Темперамент. Характер. Личность - Симонов П. В.. Страница 13

На уровне человека взаимоотношения между реакцией на препятствие и мотивом, первично инициирующим поведение, становятся исключительно сложными. Активность, вызванная преградой, в определенных случаях и у определенного типа людей может оттеснить первоначальное побуждение на второй план, и тогда мы встретимся с упрямством, с поведением, где преодоление стало самоцелью, а исходный мотив утратил свое значение и даже забыт;

Для человека преграда — это совсем не обязательно внешнее препятствие. Преградой часто бывает и конкурирующая потребность. Тогда победа одного из конкурирующих мотивов будет определяться не только его преобладающей силой, но и возникновением активности, по отношению к которой субдоминантный мотив есть препятствие, «внутренняя помеха». С подобной ситуацией мы практически встречаемся во всех случаях, когда принято говорить о «волевом подавлении» эмоций, а точнее — обусловивших эти эмоции потребностей. Следует помнить, что волевые качества субъекта сами по себе не имеют положительного значения, а зависят от социальной ценности первичного побуждения.

38 Павлов И. П. Полн. собр. соч. М.: Изд-во АН СССР, 1951, т. 3, кн. 1, с. 343.

Итак, сущность воли заключается в том, что она есть потребность преодоления препятствий. Как всякая иная потребность, она может явиться источником положительных или отрицательных эмоций, обусловленных самим фактом преодоления (или непреодоления) преграды до того, как будет достигнута конечная цель. Ярким подтверждением относительной самостоятельности этой потребности могут служить и спортивные игры. Если бы цель спортивных соревнований заключалась единственно в победе над противником, спортсмены должны бы были предпочитать возможно более слабых конкурентов. Однако хорошо известно, что победа над слабым противником не приносит ни радости, ни удовлетворения. С другой стороны, сколько-нибудь полная автономия воли лишает ее адаптивного значения, превращает в бессмысленное упрямство. Вот почему центральным вопросом психофизиологии воли остается вопрос о механизме, благодаря которому воля начинает помогать, «служить» именно этой, а не какой-либо иной потребности.

Здесь следует вспомнить, что конкуренция между потребностями протекает с участием порождаемых ими эмоций. Вернемся теперь к нашему примеру с курильщиком. Разумеется, инстинкт самосохранения у человека сильнее потребности в никотине. Но вероятность смертельно опасного заболевания, с точки зрения субъекта, во-первых, мала, а во-вторых, отнесена к какому-то неопределенно отдаленному будущему. Согласно информационной теории эмоций, в подобной ситуации потребность самосохранения не порождает отрицательной эмоции страха потерять здоровье или даже умереть. В то же время потребность в никотине генерирует достаточно сильную отрицательную эмоцию абстиненции наряду с воспоминанием о положительной эмоции удовольствия от затяжки табачным дымом. Таким образом, силы эмоций оказываются явно неравными, и поведение ориентируется на удовлетворение потенциально более слабой (по сравнению с самосохранением) потребности в табаке.

Человек, обладающий развитой волей и решивший бросить курить, сопротивляется влечению к никотину не потому (точнее, не только потому), что боится заболеть раком легких, а потому, что воспринимает это влечение как преграду, как несвободу, актуализирующую потребность преодоления — волю. Заметим, что вмешательство воли не отменяет универсальности регулирующей функции эмоций, поскольку воля вмешивается в конкуренцию мотивов опять-таки на уровне эмоций — отрицательных в случае неспособности преодолеть «внутреннюю помеху» и положительных в случае «победы над собой». Таким образом, воля отнюдь не является сверхрегулятором поведения, расположенным над потребностями и эмоциями, поскольку она сама есть потребность, специфическая потребность преодоления, вооруженная своими способами удовлетворения и порождающая свой ряд эмоций. Практически эта потребность выступает как склонность к достижению далеких целей, к овладению труднодостижимыми предметами влечений. Благодаря воле они выглядят для волевого человека особенно привлекательно, в отличие от безвольного, которого тянет к наиболее легкому, наиболее доступному. Безвольный предпочитает, например, подчиниться потребности в экономии сил, уступить своей лени. Он находится во власти эмоций, вызванных доступностью желаемого. Первое препятствие, которое с удовольствием преодолевает волевой человек, это как раз потребность в экономии сил. Преодолеваемым препятствием может стать и сама доступность.

Удовольствие от преодоления — наиболее яркий показатель воли. Через эту эмоцию, через вооружение воли и открывается путь к ее воспитанию, к ее усилению, чтобы человек не сникал под тяжестью неудач, но вновь и вновь испытывал радость преодоления препятствия, даже в том случае, когда это «препятствие» на пути к достижению поставленной цели — он сам. Поэтому каждый ребенок с ранних лет тренирует волю в играх, которые приносят удовольствие, радость преодоления препятствий. Здесь воля обслуживает потребности в вооружении.

Индивидуально варьирующая норма удовлетворения «рефлекса свободы» (воли) — чрезвычайно важная, может быть, основная черта характера. Не случайно в нашем представлении «человек с характером» означает «волевой», а «бесхарактерный» звучит как «безвольный». Проявить характер — значит настоять на своем, не отказаться от поставленной ранее цели, завершить начатое дело.

Качеством, противоположным воле, является внушаемость, в том числе предрасположенность к гипнозу. Этот вывод подтвержден столь многими исследованиями, что вошел в энциклопедические определения. «Внушаемость — восприимчивость к внушению; в более широком смысле — одно из проявлений слаборазвитой воли… Внушение — способ психического воздействия одного человека на другого, осуществляемого в бодрствующем и гипнотическом состояниях… Внушение бывает сопряжено с ослаблением воли того, кто подвергается внушению, и подчинением его воле внушающего»[39]. Слабость типа нервной системы представляет благоприятное условие для повышенной внушаемости, которая положительно коррелирует с тревожностью у 83% исследованных лиц.

По-видимому, наиболее обоснованным в настоящее время является представление о гипнозе как о частном случае подражательного поведения, адресующегося непосредственно к подсознанию. Человек в гипнозе (ведомый) отказывается от самостоятельности и переносит ответственность за ситуацию на гипнотизера (лидера), сохраняя ответственность перед ним за выполнение внушения. Отдаваясь гипнозу, субъект переходит из ситуации информационного дефицита к полноте информации о том, что и как ему следует делать, поскольку источником такой информации становится не противоречивая действительность, а всезнающий лидер — гипнотизер. Естественно, что такой переход сопровождается возникновением весьма положительных эмоций.

Итак, самостоятельные по происхождению, но вместе с тем «обслуживающие» удовлетворение других побуждений, потребности вооружения и преодоления препятствий наряду с индивидуально варьирующей потребностью в экономии сил в значительной (если не решающей) степени определяют индивидуальные черты характера, делают его сильным, слабым, решительным, медлительным и т. д.

Индивидуально разнообразен и склад мышления людей. Идея К. Маркса и Ф. Энгельса о происхождении мышления из внешней предметной деятельности путем ее интериоризации — «свертывания» этой деятельности 39 БСЭ 2-е изд., 1951, т. 8, с. 306.

и «перенесения» ее внутрь мозга получила конкретную физиологическую разработку в трудах Сеченова, Павлова, Ухтомского, их многочисленных последователей. В психологическом плане эта идея наиболее последовательно развивалась Л. С. Выготским и его школой, прежде всего А. Н. Леонтьевым и А. Р. Лурия. Совершенно очевиден тот гигантский выигрыш, который получает живой организм благодаря способности оперировать внутримозговыми моделями внешне нереализуемых действий. Такое моделирование означает не только экономию энергетических ресурсов, не только избавляет живое существо от разрушительных последствий неудачных проб, но открывает недоступные для внешних действий возможности творческой комбинаторики.