Темперамент. Характер. Личность - Симонов П. В.. Страница 24

78 Ройтбак А. И. К вопросу о бессознательном с точки зрения нейроглиальной гипотезы образования временных связей. — В кн.: Бессознательное. Тбилиси: Мецниереба, 1978, т. 1, с. 606.

Таким образом, гипотеза о возможности первичного замыкания временных нервных связей в принципе не противоречит данным современной нейрофизиологии.

Для психофизиологии творчества важны и функции гиппокампа — отдела мозга, регулирующего поток информации, извлекаемой из памяти. Структуры гиппокампа обладают высокой чувствительностью к действию химических галлюциногенов с характерными для них причудливыми сочетаниями зрительных и слуховых образов. Весьма вероятно, что именно на уровне гиппокампа мотивационное возбуждение оказывает влияние на количество и качество извлекаемых из памяти энграмм, участвуя в формировании сновидений, а в состоянии бодрствования — в генерировании психических мутаций. Не случайно лишение так называемого быстрого сна сказывается у людей на решении творческих задач типа теста Роршиха, а доля быстрого сна у спящего человека возрастает в ситуациях, требующих творческого подхода к решению стоящих перед человеком проблем и мотивационных конфликтов[79].

Изменчивости хранящихся в памяти следов способствует избыточность энграмм — свойство мозга фиксировать и те детали внешнего стимула, которые не представляются актуальными, приспособительно значимыми в момент восприятия. Такое запоминание «впрок», «на всякий случай» резко повышает детерминирующий потенциал прошлого опыта, нацеливая его на прагматически неопределенное будущее[80].

79 Ротенберг В. С. Активность сновидений и проблема бессознательного. — В кн.: Бессознательное. Тбилиси: Мецниереба, 1978, т. 2, с. 99.

80 Кругликов Р. И. Детерминизм и память. — Вопр. философии, 1980, № 6, с. 145.

Итак, психические мутации — принципиально новые модификации хранящихся в памяти энграмм, их комбинации, непосредственно не вытекающие из ранее накопленного субъектом опыта (включая присвоенный им опыт других людей), — представляют тот исходный материал, который подлежит последующему отбору. Этот отбор осуществляет социально детерминированное сознание человека, вначале путем сопоставления гипотезы с имеющимся знанием, а затем благодаря критерию практики — экспериментальной, производственной и общественной в самом широком смысле слова.

Отбор. В процессе биологической эволюции наблюдаются две разновидности выживания: благодаря лучшей адаптированности к среде каждой отдельной особи и с помощью высокой плодовитости. Последняя форма не обязательно связана с лучшей защищенностью. В сфере творчества отбору по приспособленности, по-видимому, соответствует отбор психических мутаций, адекватных объективной действительности, т. е. гипотез и догадок, выдержавших сопоставление с этой действительностью. Но жизнеспособными могут оказаться и такие мутации, которые не имеют своего реально существующего эквивалента: бог, черт, Земля, покоящаяся на слонах, телепатия, телекинез и т. д. Удовлетворяя ту или иную человеческую потребность в упорядочивании представлений об окружающем мире, в канонизировании социальных норм и т. д. такого рода мутации-мифы приобретают широкое распространение и за отсутствием подлинных знаний о мире передаются от поколения к поколению, овладевая сознанием множества людей.

Наличие обостренной потребности объясняет стремительное распространение (копирование, тиражирование, своеобразную «плодовитость») всякого рода слухов, псевдонаучных сенсаций и домыслов, в то время как подлинные открытия, родившиеся из гипотез, подтвержденных тщательной проверкой, могут длительное время оставаться достоянием узкого круга специалистов. Только претворившись в технологию, в новые способы производства, открытия и изобретения входят в жизнь широких масс населения, становятся общеизвестными.

Имеют свою аналогию и такие типы отбора, которые в биологии получили наименование направленного, стабилизирующего и дизруптивного отбора. Направленный отбор наблюдается при изменении среды или при адаптации к вновь освоенной среде, когда элиминируются наименее приспособленные особи с присущей им наследственностью. Такой тип отбора гипотез имеет место в случае определившегося и кажущегося достаточно перспективным направлением поиска отсутствующих решений. Сознание будет исходно отбрасывать предположения, далекие от господствующего круга идей.

Когда популяция хорошо приспособлена к среде, стабилизирующий отбор удаляет крайние вариации, возникающие в результате мутаций, потока генов, расщепления и рекомбинации. Так относится к психическим мутациям догматическое сознание, ориентированное на сохранение сложившихся представлений.

При дизруптивном отборе в полиморфной популяции, осваивающей неоднородную среду обитания, адаптивную ценность представляют именно крайние варианты изменчивости, а наименее ценны «усредненные» особи. Подобный тип отбора характерен для творческого процесса, где возникшая проблема не находит сколько-нибудь готовых предпосылок ее разрешения. Требуются поистине «безумные идеи», крайние варианты психического мутагенеза.

В процессе биологической эволюции индивидуально приобретаемая (фенотипическая) пластичность задерживает выбраковку и обеспечивает популяции время, необходимое для появления новых генетических вариаций (мутаций), т. е. время для генетической реакции на изменившиеся условия среды. Нечто подобное мы находим и в сфере творчества. Модификации, уточнения, подновление старых теорий, способов производства и социальных норм продолжается до тех пор, пока появление принципиально новых гипотез не приведет к качественному скачку в творческом и практическом освоении изменяющейся действительности.

Ограничения. Биологическая эволюция предполагает диалектически противоречивое сочетание тенденций изменчивости и стабилизации. Сохранению вида способствуют специальные изолирующие механизмы: внешние (изоляция видов во времени и пространстве, экологическое и механическое препятствие к скрещиванию) и внутренние (несовместимость, нежизнеспособность гибридов, их стерильность и разрушение). Функция этих механизмов состоит в том, чтобы удерживать свободное скрещивание и создание рекомбинаций в пределах, полезных в приспособительном отношении.

Нечто подобное мы находим и в области творчества, где специальные механизмы удерживают генерирование психических мутаций в пределах, не позволяющих творческому процессу превратиться в слепое угадывание или психопатологию. Эти механизмы также можно разделить на внешние и внутренние. К разряду внешних ограничителей следует отнести влияние традиций и достигнутого уровня мыслительной деятельности. Как мы уже писали выше, хотя сознание непосредственно не вмешивается в процесс психического мутагенеза, оно оказывает опосредствованное влияние на этот процесс формулировкой вопросов, подлежащих разрешению.

Не менее эффективны и механизмы внутренней защиты. Если нарастание пищевой потребности на первых этапах ведет к увеличению пищевых ассоциаций при экспозиции субъекту неопределенных зрительных стимулов, то после суточного голодания количество таких ассоциаций уменьшается. Иными словами, здесь включается механизм, который препятствует беспочвенным фантазиям и ориентирует субъекта на анализ реальной действительности, способный привести к удовлетворению имеющейся у него потребности[81]. Наличие контролирующих психические мутации механизмов выступает особенно наглядно при сопоставлении гипотез ученого или замыслов художника с содержанием сновидений, не говоря уже о бреде и галлюцинациях больного мозга. Хотя тема «гений и безумство» занимала умы на протяжении столетий, сегодня совершенно очевидно качественное различие между озарением здорового творческого мышления и психопатологией. Искусством может быть только то, что духовно здорово, утверждал Ван Гог. «Творить, — по мнению А. Пуанкаре, — это означает не создавать бесполезных комбинаций, а создавать полезные, которых ничтожное меньшинство… Бесплодные комбинации даже не придут в голову изобретателю. В поле зрения его сознания попадают лишь действительно полезные комбинации 81 Levine R., Chein I., Murphy G. The relation of the intensity of a need to the amount of perceptual distortion. — J. of Psychology, 1942, vol. 13.