Охота За Мыслью - Леви Владимир Львович. Страница 18

Нет, нельзя было сказать, что здесь совсем нет памяти! Действовала и память самого недавнего времени, позволявшая удерживать в мозгу развитие ситуации, работала и память отдаленного прошлого.

Только между этими двумя полюсами словно встала плотина, что-то стирало следы, не давая им закрепляться.

А откуда эти на ходу сочиняемые, более или менее правдоподобные истории, так называемые конфабуляцни? Вчера он был в суде, третьего дня — в Яре, сегодня успел съездить домой и вернуться обратно. Между тем уже несколько месяцев он не выходит из клиники. Конечно, это не вранье, а вполне искреннее замещение недостающей памяти. Но чем? Все тою же памятью. Как раз тот случай, когда применима формулировка: «Это было давно и неправда».

Болезнь Корсакова, или корсаковский психоз, находится ныне на перекрестке путей изучения памяти. Работы Корсакова заставили исследователей всего мира обратить внимание на особую связь памяти со временем. Они предвосхитили самые современные гипотезы нейробиохимиков и физиологов.

Золотая рыбка должна быстро переплыть из одного аквариума в другой. Сигнал — включение лампочки. Запомнить значение этого сигнала, иными словами, выработать условный рефлекс, рыбка может за несколько минут и потом спустя много дней продолжает улепетывать, едва зажигается свет. Но вот необученной рыбке перед тренировкой или сразу после нее вводится пиромицин — антибиотик, тормозящий синтез белков. Как будто бы ничего не меняется: рыбка так же быстро разбирается, что к чему, и по сигналу лампочки уплывает.

А через час, через сутки?

Никакой реакции. Будто и не обучали. В долгосрочной памяти ничто не задержалось. Модель корса-ковской болезни.

Но если ввести пиромицин через час после тренировки, корсаковской болезни у рыбки не будет, долгосрочный навык останется. Это значит, что переход краткосрочной памяти в долгосрочную происходит где-то в пределах этого времени и, покуда не завершится, нестоек и уязвим.

Еще одна модель — электрошок, действие которого на память хорошо изучено и у многих животных, и у людей. Электрический разряд умеренной силы вызывает мгновенную потерю сознания с судорогами. Ничего страшного, мозг не повреждается. Но свежие следы памяти совершенно отшибаются, забывается все, что происходило минут за 15—30 до электрошока. Если же электрошок сделать через несколько часов после запоминания, то следы памяти сохраняются, они уже укрепились.

Уже из этого следует, что переход краткосрочной памяти в долгосрочную — это переход подвижно-неустойчивых мозговых событий в какие-то стойкие изменения. Для укрепления следов нужен определенный критический срок.

В обыденной жизни это особенно заметно у детей. Один маленький мальчик, к удивлению домочадцев, вдруг запел песенку, которую слышал в последний раз три месяца назад, когда еще не умел говорить. Значит — умел? Только скрыто?

Я знал пятилетнюю девочку с превосходным умственным развитием, которая относилась к этому свойству своей памяти с полным осознанием.

— Если вы прочтете мне стишок, я его запомню, — говорила она мне, — только сразу повторить не смогу. А смогу послезавтра или послепослезавтра.

Я проверил: действительно.,..

Я держу ручку, пишу, а в это время нуклеиновые цепочки нервных клеток моего мозга, тех самых, что двигают мою руку, шевелятся, утолщаются, сокращаются и будут делать это еще спустя некоторое время после того, как я закончу писать. Если бы я писал левой рукой, то это происходило бы в двигательных клетках противоположного полушария, а нуклеиновые кислоты того полушария, что усиленно работает в эту минуту, вели бы себя спокойнее. Приходится думать, что это именно так. Вряд ли в этом смысле я существенно отличаюсь от крысы. А у нее, как показал шведский нейробиохимик Хольгер Хидеп, РНК накапливается в тех самых клетках, которые работают в данный момент. Если она нажимает на педаль правой лапой, то количество РНК нарастает в клетках левого полушария, и наоборот. (Каждое полушарие управляет противоположной стороной тела.) Меняется и последовательность оснований в нуклеиновых молекулярных цепочках.

Как пройти мимо нуклеиновых кислот — этой химической сердцевины всего дышащего, движущегося, размножающегося? Все заняты ими сейчас — н биохимики, и биофизики, и генетики, и микробиологи, и врачи, лечащие сердце.

Они действуют в каждой клетке каждого организма. Их всего две: дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК), содержащаяся в основном в ядре, и рибонуклеиновая (РНК), рассеянная по всей клетке. И вот они-то и фабрикуют, во-первых, самих себя, а во-вторых, всю ту армаду белков, которая делает бактерию бактерией, растение растением, кошку кошкой, человека человеком (в биологическом смысле). Они хранят, переносят и распределяют химическую информацию, что и называется жизнью.

Коды наследственности... Тончайшие различия в химическом строении их цепочек, а в жизни это различия между уродом и красавцем, между карликом и гигантом.

Под электронным микроскопом едва различимы тонкие, полураздвоенные спиральки: это и есть ДНК — химический главнокомандующий организма. У челове-i.a этот «главнокомандующий» состоит из добрых пяти миллиардов особых, попарно связанных азотистых соединений, нанизанных на длинную цепь углевода-полимера. «Главнокомандующий» имеет внушительные размеры: он в десятки раз крупнее, чем любая другая биологическая молекула.

Биологи вместе с кибернетиками вычислили, что чайная ложка ДНК может вместить столько информации, сколько ламповая электронная вычислительная машина объемом в 400 кубических километров.

Поменьше и чуть попроще молекулы РНК — главных исполнителей приказов «главнокомандующего». Три подвида РНК вначале передают приказы «главнокомандующего» друг другу, так сказать, по инстанциям, и РНК последней инстанции синтезирует белки, которые синтезируют и расщепляют, активируют и подавляют все остальное.

Среди всех клеток организма нейроны оказались абсолютными чемпионами по содержанию РНК. При работе они накапливают РНК за счет окружающих мелких клеток, так называемой глии. (Такого рода клеточное взаимообслуживание вообще распространено в организме: так, например, питают яйцеклетку окружающие ее маленькие фолликулярные клетки.) РНК работающего нейрона синтезирует новые белки и белково-углеводные комплексы.

Так возникла гипотеза нейронного уровня памяти. Новый белок нейрона, полагает Хиден, особо чувствителен к тому виду электрической импульсации, который вызвал его образование. Теперь малейшего импульсного намека будет достаточно, чтобы воспроизвести реакцию. Эта новая химическая готовность и есть долгосрочная память нейрона.

Я не вдаюсь в более подробные детали по причине их сложности и, главное, своей малой компетентности в биохимии. Но не могу не обратить внимания, что здесь нащупывается параллель еще одному виду приобретенной химической памяти — памяти иммунитета, связанней с образованием новых белково-углеводных молекул, так называемых антител. Это тоже использование вчерне предуготованных, но до времени бездейственных молекулярных ресурсов. И здесь есть какой-то минимальный срок между действием агента и образованием стойкой памяти.

Новая точка бурного научного роста произвела, как и следовало ожидать, несколько сенсационных всплесков. Планарии, плоские черви, о которых подробнее писалось в первом издании, каким-то образом передавали знания, полученные головой, хвосту, выраставшему после обучения. Этот хвост мог «обучить» новую голову, выраставшую взамен отрубленной, и все навыки пропадали после воздействия веществом, разрушающим РНК. Самым сенсационным было то, что необученные планарии, пожирая своих обученных собратьев, становились как будто умнее. Опыты с пожиранием не подтвердились, но то, что в хвостах планарии память удерживается каким-то химическим кодом, остается весьма вероятным (так же, как у мучных червей, которые, превращаясь в жуков, прекрасно сохраняют свои рефлексы) .