От двух до пяти - Чуковский Корней Иванович. Страница 31

- Лет через сто.

Галка заплакала.

- Не хочу, мамочка, умирать, хочу жить тысячу лет.

Пауза.

- Я, знаешь, мама, буду учиться на "отлично", потом буду докторшей и выдумаю такое лекарство, чтобы люди никогда не умирали.

- Это тебе не удастся.

- Ну тогда, чтобы люди жили не меньше ста лет. Я буду обязательно такое лекарство выдумывать.

Этот разговор замечателен тем, что в нем детский эгоцентризм сменяется (буквально у нас на глазах) горячей заботой обо всем человечестве.

Ляля Цвейберг пяти лет говорит:

- Вот ведь большие дяди и тети, а чем занимаются - хоронением! Я, конечно, не боюсь, нет, но ведь жалко - хороняют и хороняют, ведь людей хороняют. Пойдем и заявим в милицию - ведь жалко людей-то!

Буквально такое же не-личное чувство прорвалось у пятилетней Сашеньки:

- Зачем люди умирают?.. Мне жалко. Мне всех людей жалко, и чужих жалко: зачем они умирают? (Дневник Ф.Вигдоровой.)

Е.Калашникова пишет мне про пятилетнего Мишу, который, услышав о смерти знакомого, сообщил одному из гостей:

- Дядя, а ведь, знаете, умереть - это очень плохо. Ведь это на всю жизнь!

Двое ребят:

- Не ешь зеленых вишен, умрешь.

- Нет, не умру.

- Видел: вчера хоронили дедушку? Когда был маленький, он ел зеленые вишни - вот и умер.

О своей внучке Аленушке художник В.М.Конашевич пишет:

"Уговаривает нас с бабушкой не умирать, пока она не вырастет: она изобретет лекарство от старости и от смерти. Потому что смерти не должно быть".

Пятилетняя Лена обещает отцу:

- Я всегда буду тебя помнить - даже когда ты умрешь.

И тотчас перебивает себя:

- Нет, лучше мы вместе умрем. А то мне будет очень жаль, если ты умрешь скорей меня.

Отражая в своем сознании реальную действительность, ребенок по самому существу - материалист. Иначе и быть не может: таким формирует ребенка его жизненная, повседневная практика. Факты, приведенные на предыдущих страницах, свидетельствуют, до какой степени чужда ему всякая мистика.

Трезвость суждений ребенка способна поставить в тупик даже взрослых. Сидит, например, трехлетняя девочка, и на лице у нее трудная дума.

- Наташа, о чем ты задумалась?

- Кто будет хоронить последнего человека?

Вопрос деловой, практический: кто похоронит покойника, когда и похоронщики будут в могиле?

У Елизаветы Шабад, в ее книжке "Живое детское слово", приводится такой разговор маленького здравомысла с отцом:

- Папа, если в прошлом году будет война, тебя застреляют?

- Может быть.

- И от тебя ничего не останется?

- Нет.

- Даже точки?

- Да. А ты меня будешь жалеть?

- Чего же жалеть, если ничего не останется! [68]

VII. НОВАЯ ЭПОХА И ДЕТИ

Подобных детских высказываний записано у меня очень много, но и приведенных достаточно, чтобы установить основные их типы. Замечательно, что некоторые из них сообщались мне дважды и трижды в разное время из разных источников, и я не мог не прийти к убеждению, что они в значительном своем большинстве характерны для очень многих нормальных детей.

Как уже сказано выше, я приступил к собиранию детских выражений и слов полвека назад, даже раньше, и это дало мне возможность подметить одно очень важное качество собираемых мною материалов - их частую повторяемость, их, так сказать, однотипность: моя правнучка в своем словотворчестве идет точно тем же путем, каким шли мои дети и внуки, и не только в словотворчестве, но и в методах всей своей умственной деятельности.

Эти три поколения детей, которые я мог наблюдать на протяжении столь долгого времени, давали в соответствующем возрасте одно и то же причинно-следственное истолкование одним и тем же явлениям окружающей жизни.

В огромном большинстве читательских писем, получаемых мною, я нахожу уже знакомые мне наблюдения и факты или очень близкие их варианты.

Например, с разных концов Советского Союза мне сообщали и сообщают о детях, которые, услышав от взрослых, что человек - потомок обезьяны, сделали из этого вывод, будто той обезьяной, от которой идет человеческий род, был в недавнее время их дедушка.

Точно так же повторяются опять и опять гипотезы трехлетних-четырехлетних детей, будто девочки произведены на свет исключительно мамами, а мальчики - исключительно папами. Подобно тому как разные дети из поколения в поколение всякий раз сызнова изобретают слова всехный, кусарик, мазелин, ктойтина, рогается, пивнул, методы их умственной работы и в других областях совершенно тождественны и приводят к однородным результатам (зачастую к одинаковым ошибкам).

Зато бесконечно разнообразны детские суждения и помыслы, которые отражают в себе общественные условия их жизни.

Индустриализация нашей страны, например, вызвала тысячи детских речений, немыслимых в прежнее время. Вот некоторые из них, разносторонне отражающие то широчайшее внедрение техники в быт, которое в последние годы происходит у нас буквально на каждом шагу.

Четырехлетний Миша Юров выписывается из больницы. Прощаясь с ним, нянечка спрашивает:

- Миша, ты москвич?

- Нет, я - "победа"! - отвечает мальчишка, потому что для него, как и для большинства малышей, "москвич" - это раньше всего марка автомобиля.

И, конечно, не только "москвич".

По радио передавали статью о волгоградском сражении. Статья была озаглавлена: "Победа на Волге".

Услышав это заглавие, Славик взволнованно крикнул:

- Дедушка! Авария! "Победа" налетела на "Волгу"!

Трехлетний мальчик, гуляя по городу, увидел остановившуюся на улице лошадь.

- Верно, току у ней нет! - сказал он и обнаружил одной этой коротенькой фразой, что уже появилось такое поколение детей, для которого электропоезда, троллейбусы, трамваи привычнее (а значит, и понятнее), чем лошадь.

Еще не так давно дети всегда наделяли машину свойствами людей и животных:

- Мама, смотри, какой краснощекий автобус!

Но теперь, как мы видим, их так тесно обступила электромеханика, что они объясняют ею даже поведение уличной клячи.

Двухлетний гражданин, у которого во время беготни оторвался шнурок от туфли, садится на траву и вздыхает:

- Пеебой мотое... - что, несомненно, должно означать: "Перебой в моторе". Даже сказать эти слова не умеет как следует, а уже применяет к своей крохотной обуви технический термин.

Девочка впервые увидела в Зоопарке слона. Глянула на хобот и сказала:

- Это не слон, а противогаз.

Кике ставили клизму. Он командовал:

- Ну, включай!

А потом:

- Выключи, выключи!

- Ах, мамочка, какая ты красивая! Как мотоциклетка!

У меня в сказке "Тараканище" есть такие стихи:

Зайчики

В трамвайчике,

Жаба на метле.

Т.Л.Мотылева сообщает мне, что ее четырехлетний сын Миша читал эту сказку по-своему:

Зайчики

В трамвайчике,

Жаба на метро,

то есть модернизировал сказочный транспорт, созданный древней фантазией патриархальной деревни.

Одновременно с этим драматург И.В.Шток написал мне о такой же поправке, внесенной его дочерью Икой:

- Ты неправильно говоришь. Нужно "на метре", а ты говоришь "на метле". Зайчики в трамвайчике, жаба на метре.

- Правда, мама, троллейбус - это помесь трамвая с автобусом?

- "...Волчишко с годами превратился в матёрого волка..."

Что такое "матёрый", Володя не знал и потому пересказывал эту историю так:

- Волчишко поступил в монтеры...

Привычка малолетних детей к автоматике стала так велика в СССР, что я не очень удивился, когда услыхал, как один мальчик, желая выпить томатного соку, громко сказал в магазине:

- Мама, купи мне автоматного соку!

- Давай посмотрим коров - стадо идет.

- А что в них интересного? Если бы в них мотор был!

Городская девочка впервые в деревне. Увидела теленка: