Функция оргазма. Основные сексуально-экономические проблемы биологической энергии - Райх Вильгельм. Страница 26

Теория оргазма определяет границы и содержание психологического, психотерапевтического, психолого-биологического и социологического секторов сексуальной экономики. Я не возьму на себя смелость утверждать, что это здание сексуальной экономики могло бы заменить специализированные этажи, о которых речь шла выше. Но сегодня она претендует на то, чтобы быть единой естественнонаучной теорией сексуальности, от которой возможно ожидать обновления и оплодотворения всех сторон человеческой жизни. Это обязывает к подробному объяснению "каркаса" во всех смежных областях. Так как жизненный процесс является в первую очередь сексуальным процессом, то во всем, что живет, проявляется сексуальная, вегетативная энергия. Это положение очень опасно как раз потому, что оно просто и абсолютно верно. Чтобы его правильно применять, следует помешать его превращению в глупую банальность или в схему. Последователи какого-либо учения обычно упрощают дело. Они перенимают материал, разработанный с большим трудом, и оперируют им так, чтобы было максимально удобно. Они не берут на себя труд всегда по-новому применять все методические тонкости, они застывают, а с ними костенеет и само учение. Я надеюсь, что мне удастся отвести эту судьбу от сексуальной экономики.

Развитие техники анализа характера.

1. Трудности и противоречия.

Психоаналитическая техника пользовалась мысленной ассоциацией, чтобы быть в состоянии обнаружить неосознанную фантазию и истолковать ее. Оказалось, что целительное воздействие толкования ограниченно. Пациенты, способные к свободному, непроизвольному воображению, встречались очень редко. Улучшения, которых удавалось достигнуть, оказывались результатом резких изменений в генитальной сфере. Они большей частью вызывались случайно посредством расслабления душевного аппарата вследствие свободного появления внезапных идей. Я мог видеть, что разрешение ситуаций через генитальную сферу позволяло достичь большого лечебного эффекта, но был не в состоянии воздействовать на эти процессы. Никому и никогда не удавалось правильно указать на процессы, происходившие в организме больного, которым можно было бы приписать наступившие изменения. Отсюда вытекала необходимость учиться ориентироваться в закономерностях аналитической техники.

Я уже описывал всю безутешность тогдашней технической ситуации. Взяв на себя осенью 1924 г. руководство Венским техническим семинаром, я хорошо себе представлял, какую работу необходимо было проделать. В предшествующие годы мне удалось в отчетах о болезнях выявить мешавшую бессистемность, что позволило набросать схему упорядоченного отчета. Случаи заболеваний позволяли увидеть множество разнообразных переживаний, вызывавших замешательство при лечении. Поэтому я предложил выбирать из всего обилия случаев лишь те, которые были необходимыми для постановки технических проблем. Все остальное урегулировалось бы в ходе дискуссии само собой. Раньше было обычным делом излагать историю детства больного без всякой связи с проблемой лечения, давая в конце этого изложения бессвязные советы. Такой способ казался мне бессмысленным. Если психоанализ представлял собой каузальную научную терапию, то любая необходимая техническая мера должна была вытекать сама собой из структуры личности больного. Структура невроза могла определяться только фиксацией на переживаниях детства.

Обнаружилось далее, что аналитики обходили сопротивление отчасти потому, что не осознавали сути этого феномена, полагая, что явления сопротивления представляют собой препятствие в работе и поэтому их надо по возможности избегать. Потому-то в первые годы моего руководства семинаром и обсуждались исключительно проблемы сопротивления. Поначалу мы были совершенно беспомощны, но быстро научились многому. Самым главным результатом первого года работы семинара стало понимание того важнейшего факта, что аналитики рассматривали "перенесение" только как положительное явление, оставляя в стороне его отрицательные аспекты, хотя Фрейд давно уже теоретически сформулировал соответствующее различие. Аналитики боялись выделить, выслушать, подтвердить или опровергнуть мнение пациента, отклоняющееся от собственного, опасались подвергнуться болезненной для себя критике с его стороны. Они чувствовали себя беспокойно из-за столкновения с сексуальным материалом и столь проблематичной человеческой природой.

Оказалось, далее, что "опорой" невроза были неосознанные враждебные установки пациента. Каждое толкование связей в неосознанном материале "отскакивало" от этой тайной враждебности. Следовательно, нельзя было ничего истолковать до тех пор, пока не удалось вскрыть и устранить тайную ориентацию на отказ. Такая позиция соответствовала известным принципам практической работы, но в этой работе надо было для начала основательно практиковаться.

Постановка практических вопросов покончила со многими неправильными, но удобными для терапевтов позициями, например с так называемым выжиданием. Выжидание должно было иметь какой-то смысл, но большей частью оно оказывалось всего лишь проявлением беспомощности. Мы осуждали привычку многих коллег только упрекать больного за сопротивление лечению. Наши попытки понять сопротивление и устранить его аналитическими средствами вполне соответствовали психоаналитическим принципам. Тогда было обычным делом устанавливать сроки исцеления, если лечение заходило в тупик. Пациенту надлежало к определенной дате решиться "покончить с сопротивлением выздоровлению". Если ему это не удавалось, констатировалось "непреодолимое сопротивление". Не следует забывать, что работа в амбулатории постоянно предъявляла высокие требования к нашим знаниям. Никто не имел представления об укоренении сопротивления в психологии.

Существовали некоторые неверные в техническом отношении меры, от которых пришлось отказаться. Так как я сам на протяжении пяти лет совершал эти ошибки, приводившие к большим неудачам, я хорошо знал их и мог распознать у других. Среди них была несистематическая работа над мысленным материалом, который давал больной. Этот материал истолковывали "так, как он шел", не обращая внимания на его глубину, на сопротивление истинному пониманию. Результатом часто оказывались гротескные ситуации. Больные очень скоро поняли, чего, с теоретической точки зрения, ждет от них психоаналитик, и производили соответствующие "ассоциации". Они давали материал по желанию психоаналитика. Если это были хитрые люди, то они полусознательно вводили в заблуждение, например грезили в высшей степени путанно, так что никто не мог понять, в чем, собственно, дело.

Важнейшей проблемой была именно постоянная сбивчивость грез, а не их содержание. Они производили также символы, касающиеся символов. Очень быстро разобравшись в сексуальных значениях ассоциаций, они смогли легко оперировать понятиями. Они говорили об эдиповом комплексе без следа аффекта. Внутренне они не верили в толкования приведенных фантазий, то есть именно в то, что аналитики, как правило, принимали за чистую монету. Почти все лечение протекало хаотически. Не было ни порядка в материале, ни системы лечения, а поэтому не наблюдалось и упорядоченного хода процесса. После двух-трех лет лечения большинство случаев оканчивалось безрезультатно. То там, то здесь наблюдались улучшения, но никто не знал почему. Под воздействием всего этого в нашем сознании формировались понятия упорядоченной и систематической работы над случаями сопротивления. В ходе лечения невроз распадается, так сказать, на отдельные очаги сопротивления, которые надо тщательно различать и обособленно устранять, начиная с самого верхнего, лежащего ближе всего к осознанному восприятию больного.

Это было не ново и представляло собой только последовательное осуществление взглядов Фрейда. Я отсоветовал коллегам стремиться "убедить" пациента в правильности толкования. Если понято и устранено соответствующее сопротивление неосознанному побуждению, то больной сам осуществит толкование, ведь в сопротивлении содержится тот элемент влечения, против которого и борется пациент. Если он поймет смысл отпора, то будет готов понять и то, чему оказывает отпор. Но осуществление этого процесса требует точного и последовательного раскрытия любого самого слабого импульса недоверия и отклонения в душе пациента. Среди пациентов не встречалось ни одного, кто не выражал бы глубокого недоверия к лечению. Они лишь по-разному скрывали это чувство.