Функция оргазма. Основные сексуально-экономические проблемы биологической энергии - Райх Вильгельм. Страница 27

Однажды я продемонстрировал больного, который прятал тайное недоверие за преувеличенной вежливостью и согласием со всем, что ему говорили. За недоверием действовал источник страха как таковой. Поэтому пациент жертвовал всем, не выдавая себя агрессивностью. Ситуация требовала, чтобы я не истолковывал его очень ясные сновидения о кровосмесительной связи с матерью до тех пор, пока не проявится его агрессия против меня. Это полностью противоречило тогдашней практике толкования каждого отдельного фрагмента сновидения или момента воображения, но соответствовало принципам анализа сопротивления.

Очень скоро я почувствовал, что оказался в конфликтной ситуации. Так как практика не соответствовала теории, у некоторых аналитиков нашлись причины для возмущения. Они должны были приспосабливать практику к теории, то есть переучиваться в техническом отношении. Это было уж слишком. Мы ведь столкнулись, сами того не чувствуя, со свойством современного человеческого характера - отвергать настоящие сексуальные и агрессивные побуждения, используя для этого ненастоящие, судорожные, вводящие в заблуждение позиции. Приспособление техники к этому лицемерию, проявившемуся в характере больных, имело последствия, которых никто не предчувствовал и которых все неосознанно боялись. Речь шла о действительном высвобождении агрессии и сексуальности в характере больного. Речь шла о личностной структуре пациента, которой надлежало направлять агрессию и сексуальность и быть в состоянии вынести их.

Но мы, аналитики, были детьми своего времени, оперируя материалом, который мы теоретически признавали и которого на практике боялись. Мы не хотели пережить его. Мы были будто крепко связаны формальными академическими традициями. Аналитические же ситуации требовали пренебрегать условностями и обладать высокой степенью свободы по отношению к сексуальности. В первые годы семинара не было еще и речи о формировании способности к оргазму. Я инстинктивно избегал этой темы. Ее не любили, а обсуждение этой темы вызывало аффект. Я и сам не проявлял достаточной твердости в отстаивании своей позиции. Для психоаналитиков оказалось вовсе не таким простым делом правильно понять свойственные больному привычки, связанные с отправлением естественных потребностей, или свойственные ему странности сексуального характера, соблюдая при этом свое социальное или академическое достоинство. Поэтому они предпочитали говорить об "анальной фиксации" или "оральной чувственности". Зверь был и оставался нетронутым.

Ситуация была и без того сложной. Я собрал ряд клинических наблюдений, построив гипотезу терапии неврозов. Это потребовало большого технического умения, коль скоро планировалось осуществить поставленную цель на практике. Задача напоминала трудный марш к определенному пункту, который ясно виден и все же удаляется при каждом шаге, казалось бы приближающем к нему. Чем чаще клинический опыт подтверждал, что неврозы быстро излечиваются при возможности генитального удовлетворения, тем большими трудностями оборачивались другие случаи, в которых излечение не удавалось или оказывалось неполным.

Это побуждало к энергичному изучению препятствий и многочисленных промежуточных стадий на пути к цели. Нелегко изложить наглядно все проблемы, о которых идет речь, но я хочу попытаться дать максимально более живую картину того, как учение о генитальности в терапии неврозов постепенно все теснее переплеталось с развитием техники анализа характера. На протяжении ряда лет они стали нерасторжимым единством. Чем яснее и прочнее становился фундамент этой работы, тем сильнее нарастали конфликты с психоаналитиками старой школы.

Первые два года конфликтов не было, однако затем оппозиция старших коллег стала превращаться во вес более сильную помеху работе. Эти люди просто не поспевали за нами, боясь за свою репутацию "опытных и авторитетных" специалистов. Поэтому о том новом, что мы разработали, им приходилось или говорить: "Это все банально, об этом уже писал Фрейд", - или объявлять наши выводы "неправильными". Умалчивание важности роли генитального удовлетворения в терапии неврозов становилось тормозом, и эту роль нельзя было более скрывать. Проблема вплеталась в обсуждение каждого случая настолько глубоко, что ее невозможно было игнорировать или дать аргументированный отпор. Это обстоятельство, усиливая мою позицию, плодило моих врагов. Цель достижения "способности к оргастическому генитальному удовлетворению" следующим образом определяла требования к технике: все больные страдают генитальными нарушениями. Их генитальная сфера должна стать здоровой. Поэтому следует вскрыть и разрушить все болезненные позиции, препятствующие формированию оргастической потенции.

Речь шла о технической задаче, рассчитанной не на одно поколение аналитических терапевтов, ведь нарушения генитальности были неисчислимы и проявлялись в бесконечно разнообразных формах. Эти нарушения не в меньшей степени, чем в психике, были закреплены в социальных отношениях, но прежде всего коренились в физиологии. Последнее обстоятельство выяснилось лишь гораздо позже. Для начала я сделал акцент в своей работе на изучении прегениталъных фиксаций, извращенных способов сексуального удовлетворения и социальных трудностей, препятствующих половой жизни, которая приносила бы удовлетворение. Вне зависимости от моих намерений на передний план дискуссии постепенно выходили вопросы брака, полового созревания, социальных препятствий проявлению сексуальности.

Казалось, что все это еще шло в рамках психоаналитических исследований. Мои коллеги демонстрировали большую волю к работе, с радостью трудились, не скрывая своей любви к возглавляемому мной семинару. Их неделикатное и недостойное ученых поведение после того, как произошел наш разрыв, не может уменьшить значения сделанного ими во время работы в семинаре.

В 1923 г. вышел труд Фрейда "Я и Оно". Сначала книга вызвала замешательство среди аналитиков, которым в своей ежедневной практике приходилось постоянно сталкиваться с трудностями сексуального характера у больных. Те, кто вел практическую работу, не понимали, на что были пригодны "сверх-Я" и "неосознанное чувство вины" - теоретические формулировки, служившие для описания тогда весьма еще неясных фактов. Техники для работы по преодолению у пациентов сексуальной трудностей не было, поэтому для объяснений охотно применялись представления о боязни онанизма и чувстве сексуальной вины. После выхода в 1920 г. книги Фрейда "По ту сторону принципа удовольствия" для объяснения сексуальных проблем было введено понятие "влечение к смерти как движущая сила - танатос", равноправная с половым влечением или даже более мощная. Те аналитики, которые не занимались практикой, и те, которые не понимали структуры сексуальной теории, начали применять новое учение о "Я". Вместо сексуальности стали говорить об "эросе". "Сверх-Я", выдвинутое в качестве вспомогательного теоретического представления для понимания душевной структуры, неумелые практики смогли "взять в свои руки". Они оперировали этим понятием, будто оно представляло собой реальные факты. "Оно" было чем-то злым, строгое "сверх-Я" с длинной бородой спокойно восседало неизвестно где, а бедное "Я" пыталось "посредничать" между ними. Место живых и подвижных фактов, клинических и научных дискуссий занимали механические схемы, которые позволяли не размышлять, и псевдонаучные спекуляции. Появились чужаки, никогда не занимавшиеся психоанализом. Тем не менее они выступали с "брызжущими идеями" докладами о "сверх-Я" или о больных шизофренией, которых и в глаза не видели. После разрыва в 1934 г. все они официально ополчились как "духовно трансцендированные" представители психоанализа против сексуально-экономического принципа глубинной психологии. Клиническая работа пребывала тогда в жалком состоянии. Сексуальность утратила свою сущность, а понятие "либидо" потеряло всякое сексуальное содержание и стало просто оборотом речи. Научность и серьезность в психоаналитических сообщениях все более уступали место патетике приверженцев сексуальной этики. Начался перевод учения о неврозах на язык "психологии "Я". Словом, атмосфера очищалась! Она медленно, но верно очищалась от всех достижений, которыми характеризовалось дело Фрейда. Приспособление к миру, еще недавно грозившему уничтожением, происходило незаметно. Говорили о сексуальности, более не имея ее в виду. Некоторая часть гордости первопроходцев, сохранившаяся в среде аналитиков, позволяла бессовестно узурпировать мои новые данные как привычные компоненты психоанализа - с намерением уничтожить их.