Берегиня Иансы - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 24

Страх Божий залаял и устремился к девице. Та взвизгнула и, отпрыгнув к окну, проворно залезла на подоконник и поджала ноги, открыв белые чулки и дешевые туфли.

– Воды не надо больше! – рявкнула я, затащив торбу обратно в комнату и захлопнув дверь.

– А кто за эту платить будет? – заорала та в ответ, поразив меня до глубины души.

Какая, однако, нахалка!

И все-таки сон сморил меня. Вроде прилегла всего на секундочку, дать отдых уставшим за долгую дорогу чреслам, а открыла глаза, когда солнце уже село и в комнате с закрытыми окнами стало нечем дышать. Рубаха от жары взмокла, голова превратилась в гудящий чугунный шар. Торба с демоном закатилась под кровать, и теперь оттуда раздавался тихий и очень жалобный скулеж. Подозреваю, Страх пребывал в том плачевном состоянии, когда любой уважающий себя болотный демон, нечаянно выбравшись на свободу, будет просто обязан отомстить за нанесенную до глубины души обиду и перегрызть вражине, то есть мне, глотку. С такими мыслями я и отправилась к ростовщику.

Лавка упомянутого господина пряталась на узкой улочке в трущобах, куда даже днем боялись заглядывать стражи, и добраться до нее было возможно лишь через городской рыбный рынок.

Здесь проведение и подбросило мне первую, но не самую отвратительную каверзу.

Заглянув по случаю к травнице, я прикупила сонного порошка, за версту воняющего валерьяной. Страх, утомившись от безуспешных попыток выбраться, затаился и злобно ждал, когда в нутро торбы сунется моя рука, тогда бы он смог оттяпать, скажем, мой мизинец. Пришлось спрятать мешочек со снадобьем в карман. Чего зря рисковать? У меня лишних пальцев не имеется.

Вокруг толпился и галдел торговый люд. Пахло жасмином охранных заклятий и смрадным душком от прилавков, где парились в вечерней духоте большие пучеглазые рыбины. Я без особого интереса глазела на товары, скорее для тренировки, нежели для наживы стащила у пухлощекого бородатого купца кошель, скрывавший в себе единственный золотой и специально выставленный для глупых воришек. Потом, не мудрствуя лукаво, я сунула рубль в карман уставшей женщины, за юбку которой хватались трое чумазых малышей с большими и мокрыми, как у рыбин, глазами. Тут же мне пришлось пожалеть о содеянном и обругать себя дурным словом за необоснованную добросердечность. Разозленная сверх всякой меры, я заторопилась к выходу.

На рыночной доске объявлений, как раз поверх моего же потрепанного портрета, приколотили свежий газетный лист. Зеваки толкались рядом, читая набранные типографским шрифтом буковки, и возмущенно галдели. Они обсуждали очередное преступление Лопатова-Пяткина – «убийство полюбовницы и подельницы Натальи Москвиной».

Тут я и почувствовала слежку за собой. На секунду дыхание перехватило от страха и закололо под ребрами. Кто смотрит? Хранитель какой признал или же стражи? Чуть оглянувшись, вроде случайно, я приметила двух типчиков, не сводящих с меня глаз. Лица оба имели весьма гнусные, с напомаженными блестящими усиками. На кудрявых головах обоих скособочились дешевые картузы. На шеях зеленели свеженькие амулеты-щиты от арбалетных болтов. Здоровяков единственно отличал рост, один молодец макушкой доставал другому до плеча.

Признаться, в первый момент я испытала буквально нечеловеческое облегчение. Потом стало смешно. Похоже, своей неловкой кражей, не обогатившей меня ни на медяк, я перебежала дорогу местным умельцам, и те теперь жаждали расправы над незнакомой выскочкой.

Скорее всего, высокий, с большими, совсем неворовскими руками и слишком толстыми короткими пальцами, промышлять карманником вряд ли мог – сноровки бы не хватило. Он лишь наваливался на жертву своим богатырским весом, и пока незадачливый покупатель рвал глотку на «неуклюжего увальня», низкий без особых препятствий и вытаскивал кошель. Ловко, но неоригинально. Самый «смак» в карманном деле – незаметно буквально на мгновение прижаться, развязать шнурок кошелька и быстро спрятать чужое богатство себе в карман. Вот настоящее искусство, которое, собственно, я и продемонстрировала всего пять минут назад. Наверное, обворованный купец уже обнаружил кражу и довольно улыбается в бороду, радуясь, как малое дитя, что провел наглых воришек.

Уходя от преследования, я петляла между рядами и старалась затеряться в толпе. Но когда поняла, что не могу оторваться, спряталась под прилавком, нюхая тухлые рыбьи потроха, чем развеселила до слез усатого торговца. Когда мужички, три раза пробежав всего в сажени от меня, сдались, я дала деру.

Знать бы, к чему приведет моя шалость с пустым кошелем, в жизни бы не сунулась в чужие владения. А пока передо мной стоял темный добротный дом с высокой изгородью, вновь отремонтированным крыльцом, сожженным до основания сараем во дворе и свернутой с петель калиткой. Видать, ростовщик не так давно пережил набег местных жителей. Знакомая картина. Сначала закладывают последние ценности, а потом пытаются их силой вернуть. Глупо и неосмотрительно. Не сомневаюсь, зачинщики теперь гниют в исправительном доме, ведь все скупщики крепко повязаны с местной властью и платят ей неплохую мзду.

Из дверей, едва не сбив меня с ног, выскочила высокая заплаканная женщина. Она быстро покрыла растрепанную голову застиранным платком и кинулась прочь от проклятого места и ненавистного хозяина заведения. Я же, наоборот, весьма уверенно шагнула внутрь темной и очень душной горницы. Убранство приемной не отличалось особым шиком: большой прилавок с вытертым сукном, шкафы у стены, занавешенные зелеными портьерами окна. Вокруг пахло старьем и приторным жасмином охранного амулета от воров, висящего на притолоке вместо подковы. Свое присутствие ростовщик выдал тихим, будто мышиным, шуршанием в углу.

– Эй, любезный! – окликнулаего я.

И предо мной явился занимательный господин с блестящими, гладко причесанными на идеально ровный пробор волосами, с усиками, острыми кончиками щеголевато топорщившимися вверх, к щекам. Мятый мешковатый камзол делал ростовщика похожим на конторского счетовода, а черные нарукавники только усугубляли представление.

– Ко мне-с? – тихим, каким-то неприметным голосом спросил хозяин. – Добро пожаловать, так сказать.

– Я бы не стала желать добра пришедшему к ростовщику, – хмыкнула я, а Страх Божий нетерпеливо зашевелился в суме.

– Чего хотите-с? Продать, купить-с?

– Продать. – Я так быстро подошла к столу, что господин испуганно отшатнулся. – Меня зовут Наталья Москвина, и я хочу продать браслет Королевская Невинность.

Нового знакомого перекосило, а кадык на тонкой шее, нелепо торчащей из крахмального ворота рубахи, быстро заходил.

– И почему я, некоторым образом, должен вам верить-с?

– Ага, – кивнула я и решительно развернулась. – Хорошо. Думаю, в Истоминском меня встретят с большими почестями.

– Эй! Постой! – поспешно окликнул тот, и его каблуки застучали по деревянному, давно не мытому полу. – Чего так-с горячиться? Покажи товарец, поговорим-с!

Я широко и довольно ухмыльнулась, пока ростовщик рассматривал мой затылок, а потом с самым безразличным видом вернулась. Мужчина вытянул длинные худые руки вдоль тела и резко мотнул головой.

– О вас, любезная госпожа, некоторым образом, наслышан-с. Позвольте отрекомендовать-с себя. Прохор Погуляй-с! Оценщик, ювелир-с, некоторым образом.

– Ростовщик, одним словом, – подытожила я и тут же перешла к делу, полагая, что официальная часть закончена и теперь мы оба знаем – друг перед другом стоят два отменных негодяя, обманувших в своей жизни не один десяток доверчивых бедолаг. – За Невинность хочу семьсот золотых, но сразу предупреждаю, браслет подпорчен, потому и отдаю так дешево.

– Посмотреть бы-с.

– На картинках не раз видел.

– Сто золотых-с.

– Ты шутишь?

– Триста-с.

– За эти деньги я тебе его даже показывать не буду! Семьсот моя последняя цена! – отрезала я. – Вставишь горный хрусталь, никто подмены не заметит, за полную стоимость сбудешь.