Берегиня Иансы - Ефиминюк Марина Владимировна. Страница 25
Сумка на плече зашевелилась с двойным усердием.
– Хорошо-с. – Ростовщик схватился за сердце. – О боже! О боже! Ну пусть, ну пусть, ну… Триста пятьдесят-с! – выдавил он предсмертным шепотом.
– Вот уж не надо грязных торгов. За такие вещи не торгуются! – Страх самым непостижимым образом изловчился и через ткань схватился зубами за цепочку, болтающуюся у меня на поясе портов вместо ремня.
– Ладно, четыреста! Вы режете меня без ножа-с!
– Ладно, шестьсот девяносто, – сдалась я, испугавшись, что несчастного хватит удар и я совсем не получу денег. – И золотые все пересчитаем.
– Ну хотя бы шестьсот, – всхлипнул тот. – И дай же на него глянуть-с, хоть одним глазком.
– Деньги отдашь тут же?
Он истерично закивал, отчего на макушке затопорщилась блестящая слипшаяся прядка.
Демон звучно завыл и так дернулся, что сумка со шлепком слетела на пол и укатилась к стене. Погуляй изумленно кашлянул.
В царящей тишине Страх неожиданно громко тявкнул, отчего и я, и Прохор вздрогнули.
– Хорошо, я сегодня уступчивая. Шестьсот пятьдесят, и сам снимай браслет с шеи болотного демона, – облизнув губы, быстро предложила я.
– Чего? – крякнул Погуляй.
Я наморщила лоб:
– Видишь, сумка шевелится и тявкает? Вон там и есть браслет.
– Внутри собачка-с? – с надеждой прошептал мужичишка.
– Некоторым образом… Там премилый зубастый кобелек с несговорчивым характером. Браслет на нем. Пришлось подстраховаться: у зверя-то украшение не отнимут. Хотя его прежний хозяин предупреждал, что бесу нельзя блестящие штуки вешать: он, как ворона, расставаться не хочет.
– Ага. – Поверенный не понял ровным счетом ничего. – А что случилось с прежним хозяином? – живо заинтересовался он, перебивая мои наигранные стенания.
Перед глазами тут же представилось окровавленное тело Степана Тусанина с торчащим из спины острым колом.
– Погиб.
– Ага… – Прохор нервно почесал гладко выбритый подбородок и после паузы осторожно спросил: – Его ведь не песик загрыз?
– Нет, – хохотнула я. – Не песик.
Страх Божий крутился юлой, выделывая невиданные фортели в темном душном нутре мешка. Сума скользила по полу, узелок шнура, затягивающего горловину, тихонечко и незаметно ослаблялся. Мы, захваченные азартом торга, сообразили, что пора улепетывать, только заслышав, как по полу царапнули острые тонкие коготки. Болотный демон выбрался из своей темницы. Стоя на четвереньках, он расправил крылья и буравил нас недобрым желтооким взглядом. Тусклый лучик, пробившись сквозь щелку между портьерами, ненароком скользнул по уникальному браслету и рассыпался по обшарпанным стенам слепящим сиянием.
– Эт-эт-это и есть ваш песик? – пролепетал Прохор, а в следующее мгновение мы вместе выскочили на крыльцо, громко хлопнув дверью. Следом за нами об нее ударился мягкий тявкающий комок.
– В жизни такого не видывал! – выдохнул Погуляй, обтирая испарину на лбу.
– Ага, перекрестись, как в детстве отец учил, – отозвалась я. В горнице что-то билось, падало и громыхало. – Кстати, это правда, что твой отец дьяконом был?
– Архиереем. – Прохор без сил рухнул на деревянное крылечко, я присела рядом. – Слушай, дам семьсот пятьдесят! Наплевать, что там с камнем, главное, сама браслет с этого монстра сними. А?
– Ну на такое предложение грех отказом ответить. Когда деньги отдашь?
– Сейчас.
Но вместе с разбитым вдребезги окном Страх вырвался на свободу и слепящей стрелой взмыл в красноватую закатную высь.
– Черт! – плюнула я раздраженно и проводила блестящую точку жалобным взглядом. – Теперь ловить придется… Похоже, обойдется тебе браслет в восемьсот золотых.
– За что еще полтинник? – возмутился тот.
– За доставку. Сумку отдай. Пойду браслет взад возвращать.
Молодцы с гвоздичками ждали меня в подворотне в самом угрюмом расположении духа. Не рассуждая особенно долго, я бросилась прочь, только пятки мелькали.
– Стой, дворняжка! – заорал мне в спину один из них, и оба припустили следом, громко стуча костяными каблуками и ничуть не тише ругая меня дурными словами.
Мы, как полоумные, до темноты в глазах петляли по извилистым улицам. Встречные разбегались в разные стороны. Кто-то, испуганный, посылал нам проклятия. Свернув в обшарпанный переулочек между домами, я налетела на каменную стену и, тяжело дыша, привалилась к ней. Тупик.
Из горла вместе с сипом вырвался идиотский смешок. Глянув на замызганные носы сапог, я уперла руки в бока и крикнула, не оборачиваясь:
– Ну что вам, мужики, от меня надо?
Ответа не последовало. Грешным делом я решила, будто преследователи отстали, но, когда оглянулась, готовая посмеяться сама над собой, обнаружила обоих рыночных воров, перекрывших проход.
– Ты, пришлая, чего хулиганишь? – вопросил низкий, сплюнув через зубы.
От стремительного бега, рожа его покраснела, а гвоздика совсем отвалилась и, понуро свешиваясь с козырька, моталась перед правым глазом.
– Зачем кошель сперла? – Это уже высокий. – Мы с Селиваном видели.
– Раз украла, то делиться надо. Рынок наша территория, – поддакнул ему второй, названный Селиваном.
– Мужики! – Ноги мои казались ватными, а все до одной мышцы ныли от усталости. – Да я ничего и не заработала.
– А это мы сейчас проверим, – сделал ко мне шаг высокий, закатывая рукава и обнажая сильные руки, поросшие золотистыми волосками.
– Эй, мужики, – замахала я на них, отступая и натыкаясь на стену, – ну чего так сразу! У меня есть пять золотых, я отдам половину. Разговоров быть не может. Вы правы – я виновата…
– Кулон у тебя красивый. Правда, Фирсуня? – обратился низенький к подельщику.
Бессознательно я схватилась за Ловца Душ, висящего на длинной серебряной цепочке и вылезшего у меня из-под рубахи. Может, стоит отдать? Чего я, правда, прицепилась так к этой безделице? Но снимать кулон желания не возникало. Слишком много я пострадала из-за этой побрякушки, чтобы так просто с ней расстаться.
Спасение нагрянуло в самый неожиданный момент. Оно серой тенью с крыльями летучей мыши и громким злобным лаем налетело на обидчиков. Мужички от неожиданности сначала кинулись друга на друга, потом, словно коты, которых окатили кипятком, в разные стороны – и с диким визгом вон из проулочка, позволив мне свободно выбраться на пустую улицу. Страх Божий не подкачал – нападал на них знатно, со всей возможной яростью и старанием, вымещая злость за целый день, проведенный в душном нутре сумы. Воры визжали, как дети, отмахиваясь от лязгающего зубами мелкого беса. Хохотнув, в душе я пожелала им удачи, все ж таки коллеги как-никак, и поспешила прочь, но тут Страх тоненько, будто младенец, вскрикнул, а у меня похолодело внутри. Резко остановившись, я оглянулась – летун недвижимо валялся на брусчатке, и по пыльным камням расползалось алое пятно. Высокий, Фирс, зажимал в руках деревяшку с кривым гвоздем на верхушке, видать подобранную здесь же, в куче мусора, и радостно-торжествующе скалился. Селиван, низенький, отплевывал грязную прядку волос, прилипшую к губам, и о колено отряхивал поднятый с дороги пыльный картуз.
Болотный демон отдал богу душу. Сколько жизней у него осталось, я понятия не имела, но если он сейчас все же очнется, то мало нам всем не покажется. После очередной нелепой гибели, происходившей все больше по моей вине, характер Страха все ухудшался. В последний раз едва мне глотку не перегрыз, поганка, еле-еле отмахалась.
– Ну что, девка? – осклабился Селиван, натягивая на кудрявую голову картузик со сломанной гвоздичкой. – Что скажешь?
– Мужики… – Демона надо было срочно прятать в сумку, пока не очнулся. – Дайте зверюшку прибрать в котомку, а то худо будет.
– Худо? – протянул вор, а его приятель тем временем внимательно рассматривал Королевскую Невинность, перепачканную кровью. Браслет буквально орал, что сделан из полусотни крупных, чистых как слеза бриллиантов, а вовсе не из дешевого горного хрусталя.
– Эй, Селиван, – позвал он подельщика, – побрякушка-то у зубастого знатная. За пару десятков золотых уйдет.