Язык и разум человека - Леонтьев Алексей Алексеевич. Страница 16

Глава третья.

Человек и машина

Я—робот?!

В последние десятилетия, когда счетно-электронные машины вышли из лабораторий ученых- кибернетиков на широкий оперативный простор, этот вопрос стал не так уж бессмыслен. Все чаще человека сближают с машиной, открывая в строении его организма и в его деятельности принципы организации, общие с другими «подведомственными» кибернетике явлениями. И перед мысленным взором читателя, особенно знающего о кибернетике не из специальных работ, а из газет и иллюстрированных журналов, начинает маячить призрак робота, который способен заменить его, читателя, во всех его функциях, вплоть до чтения статей о возможностях кибернетики...

К счастью, такой робот всего лишь мираж.^[12] Как всегда случается в науке, время безграничной веры во всеобщность и всеприменимость кибернетических принципов сменилось периодом трезвой оценки их реальной значимости, реальной применимости. Нельзя сказать, что роль кибернетики в жизни человека и человеческого общества таким образом недооценивается; но, к счастью, мы уже не склонны впадать в крайности, как несколько лет назад.

Во всяком случае, одно как будто стало ясным и очевидным: машина такое же орудие, как и любое другое орудие.

От рубила до ЭВМ

Но тогда что же такое орудие? В свете современного научного понимания можно (в рабочем порядке, конечно) определить его так: материальный предмет, который способен опредмечивать или моделировать те или иные функции человеческого организма.

Поясним наше определение. Возьмем самое простое орудие, так называемое рубило, т. е. камень, грубо оббитый с двух сторон; с одного конца у него острая режущая часть, с другого — утолщение, для того чтобы было удобно держать его в руке. Таким примерно орудием пользовался гейдельбергский человек, а может быть, отчасти и неандерталец. Советский антрополог М. О. Косвен говорит о рубиле, что оно «имело, вероятно, универсальное применение, служа и ударным, и режущим, и колющим орудием, а одновременно, вероятно, и метательным оружием». Значит, оббитый камень взял на себя те функции, которые раньше выполняли кулаки, зубы и ногти нашего обезьяноподобного предка. И благодаря тому, что наш предок получил возможность действовать при помощи камня, он, собственно, и выжил: ведь он вообще был довольно слабым, медленным и плохо вооруженным существом.

Проследим, однако, что было дальше. Первобытное общество развивалось, усложнялось хозяйство, увеличивалось количество трудовых действий, которые приходилось производить первобытному человеку, что, кстати, спасло его руку от односторонней специализации: она не стала ни органом копания, ни органом резания, ни органом оббивания, потому что ей приходилось делать и то, и другое, и третье попеременно.

Количество доступных неандертальцу трудовых действий росло. Действия становились все более тонкими, более специализированными. В конце концов рубило оказалось слишком грубым орудием: оно стало мешать руке производить тонкие операции. Появилась потребность приспособить конструкцию орудия к новым условиям труда. Так вместо одного рубила появилось два орудия — так называемые остроконечник и скребло. Наблюдения над некоторыми современными народами (эскимосами, австралийцами) показывают, для чего служило каждое орудие: остроконечник был ножом или, скорее, кинжалом, а скребло служило для обработки шкур и для других аналогичных целей.

Что же произошло? В строении, в конструкции орудий оказалось закрепленным, моделированным различие трудовых действий, различие функций руки ^[13]. И все дальнейшее развитие и совершенствование орудий производства — в сущности процесс постоянной передачи орудию каких-то функций, способностей, развивающихся в человеческом организме. Вместо того чтобы усложнять и утончать действия, производимые над предметом труда, человек усложняет, утончает, специализирует используемые орудия. Их становится все больше и больше, человек «обрастает» ими настолько, что в конце концов у него появляется своеобразный фетишизм: он забывает, что орудие, машина — это его собственное орудие, машина, моделирующая его собственные умения и способности, и начинает относиться к машине (орудию) как к какой-то чуждой, таинственной, противостоящей ему силе.

В определенный момент «обрастания» человека орудиями произошел довольно существенный, но принципиально не вносящий ничего нового скачок. Он заключался в том, что появились орудия, принимающие на себя, опредмечивающие в себе и моделирующие уже не физические способности человека, не умения его руки, а его духовные способности, умения его мозга. Таким орудием является, например, арифмометр. Но высшего развития подобные орудия достигли, когда на сцену выступили ЭВМ — электронно-вычислительные машины. При всем богатстве их возможностей, при всем техническом и конструктивном их совершенстве они, однако, остаются в принципиальном отношении тем же, чем было рубило гейдельбергского человека,— орудием.

И очень существенно, что они вступают с человеком в такого же рода взаимоотношения. А именно: он отдает ЭВМ те свои психические способности, которые ему «недосуг» выполнять самому, освобождается от механических операций, отягощающих его мозг, и подымается на все более высокие ступени умственного развития, как бы опираясь на послушно склоненные перед ним спины электронных роботов. Правда, как и другие наиболее сложные механизмы — типа современных автоматических станков,— ЭВМ не требуют непосредственной трудовой (или соответственно мыслительной) активности человека. Человек не должен уже сам все уметь; ему достаточно, так сказать, уметь уметь. Он включает и выключает своего электронного «раба», задает ему «урок» и берет у него полученные результаты. Но знание о том, как делает робот то, что ему поручают, для человека может быть не обязательным. Не так давно появились так называемые динамические информационные модели. Человек может даже вообще не знать, как работают по таким моделям машины: они сами находят и «усваивают» способ решения поставленной перед ними задачи.

Но задачу перед ними всегда ставит все-таки человек. Во время пребывания в Москве основоположника кибернетики Норберта Винера ему задали вопрос: возможны ли мыслящие машины? Он ответил примерно так: «Да, возможны. Но это значило бы, что машину программирует другая машина, а эту еще одна машина, а эту еще одна, и так до бесконечности». Единственная сила, которая может превратить бесконечный ряд в конечный,— человек.

Предпрограмма

Дело в том, что каждый отдельный человек, не говоря уже о неизмеримом превосходстве его над любой из существующих машин в разносторонности, сам стоит в бесконечном ряду. Он — временный носитель общечеловеческого разума, общественно-исторического опыта человечества. Он получил его от предков и передаст потомкам. И если этот опыт не пройдет, так сказать, сквозь его мозг, он (опыт) вообще прекратит свое существование. История человечества прекратится. Французский психолог Анри Пьерон в одной из своих книг приводит такую гипотетическую ситуацию: на нашей планете в результате какой-то космической катастрофы погибло все взрослое население. Остались в живых только маленькие дети. В таком случае, говорит Пьерон, человеческая культура погибла бы полностью.

Опыт предков, усвоенный каждым отдельным человеком, откладывается в его мозгу в виде так называемой «предпрограммы», и она, будучи заложена в мозг человека человечеством, позволяет ему быть хозяином самой «умной» машины, у которой объем «предпрограммирования» неизмеримо меньше.