Исследование авторитарной личности - Адорно Теодор В.. Страница 11
(О мерах по отношению к евреям со стороны фашистов?) Невозможно убедить меня в том, что эти меры были направлены лишь на евреев. Мне представляется, что это пропаганда самих евреев, чтобы, преувеличивая свои страдания, вызвать сочувствие и получить поддержку; хотя политику нацистов по отношению к другим народам я не одобряю.
В его псевдорациональных высказываниях о Палестине проявляется жестокость, сосуществующая с полуапологетическим отношением к националистам. Внешне он хотел бы «дать евреям шанс», однако в то же время не признает за ними право на успех в будущем, указывая на якобы их неизменно дурную предрасположенность.
(Решение проблемы?) Было бы глупым отправить их в Палестину, так как это нерационально. Хорошо, если у них будет своя собственная страна, однако достаточно большая, чтобы им можно было продолжать заниматься бизнесом, но это не принесет им счастья. Евреи счастливы только тогда, когда могут заставить работать на себя других.
Разъяснения, что евреи сами во всем виноваты, привлекаются для рационального обоснования деструктивных желаний, которые иначе бы цензура Я не пропустила. Некоторые из опрашиваемых представляют это утверждение в качестве факта. Например, 5012а, 21 года, бывший унтер-офицер военно-морского флота с высокими баллами на всех шкалах.
Не могу иметь с ними ничего общего. Они вызывают раздражение, но угрозы не представляют. Получат они то, что заслуживают своим поведением.
F103 (относящаяся к группе Н и перешедшая из сферы образования в области социального обеспечения в сферу архитектуры по интерьеру) выпускает кота из мешка:
Я не упрекаю нацистов за то, как они обошлись с евреями. Знаю, это звучит жутковато, но если евреи вели себя там так же как здесь, то нацистов я не осуждаю. Ничего плохого евреи мне не сделали, но как они себя ведут. Никогда не помогают ближнему – это их кредо.
Здесь отношение между желанием гибели и рационально-морализаторским объяснением принимает ужасающие формы. Хотя опрашиваемая и подчеркивает иррациональность своего отношения, однако это не мешает ей рационализировать врожденную, по ее мнению, порочность евреев. Признание того, что у нее не было отрицательного опыта в общении с евреями, высветляет важный аспект антисемитского экстремизма – фантастическую диспропорцию между «виной» евреев, даже если она наблюдается глазами антисемита, и провозглашаемым приговором. Мы уже упоминали, какую роль играет жажда возмездия у наделенных предубеждением индивидов. Люди часто жалуются, что никогда не получают того, что им причитается, их эксплуатирует каждый. Чувство, что ты обманут, сочетается с сильным желанием обладать и присваивать. Поэтому, когда опрашиваемые говорят о «справедливости» по отношению к евреям, то при этом в действительности они выражают свое пожелание той несправедливости, где обмен эквивалентами заменяется распределением на основе неожиданных и иррациональных силовых отношений. В негативном смысле это обращается против евреев: им следовало бы получить значительно более суровое наказание, чем они «заслуживают». Обычно даже очень агрессивному человеку не придет в голову мысль приговорить кого-либо к смерти за плохое поведение или даже за обман. Однако, если речь заходит о евреях, то, видимо, переход от обвинений, которые не только не обоснованны, но даже если бы и имели под собой реальную почву, и тогда были бы несущественны, к строгому наказанию происходит без помех. В этом проявляется одна из зловещих черт потенциального фашистского характера.
Логическое свойство стереотипа – обстоятельство, что ими все суммируется и не допускается никакого отклонения, не только благоприятствует определенным требованиям для лиц с предубеждениями, оно также является непосредственным выражением психической склонности, которую в целом, вероятнее всего, можно понять лишь в связи с теорией паранойи и параноидной «системы», которой постоянно свойственна тенденция впитывать в себя всю информацию и не относиться терпимо ко всему, что не покрывается формулой субъекта. Индивид с крайней тенденцией к предубеждениям склонен к «психическому тоталитаризму», являющемуся своего рода микроскопическим образом тоталитарного государства, к которому он стремится. Ничто не может оставаться незадействованным, все должно быть подчинено идеалу-Я в застывшей и гипостатической группе своих. Группа чужих, то есть избранный враг, представляет собой вечный вызов. Пока что-то в нем самом остается не таким, фашистский характер испытывает угрозу, независимо от того, каким бы слабым ни был другой. Кажется, что антисемит не может спокойно заснуть, не трансформируя весь мир в параметры параноидной системы, идеями которой он одержим. Национал-социалисты далеко вышли за рамки своей антисемитской программы. Это механизм полного несоответствия между «виной» и «наказанием»: экстремистский антисемит просто не может остановиться. Останавливаясь на присущей ему архаичной логике, которая в большей степени тяготеет к ассоциативным переходам, чем к дискурсивным заключениям, он от относительно сдержанных обвинений доходит до самых диких выводов, которые в конце концов выливаются в провозглашение смертного приговора тем, кого он в буквальном смысле слова «не может терпеть». Этот механизм встречается нами в материалах интервью в других исследованиях, где опрашиваемые часто «вступали в разговор» об антисемитизме. Схема наших интервью была слишком стандартна для того, чтобы понять этот феномен. Однако в отдельных случаях мы получили утвердительное доказательство крайнего несоответствия между виной и наказанием. Здесь «отчуждение» сверх-Я с помощью антисемитского морализаторства, требующего наказания, раскрывается во всей своей полноте. Оно отбрасывает последнее препятствие на пути к психическому тоталитаризму. Ничто не сдерживает ассоциативное крещендо деструктивных идей. Ненависть порождается и усиливается почти автоматическим и насильственным способом, абсолютно чуждым Я и безотносительно к эмпирическому объекту. С социологической точки зрения несоответствие между виной и наказанием показывает, что для экстремистского антисемитизма идея рационального закона стала несостоятельной, сколько бы он ни говорил о порядке и формалистических изощрениях. Он готов пожертвовать своей идеологией равных прав, добившись себе возможности отхватить львиную долю. С психологической точки зрения представление о извечной вине евреев можно понять как проекцию собственного вытесненного комплекса вины антисемита. С идеологической точки зрения оно является сопутствующим явлением, рационализацией в строгом смысле слова. В экстремальном случае основной задачей является желание устранить объект ненависти. Лишь после этого антисемит ищет причины, согласно которым евреи «должны» быть уничтожены, и эти причины никогда не являются достаточными для того, чтобы в полной мере оправдать фантазии, направленные на их искоренение. Однако и это не ведет к «излечению» антисемита после того, как ему уже удалось однажды достичь отчуждения совести. Несоответствие между виной и наказанием скорее принуждает его подчиниться своей ненависти для того, чтобы доказать себе и другим, что он «должен» быть правым. Это является конечной функцией таких представлений, как сформулированных в формуле «евреи сами навлекают это на себя» либо обобщения «в этом что-то есть». Экстремистский антисемит заставляет замолчать остатки голоса совести за счет экстремальности своей позиции. Очевидно, терроризируя других, он должен терроризировать и себя. Этот псевдосудебный процесс рационализации, осуществляемый индивидом с предвзятым взглядом в отношении евреев, иногда приводит к их своеобразной защите. Однако он сильно напоминает практику судов национал-социализма: допускается он лишь для удовлетворения формалистического и выхолощенного желания легальности, пустой оболочки отчужденной совести. Защита всегда должна быть бессильной; даже то доброе, что говорится о евреях, звучит как язвительный и лживый вариант стандартных обвинений. Так, например, частые ссылки на мистическую и складную семейную жизнь евреев, которые, хоть и в достаточно прозрачной форме, но скрывают в себе обвинения в их заговорщической солидарности. Они сопровождаются лицемерными заверениями, что эти черты евреев достойны зависти, однако по сути эти слова означают, что в жизни антисемиту гораздо хуже, так как благородство натуры не позволяет ему использовать свое преимущество. Другим наблюдаемым нами в интервью типом защиты евреев является утверждение, что они так умны, столь хитрее неевреев, поэтому и достойны восхищения. Лежащий в основе этого механизм включает в себя две системы ценностей, которые в современной культуре утверждаются параллельно. На одной стороне расположены «идеалы» великодушия, самоотверженности, справедливости и любви, которым воздается словом; на другой стороне – такие критерии, как успех, результат, социальный престиж, с которыми нужно считаться в практической жизни. Обе эти системы ценностей используются в отношении евреев как бы наоборот: евреев хвалят, поскольку они мнимо или на самом деле живут по масштабам, на которые антисемит ориентируется в действительности, одновременно они подвергаются проклятию, так как нарушают моральный кодекс, от которого он с успехом освободился. К фразеологии совести прибегают с тем, чтобы потребовать возврата морального кредита, предоставленного «избранному врагу» для того, чтобы успокоить собственную совесть. Воздаваемая евреям хвала служит еще и подкреплением доказательства их заранее установленной вины.