Капля света - Егорова Ольга И.. Страница 21
— С дерева, — подтвердила она его мысль и потерла тыльной стороной ладони щеку, размазав по ней грязь. Образовалась на щеке серая дорожка. Захотелось умыть этого ребенка и отругать, чтобы не поступал больше так опрометчиво.
— Непонятно, — задумчиво произнес он.
— Что тебе непонятно? Оступилась и свалилась…
— Непонятно другое. Зачем ты туда полезла, Кнопка?
Она улыбнулась. Заискрились глаза, запрыгали веснушки.
— Неплохо ты придумал. Отличное имя, мне нравится. А тебя как зовут?
— Сергей.
— Это слишком скучно. Давай я буду называть тебя как-нибудь по-другому.
— К примеру?
— К примеру, Дятел, — не задумываясь ответила.
— Почему Дятел? — смутился Сергей.
— Потому что у тебя нос длинный.
— Не такой уж и длинный. Породистый, к тому же это в любом случае не клюв. Так что лучше меня просто Сергеем.
— Ладно. — Она не стала сопротивляться, звать Сергеем.
— И все же как ты оказалась на дереве?
— Да что в этом особенного? Кота хотела поймать.
— Кота? Какого кота?
— Белого, пушистого. Полезла за ним на дерево, спрыгнул и удрал от меня. Ему-то ничего, а я порвала. Мне теперь от мамочки попадет.
— А от папочки? — усмехнулся он.
— У меня нет папочки. Только мамочка.
— А почему ты ее называешь мамочкой?
— Потому что она мамочка. Тебе не кажется, нас слишком философская беседа получается?
— Пожалуй, — согласился он. — Давай о чем-нибудь менее возвышенном. Хочешь, пойдем ко мне и зашьем твои джинсы? Чтобы не ругалась твоя мамочка?
Он и сам не знал, как это вышло, что так легко и не задумываясь пригласил он в тот вечер Кнопку к себе до мой. С первой минуты знакомства у него возникло ощущение, что эта свалившаяся с неба девчонка — старая его приятельница. И уже потом никогда это ощущение его не покидало.
— Пойдем, — охотно согласилась она. — А ты здесь близко живешь?
— Достаточно близко. Пять остановок на троллейбусе…
— Пойдем пешком. Так разговаривать удобнее.
— Пойдем, — согласился он, прогоняя запоздалую мысль о том, что родители могут неправильно понять его появление в квартире с этим подростком.
— Тебе лет-то сколько? — поинтересовался он, загадав: четырнадцать. Или, может, тринадцать…
— Семнадцать недавно исполнилось.
— Врешь! — Он не поверил даже не потому, что мордашка у нее была детская. Просто где это видано, чтобы семнадцатилетняя барышня лазила по деревьям, пытаясь поймать какого-то кота?
Она остановилась, порылась некоторое время в потрепанном джинсовом рюкзаке и с совершенно серьезным видом извлекла оттуда паспорт. Протянула ему:
— На, смотри.
Он улыбнулся и, пытаясь сохранить столь же серьезный вид, пролистал страницы. Увидел Кнопкину фотографию, прибавил к году ее рождения семнадцать… Все совпадало.
— Надо же. Неплохо ты сохранилась.
— Мамочка каждый день пичкает меня витаминами. Наверное, поэтому.
— Заботливая она у тебя.
— Не жалуюсь. А твои родители меня не выгонят?
— Почему они должны тебя выгонять? — искренне удивился он. — Они у меня совершенно нормальные родители. Может, удивятся немного.
— Я такая удивительная?
— Ты просто маленькая.
— Мне семнадцать, — напомнила она.
— Но выглядишь ты на тринадцать, — напомнил он, в свою очередь. — И вообще моих родителей сейчас нет дома. Они на работе допоздна.
— А где они у тебя работают?
— Отец в университете преподает. Мама — главный врач в больнице. Она еще оперирует иногда.
— Понятно. А сам ты?
— Я тоже тружусь. Гроблю здоровье за компьютером. Я программист.
— Не нравится тебе твоя работа? — поинтересовалась она, разгадав, наверное, зашифрованную скорбь в его взгляде.
— Почему не нравится? Очень даже нравится. Просто иногда, знаешь…
Как-то так получилось, что именно ей, Кнопке, рассказал он в тот вечер то, о чем никому и никогда не рассказывал. Пока дошли они до дома, она знала уже его как облупленного. И про проблемы на работе, и про амбиции, в которых он сам себе не хотел признаваться, вообще про жизнь его — скучную, одинокую.
— Ничего, — резюмировала она, когда он уже открывал ключами дверь квартиры. — Это у всех так* маешь, наверное, ты один такой несчастный?
Он обиделся на нее немного, но потом подумал: Кнопка права. У каждого человека в жизни —свои проблемы. И даже как-то легче стало от сознания того, что он не один. Как будто раньше и не знал он этого…
— Проходи. — Он открыл дверь и галантно пропустил Кнопку вперед.
Она стянула, не расшнуровывая, грязные кроссовки и, неслышно ступая, прошла в комнату. Присела на уголке дивана, сложила руки на коленках.
— Ты обиделся на меня, что ли? — поинтересовалась она, заметив, видимо, едва различимые признаки этой обиды в его голосе.
— Обиделся сначала, — честно признался он, присаживаясь напротив. — Ты меня в массах растворила. Одним движением стерла в порошок мою индивидуальность, так сказать. Но потом я подумал, что ты права. У каждого человека в жизни проблем хватает. И мои не самые серьезные…
— Вот-вот, — подхватила она. — У меня, например, гораздо серьезнее…
— У тебя? — некорректно удивился он. Но в самом деле, не верилось, что в жизни у этой девчонки могут быть проблемы серьезнее порвавшихся джинсов и не пойманного кота.
— У меня, — подтвердила она.
— Поделись, Кнопка. Она вздохнула:
— Любовь у меня. Несчастная, сам понимаешь.
— Да ну! — Он развел руками, не зная, как реагировать. Верить или не верить? Но глаза у Кнопки были по-настоящему грустными, не поверить ей было невозможно.
— Ну да, — коротко перефразировала она и замолчала на некоторое время.
— Что, все настолько безнадежно?
— Безнадежно, — подтвердила она грустно. — Ты же сам видишь, какая я. Маленькая, курносая. глупая, по деревьям за кошками гоняюсь. Рыжая к тому же…
— У тебя великолепный цвет волос, — тут же вступился он за Кнопку перед неизвестным еще пока представителем породы сволочей.
— Это ты так считаешь. А он… Понимаешь, он окружен великолепными женщинами. Я им не чета. Сплошь одни фотомодели… И все ему на шею так и вешаются. Но не главное. Главное — он женат.
— Женат? — опешил Сергей. — Подожди, Кнопка, так ты что же, семью его разбить хочешь?
— Хочу, — невозмутимо подтвердила нахально Кнопка. — Мечтаю об этом. Только ничего у меня не получится…
— А дети у него есть?
— Есть, — подтвердила Кнопка. — Двое, кажется или один. Точно не знаю. Только они уже взрослые, переживут. А жена у него — стерва, я точно знаю, журнале читала.
— В журнале? Она что, такая знаменитая, эта жена.
— Про меня бы тоже в журналах писали, если бы я была его женой, — усмехнулась Кнопка. — Легко стать знаменитой, когда у тебя муж — звезда Голливуда.
— Что? — опешил Сергей. — Ты о ком вообще?
— Все о нем, — вздохнула Кнопка. — О Роберте. И добавила после значительной паузы, мечтательно закатив глаза к потолку:
— Де Ниро…
А потом начала хохотать во весь голос. И Сергею не оставалось ничего другого, как рассмеяться вместе с ней, не имея возможности отрицать, что весь этот Кнопкин бред он принял за чистую монету.
Тогда он еще не знал, что больше всего на свете Кнопка любила врать…
Он тогда вообще ничего не знал о Кнопке. Потом день за днем он открывал ее для себя снова и снова, но каждый раз понимал, что какая-то часть ее души все равно остается для него закрытой. И не только для него, но и вообще для всех, в том числе — он был уверен — и для самой Кнопки тоже.
Потом, позже, выяснилось, что врала Кнопка только отчасти. Что влюбленность была ее хроническим состоянием, и эти бесконечные влюбленности перетекали одна в другую, проходили чередой сквозь ее жизнь. В свободное от влюбленностей время Кнопка читала Барбару Картленд и Даниэлу Стилл и на этой почве даже слегка подружилась с Сережиной мамой, которая, несмотря на стойко сформировавшийся с течением лет образ интеллектуалки, тоже, как оказалось, грешила иногда чтением подобных романов.