Искусство стильной бедности - Шёнбург Александр. Страница 4

В эпоху полной гомогенизации и стандартизации кризис дает возможность задуматься, стоит ли подда­ваться стадному чувству. Если сети кофеен предлагают нам «Супер Гранд Супремо», то это отнюдь не причина для того, чтобы не заказать большую чашку обычного кофе без сахара и молока. И если какой-нибудь марке­тинговый отдел решит ввести такую единицу, как «Супердупер-мега-чашка», то разве мы должны клюнуть на их выдумку? Известен знаменитый случай с гулявником, который раньше не добавляли даже в самые изысканные салаты. Потом кому-то пришло в голову назвать гуляв­ник «рукола», и теперь всё в Германии подают или «с руколой», или «на руколе». В эпоху расцвета «новой эко­номики» спрос на гулявник между Гамбургом и Мюнхеном был настолько велик, что лишь в Бранден-бурге и Мекленбурге-Передней Померании нашлось до­статочно земли для его удовлетворения.

Чтобы стать богатым без денег, сперва надо проверить все свои потребности. Задать себе вопрос, можно ли обойтись без них. Например, так ли уж нужен мобиль­ный телефон? Или недосягаемость сегодня стала приви­легией людей вроде Бен-Ладена. А Интернет? Президент Всемирного банка Джеймс Вольфенсон сказал однажды, что самые бедные жители Земли имеют право не только на пресную воду, но и на свободный доступ к Всемир­ной паутине. Ведь тот, у кого нет доступа к Интернету, не может участвовать в экономической революции и ав­томатически зачисляется в низший общественный слой новой, цифровой эпохи. И все-таки надо решить, явля­ются ли общемировые беседы в чатах и он-лайн игры жизненной необходимостью или роскошью.. Может, на­стоящей роскошью стоит признать возможность от них отказаться? В Древней Греции слово «идиот» обознача­ло человека, не принимавшего участия в общественной жизни. Кажется, постепенное разрастание Всемирной паутины придало этому слову диаметрально противопо­ложное значение. Сегодня идиотом правильнее назвать того, кто не в силах вырваться из общественных пут.

* Знаменитый игрок в гольф. (Здесь и далее примеч. перевод­чика.)

Если мы сможем избавиться от ненужных привычек, то, вероятно, научимся ценить действительно прекрас­ные вещи. Бедность помогает выбирать приоритеты, осознавать, что в жизни важнее. Благодаря ей мы сосре­доточиваемся на самом главном и берем на вооружение экономический принцип «lean management», то есть, прежде всего, снижаем расходы. О том, как при сниже­нии расходов улучшить качество жизни, и повествует данная книга.

Однако читатель ошибется, если подумает, что книга хоть каким-нибудь образом отрицает значимость на­слаждения. Конечно, сперва надо разобраться, нет ли чего получше столь популярных ныне кратковременных туристических поездок. И не безвкусно ли наше желание «вкусно поесть». Тем не менее все эти потребности сви­детельствуют о тяге к хорошей жизни. А эта тяга объеди­няет человека с внешним миром. Отказ от материально­го благополучия и аскетизм — путь трусов и ригористов. Если кто-нибудь хочет, как Диоген, валяться в вонючей бочке и настолько закоснел, что ему противны всякие удобства, то тут говорить об искусстве не приходится. Искусство начинается с умения различать прекрасное и так его дозировать, чтобы получать максимум наслажде­ния. Умение отказать себе — вот единственное условие для получения удовольствия.

Один из важных принципов оптимизации наслажде­ния мне хотелось бы оговорить уже сейчас. Чем мы кап­ризнее, тем зависимее от окружающих нас вещей, а значит, и беднее. Очень многие богачи — бедные люди, по­тому что их постоянно что-нибудь раздражает: шелковая рубашка недостаточно хорошо выглажена, федеральный канцлер опять не поздоровался, от шофера несет чесно­ком, да и вообще... Стоит поразмыслить над тем, что процент несчастных выше именно среди богатых. Един­ственные богачи, которые хоть сколько-нибудь похожи на счастливых людей, — те, которые могут себя ограни­чивать. Существование таких безобидных реалий, как капучино, без которого утро — уже не утро, или столо­вого серебра, без которого принц Уэльский не сядет за стол, к делу не относится. Хотя любое признание, что мы не можем без чего-то обойтись, похоже на капитуля­цию. В борьбе с всепоглощающей вульгарностью массо­вой культуры приходится рассчитывать лишь на скром­ные победы, к примеру на способность отказаться от того, что прежде казалось необходимым.

Эта книга призвана дать несколько советов, как огра­дить жизнь от царящего потребительского безумия. Тот, кто вовремя научится обходиться скромными денежными средствами, наверняка войдет в элиту будущего, потому что грядущая эпоха окажется несладкой для собственни­ка. Ему останется лишь трястись над своим имуществом, когда тот, у кого собственности мало, многого и не поте­ряет. А если еще вдобавок обзавестись самообладанием Владимира Набокова, то для хорошей жизни собственно­сти и вовсе не потребуется.

Нисхождение по социальной лестнице, безусловно, является искусством. В нем преуспели целые народы. И порой только такое нисхождение проливает свет на ис­тинную красоту. В следующей главе мы познакомимся с людьми, в полной мере овладевшими этим искусством.

Герои бедноты

Как показать себя с лучшей стороны без денег

Если бы существовал Зал Славы героев бедноты, то в нем оказалось бы множество людей. Один их список не уместился бы в этой книге. В зале следовало бы предста­вить не только отдельных личностей, но и целые города и цивилизации. Почетного места среди современников удостоился бы и человек, с которым мне доводилось встречаться несколько раз на протяжении многих лет и которого я в последний раз навестил, чтобы взять интер­вью, незадолго до его шестидесятилетия. Это один из ве­личайших актеров за всю истории кинематографа — Хельмут Бергер.

Для меня это интервью было далеко не самым простым. Во-первых, я испытывал большую симпатию к собесед­нику, поскольку дружил с ним. А во-вторых, журна­листский отзыв о нем мог быть лишь таким: Хельмут Бергер, звезда европейского кинематографа и, наверно, самый красивый человек на свете, у ног которого ле­жали Голливуд и «Чинечитта», спустился со звездного Олимпа в мир простых смертных. У него кончились Деньги, он съехал со своей квартиры в Риме и теперь снова живет у матери в Зальцбурге. Так как социальное нисхождение считается в наши дни чем-то постыдным, нахальная венская пресса уже не раз заявляла, будто Бергер появляется на вечеринках вконец опустившим­ся и пьяным.

Мы договорились встретиться в «Австрийском дво­ре», который теперь называется «Захер Зальцбург». В помещение вошел человек, с виду смахивавший на клошара, но полный такого внутреннего достоинства, что люди в вестибюле отеля расступались перед ним и с почтительного расстояния наблюдали за актерской иг­рой, которая, в их представлении, всегда сопутствует Хельмуту Бергеру. Когда взъерошенный Бергер, забро­сив за плечи концы своего кашне, вошел в вестибюль через стеклянную дверь-вертушку, лицо администрато­ра исказилось от ужаса. И в то же время на нем можно было прочесть: «Этот человек — величайший сын на­шего города после Моцарта, его трогать нельзя. Если он испугает каких-то японских туристов, если пройдет мимо них с дьявольскими гримасами и покажет язык, то ничего страшного».

Австрийский эрцгерцог Карл, одетый в националь­ный костюм, стоял в вестибюле и с кем-то беседовал, но даже он бровью не повел, когда Бергер прошел мимо, непристойно жестикулируя.

Потом состоялся обед, для которого дирекция отеля предусмотрительно отвела отдельную комнату в зимнем саду. Поскольку Бергер в молодые годы сам работал официантом, то хорошо знал, чего стоит ожидать в по­добных заведениях.

— Господин Бергер, разрешите предложить вам ома­ра? — вопрошает подоспевшая обслуга.

— Разделанного?

— Конечно, вместе с тальятелле в масле и белым трю­фелем.