Общественное мнение - Липпман Уолтер. Страница 77

Ведь практика обращения к общественности по различного рода сложным вопросам почти всегда означает желание избежать критики со стороны профессионалов, поскольку такая практика вовлекает в обсуждение вопросов огромную массу людей, у которых нет никаких шансов узнать, что происходит. Принятие решения зависит от тех, у кого самый громкий или самый завораживающий голос, кто лучше всех подает себя или имеет возможность выражать свое мнение в развернутых газетных статьях. Ведь даже если редактор газеты исключительно честен по отношению к «другой стороне», просто честности оказывается недостаточно. Может существовать несколько других «сторон», не упоминаемых ни одной из организованных и финансируемых узкопартийных групп.

Гражданин как частное лицо, атакуемый узкопартийными группами, претендующими на благосклонность его Общественного Мнения, вскоре, вероятно, убедится, что эти притязания не служат комплиментом его уму, но эксплуатируют его добродушие и оскорбительно занижают его способность понимать очевидное. Когда он вспомнит азы гражданского образования и подумает о сложности своей среды, то начнет анализировать правильность процедуры оценки. Но гражданин не будет лично заниматься проведением этого анализа, а переложит это бремя на плечи своего представителя и отвернется от тех, кто, отчаянно желая победить, бросается от круглого стола, чтобы первым сообщить сенсационную информацию репортерам.

Только настояв на том, что он не должен касаться проблем до тех пор, пока они не прошли процедуру оценки, гражданин современного государства может надеяться, что эти проблемы дойдут до него в доступной для понимания форме. Формулировки вопросов, сделанные человеком с узкопартийными взглядами, практически всегда состоят из целой серии фактов, изложенных в той последовательности, в какой он их наблюдал, но при этом вся масса фактов будет покрыта толстым слоем жира стереотипных фраз, нагруженных его эмоциями. Всегда держа нос по ветру, такой деятель выплывает из зала заседаний с какой-нибудь воодушевляющей идеей вроде Справедливости, Благосостояния, Американского Духа, Социализма. Находящийся извне гражданин на такие идеи реагирует испугом или восхищением, но он не в состоянии дать им оценку. Для того чтобы частное лицо смогло аргументировать свою позицию по данному вопросу, кто-то должен вытопить жир из предложенного ему продукта.

Этого можно достичь, если представитель граждан внутри данной системы будет проводить обсуждение ситуации в присутствии третьего лица — председателя или посредника, — направляющего обсуждение на аналитические данные, полученные от экспертов. Так должен функционировать любой представительный орган, рассматривающий вопросы, касающиеся отдаленных ситуаций. Допускается присутствие приверженцев узкопартийных взглядов, но оно должно уравновешиваться присутствием тех, кто не проводит своих личных интересов, кто достаточно владеет материалом и обладает способностью диалектически отличать реалистическое восприятие от стереотипа, от модели (pattern) и от переработанных версий. Это напоминает Сократов диалог, насыщенный желанием пробиться от слов к значениям и выйти на новые горизонты, поскольку диалектика современной жизни должна твориться людьми, столь же тщательно изучившими среду, сколь и человеческое сознание.

Таков, к примеру, тяжелейший спор в сталелитейной промышленности. Каждая сторона, участвующая в споре, выдвигает свой манифест, полный высших идеалов. Единственное общественное мнение, которое на данный момент заслуживает уважения, — это мнение, что нужно провести конференцию. Та сторона, которая говорит, что ее Дело слишком справедливо, чтобы оно было вынесено на обсуждение наряду с другими вопросами, вызывает мало симпатий, поскольку такого Дела нет ни у кого из смертных. Возможно, те, кто возражает против конференции, не говорят о Великом Деле буквально. Возможно, они утверждают, что противоположная сторона слишком безнравственна и они не могут пожать руку предателям. Единственное, что может сделать в такой ситуации общественное мнение, — это организовать слушания в присутствии должностных лиц для ознакомления с доказательствами безнравственности оппонентов. Ведь нельзя полагаться на мнение сторонников узкопартийных взглядов. Но предположим, принято решение о проведении конференции и конференция выбрала нейтрального председателя, за спиной которого стоят эксперты корпорации, профсоюза и, скажем, министерства труда.

Судья Гэри [404] совершенно искренне утверждает, что его люди получают прекрасную зарплату и не работают сверхурочно, а затем переходит к краткому очерку истории России от Петра Великого до убийства царя. За ним поднимается Уильям Фостер [405] и с такой же искренностью сообщает, что люди подвергаются эксплуатации, а затем переходит к истории освобождения человека от социального гнета от Иисуса из Назарета до Авраама Линкольна. В этот момент председатель обращается к сотрудникам информационной службы, чтобы те предъявили публике сведения по заработной плате и вместо слов «получают прекрасную зарплату» и «подвергаются эксплуатации» показали таблицу с данными о том, как на самом деле оплачиваются работники разных разрядов. Считает ли судья Гэри, что все они действительно хорошо оплачиваются? Да, считает. Считает ли Уильям Фостер, что все они подвергаются эксплуатации? Нет, он считает, что подвергаются эксплуатации разряды C, M и X. Что он имеет в виду под эксплуатацией? Он считает, что их зарплата меньше прожиточного минимума. Тогда как судья Гэри считает, что их зарплата соответствует прожиточному минимуму. «Что человек может купить на такую зарплату?» — спрашивает председатель. «Ничего», — говорит Уильям Фостер. «Все, что ему необходимо», — говорит судья Гэри. Председатель запрашивает правительственные статистические данные по бюджету и ценам [406]. Он провозглашает, что разряд X получает зарплату, соответствующую среднестатистическому потребительскому бюджету, тогда как разряды С и M — нет. Судья Гэри отмечает, что он не считает официальную статистику надежной. Бюджет слишком высок, а цены понизились. Фостер также высказывает свое мнение. Бюджет слишком низок, а цены повысились. Председатель провозглашает, что этот вопрос не входит в юрисдикцию конференции, что официальные цифры остаются в силе и что эксперты судьи Гэри и господина Фостера должны обратиться в постоянный комитет объединенного информационного отдела.

«Тем не менее, — говорит судья Гэри, — мы разоримся, если изменим шкалу заработной платы». «Что вы имеете в виду, когда говорите, что вы разоритесь, — спрашивает председатель, — предъявите свои бухгалтерские книги». «Я не могу этого сделать, — говорит судья Гэри, — это частное дело». «Частные дела нас не интересуют», — говорит председатель и делает заявление, что заработная плата рабочих разрядов С и M является настолько-то ниже официального прожиточного минимума и что судья Гэри отказывается повышать их по причинам, о которых не хочет говорить. После подобной процедуры по этому вопросу может существовать общественное мнение в высоком смысле [407] этого слова.

Ценность посреднической роли экспертов состоит не в формировании мнения, призванного убедить сторонников узкопартийных интересов, а в разрушении самой узкопартийной структуры. Судья Гэри и Уильям Фостер могут остаться при своих мнениях, хотя им придется выступать иначе. Но остальные, кто еще не присоединился к какой-то узкой группировке, этого уже не сделают. Поскольку стереотипы и лозунги, которые привлекают людей в такие группировки, легко развеиваются под воздействием подобной диалектики.

Наши впечатления, воспоминания и эмоциональные реакции, касающиеся очень многих вопросов, имеющих большое общественное значение и затрагивающих интересы разных людей, превращаются в нашем сознании в запутанный клубок. Одно и то же слово может означать любое число разных идей: эмоции смещаются от образов, к которым они принадлежат, к именам, которые напоминают имена этих образов. В не подвергаемых критике частях сознания лежит огромное количество ассоциаций, основанных на звуковых ассоциациях, взаимодействии и последовательности. Существуют совершенно случайные эмоциональные связи, существуют имена, которые когда-то были именами, а стали масками. В снах, мечтах и в состоянии паники мы обнаруживаем подобную беспорядочность, которая достаточна для того, чтобы увидеть, как организовано наивное сознание, как оно проявляет себя, когда разбужено осознанными усилиями и внешним сопротивлением. И мы убеждаемся в том, что здесь существует не больше естественного порядка, чем в заброшенной кладовке. Мы наталкиваемся на то же отсутствие соответствия между фактом, идеей и эмоцией, которое можно найти в оперном театре, где нерадивый костюмер сбросил в кучу все костюмы и потому Мадам Баттерфляй, одетая как валькирия, в задумчивости ожидает прихода Фауста. «На Святки, — говорится в колонке редактора одной газеты, — сердце человека смягчается. Мысленно возвращаясь в детство, мы вновь обращаемся к христианскому вероучению. Мир уже не кажется таким плохим, когда мы смотрим на него сквозь туман полувеселых, полугрустных воспоминаний о тех, кого мы любили и кто уже пребывает с Богом. Ни одно сердце не остается не затронутым таинственным воздействием этих чувств… Страна подорвана красной пропагандой, однако у нас достаточно веревок и фонарей… пока мир еще вертится, дух свободы будет гореть в сердцах людей».