Рай обреченных - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 7
– Час назад. Я вышла из кабинета, чтобы немного подышать воздухом в саду. И сразу заметила, что кто-то здесь лежит. Подошла ближе и увидела его. Вот и все, – сообщила старшая медсестра.
– И вы сразу позвонили нам? – уточнил Шаболдаев.
– Нет, – недовольным голосом ответила Бармина, – я подождала главного врача. Он приехал через полчаса. Я обязана докладывать обо всем случившемся сначала только ему. У нас ведь не совсем обычное учреждение. А он вам позвонил сразу, как я показала труп.
– Да, – подтвердил Лаидов, – как только увидел этого человека. От нас очень трудно звонить. Связь только через коммутатор нефтяников.
– Я знаю, – кивнул майор. – Он здесь так и лежал?
– Да, – чуть неуверенно сказал главный врач, – так и лежал.
Майору не понравилась эта неуверенность. Но он не стал больше ничего спрашивать. Эксперт, закончив предварительный осмотр, отошел от тела убитого. Шаболдаев подошел к нему.
– Как, по-вашему, когда его убили?
– Ночью. Точно не скажу. Нужно знать погоду. Тело могло за ночь остыть, а сейчас нагреться. Видите, какое сегодня солнце. Но убийство было ночью. Время можно будет уточнить позднее.
– Как вы думаете, его убили прямо здесь?
– Этого я не знаю. Но никаких следов борьбы вокруг нет. Я уже смотрел. Хотя вокруг него было много людей. А так все в порядке. Его сюда не тащили, это точно. Пиджак надет нормально, рубашка заправлена в брюки. Может, его ударили чем-то тяжелым.
– Кому он здесь был нужен? – пробормотал Шаболдаев. – И куда тогда делся его убийца? Растворился, что ли?
– Этого я не знаю, – улыбнулся эксперт. – Но нужно все проверить.
– Может, у него на теле есть какие-нибудь наколки или знаки?
– Я этого пока не знаю. Не видел. Только тщательный осмотр и вскрытие дадут полную картину всего случившегося. Удар был сильным. Это я могу сказать определенно. Разбили всю голову. Смерть наступила мгновенно. Пока это все, что я могу сообщить.
– Спасибо, – разочарованно пробормотал Шаболдаев.
Он заметил, как водитель прокурорской машины достает спирт для начальства. Необходимую очистку проходили все приехавшие в этот поселок.
Шаболдаев увидел и презрительную улыбку главного врача, обменявшегося быстрым взглядом с медсестрой. Майору не понравились эти быстрые взгляды. В них было какое-то торжество. Словно Лаидов получил подтверждение чему-то своему.
«Они, наверно, нас всех презирают, – подумал майор. – Они ведь проводят здесь многие годы, а мы боимся даже прикоснуться к чему-то, опасаясь заразиться этой проклятой болезнью. Представляю, что они о нас думают».
Он подозвал лейтенанта Касымова.
– Доложи в райотдел, что здесь произошло убийство, а потом попроси фотографа сделать несколько хороших фотографий этого несчастного. Чтобы его можно было опознать. Поедем с тобой в спецкомендатуры и колонии. Может, кто-то его узнает.
– Это точно не заключенный, – сказал лейтенант. – Вы его туфли видели? А часы?
– Делай, что говорю, – устало приказал Шаболдаев. – Пусть подготовит фотографии. После обеда поедем с тобой по району. Всего восемь колоний и спецкомендатур. Девятая и двенадцатая колонии особого режима закрыты, их я отбрасываю. Если там ушел кто-нибудь, сразу выяснится при утренней проверке. Третья колония находится далеко отсюда, в Гобустане. Значит, остается четвертая колония-поселение и четыре спецкомендатуры. Не так много. Нужно будет объехать их все...
– Слушаюсь, – уныло сказал лейтенант.
«Все-таки это убийство, – подумал Шаболдаев. – Показатели райотдела мы уже испортили. Нужно в оставшиеся дни раскрыть преступление. Тогда статистика сразу улучшится».
Он посмотрел на старшего помощника прокурора и понял, что и того волнует статистика. Видимо, у прокуратуры было свое собственное социалистическое соревнование.
Глава 5
В тот день с раннего утра шел сильный дождь. Мать ходила по дому, высохшая, сгорбившаяся, похожая на мумию. Инга впервые подумала, что мать совсем не старая женщина. Ей было чуть больше пятидесяти. Но выпавшие на ее долю испытания последних лет превратили ее в старуху.
Вещи были собраны заранее. Несколько любимых книг, томик Есенина, личные вещи. Последних было не очень много. Там, куда она отправлялась, костюмы и платья ей больше будут не нужны. Лишь одно любимое красное платье, привезенное отцом из Германии еще несколько лет назад, она положила в чемодан.
Прощание было тягостным для всех. Мать не плакала, просто больше не было сил. Всхлипнула младшая сестра, уже давно не подходившая к старшей, но на этот раз даже решившая обнять Ингу на прощание.
И потом была долгая дорога в Умбаки. Дождь к тому времени уже прекратился, выглянувшее солнце осветило светло-серые корпуса лепрозория, когда они въехали в поселок. Дядя угрюмо молчал всю дорогу, а Инга, наоборот, чувствовала себя лучше, словно наконец разрешив все сомнения относительно выбранного пути.
Ничего страшного в поселке не было. Дважды им попадались прохожие, и Инга замирала от ужаса, ожидая увидеть нечто невообразимое. Сама больная проказой, она с ужасом представляла, как болезнь может отразиться на ком-то другом. Но встреченные ими прохожие внешне были абсолютно нормальными людьми. Уже позже Инга узнала, что в самом поселке сохранилось несколько домов, где жили семьи, не захотевшие переселиться после войны, когда в неперспективном отдаленном месте начали строить лепрозорий.
Машина подъехала к административному зданию лепрозория, выделявшемуся среди остальных. Оно было оштукатурено и окрашено гораздо лучше, чем другие. Из домика вышла высокая худая женщина неопределенного возраста в бело-сером халате. Равнодушно взглянула на приехавших.
– Новичков привезли, – то ли спросила, то ли сказала она.
Инга вылезла из автомобиля, с интересом осматриваясь вокруг. Это место теперь должно было стать ее домом. Было тихо и как-то по-сельскому спокойно. Где-то мычала корова, слышалось недовольное ворчание дворовой собаки.
– Чего стоишь? – услышала она за спиной голос женщины. – Иди в дом.
Инга послушно поднялась на две ступеньки и тихо скользнула в помещение мимо строгой женщины. Пройдя по узкому коридору, вошла в кабинет главного врача. Его она уже видела несколько раз в кожном диспансере, куда ее отвозила мать на консультации, подозревая, что это обычное кожное заболевание и его можно будет вылечить. Именно там она познакомилась с Лаидовым, не предполагая, что совсем скоро навсегда попадет под его полный контроль.
Главный врач был человеком спокойным, мягким. Работа с несчастными не сделала его циником, не отвратила от жизненных радостей. Ему было уже под шестьдесят, много лет он провел в этой больнице. Может, на его характере сказывалось отсутствие проверяющих, которые не рисковали заезжать сюда и досаждать своими придирками. Может, так проявлялась его жизнерадостная натура. Похоже, что от природы он был человеком добросердечным, отзывчивым, мягким. Именно поэтому в Умбаки он чувствовал себя на своем месте. Дома у него всем заправляла энергичная супруга. Поскольку он был немножко гурманом, одна из медсестер постоянно возилась на кухне, готовя ему различные блюда.
Здесь была его маленькая епархия. Он был хорошим врачом, одним из лучших специалистов по подобным заболеваниям. Сказывался и общий стаж, и опыт работы. Поэтому больные, попадавшие сюда, быстро начинали ему доверять, смотрели на него с надеждой, как на Спасителя.
Все качества, которых не было у Лаидова, восполняла строгая старшая медсестра Екатерина Бармина. Старая дева, так и не вышедшая замуж, она почти все время проводила в лепрозории. Здесь было и ее царство, и ее единственная обитель, с чем она окончательно смирилась после сорока лет.
Она была беспощадно строга, отличалась высокой нравственностью, как и все, кому недоступны физические радости бытия. Она была сурова с больными и служебным персоналом, представляя собой обычный тип женщины с неудавшейся личной жизнью и потому всецело преданной своей работе.