Президентский марафон - Ельцин Борис Николаевич. Страница 18

Упрекать Черномырдина персонально в том, что экономика буксует, я не мог. Но и не видеть того, что происходит в стране, тоже не мог.

Все прежние производственные ресурсы — неэффективная промышленность, коллективное сельское хозяйство — категорически не вписывались в новую жизнь. Черномырдин опирался в основном на так называемый директорский корпус, не видя и не понимая того, что только новые менеджеры, с новым мышлением, могли вытянуть из болота нашу экономику. В результате образовался замкнутый круг: российские инвесторы не хотели вкладывать деньги в обветшавшее производство. Это, в свою очередь, резко суживало возможности развития экономики, в том числе и банковскую деятельность. И реальные рыночные отношения сосредоточились на очень узком экономическом пространстве.

Тем не менее благодаря внутренним и внешним займам, торговле сырьём и металлом, благодаря громадному внутреннему потребительскому рынку и внезапно появившемуся классу торговцев, мелких, средних, крупных, которые создавали рабочие места, страна достигла так называемой стабилизации. Но в нашем случае стабилизация — не стабильность.

Стабилизация — это фиксированный кризис.

Правительство Черномырдина, созданное сразу после июльских выборов 96-го, работало более полугода. Но, к сожалению, профессиональные, исполнительные люди, подобранные Виктором Степановичем на ключевые посты, смотрели порой совершенно в разные стороны.

… Это было правительство смелых проектов, благих пожеланий, хороших намерений. Но трудно было назвать его командой единомышленников, связанных единой концепцией, общим планом реформ. По советским стандартам — добротное, мыслящее, вполне интеллигентное правительство. Но в сегодняшнюю экономику, требующую серьёзных преобразований, оно вписаться так и не смогло.

Рос снежный ком долговых обязательств, дефицит бюджета, тотальная задолженность всех и всем. При этом государство не могло выкупить продукцию даже у оборонных предприятий, рабочие оставались без зарплаты, местные бюджеты — без необходимых отчислений для врачей и учителей, для медицины и помощи старикам.

Честно говоря, не оправдала себя и идея привлечь в правительство представителей банковских кругов. Владимир Потанин, занявший летом 1996 года пост первого вице-премьера по экономике, должен был регулировать отношения между бизнесом и государством, устанавливать давно ожидаемые «длинные правила игры», то есть правила на долгую перспективу. Это был первый человек из большого бизнеса, который перешёл на государственную работу. Такого прецедента ещё не существовало, а вот сейчас этой практикой уже никого не удивишь, все уже забыли, как тяжело было первому. Никто не знал, как совместить на одном рабочем столе, в одной голове и задачи государственного управления, и интересы огромных частных предприятий, которые тоже были вписаны в государственную экономику тысячью нитей, тысячью взаимосвязей.

Потанин проявлял большое мужество и упорство. Там, у себя дома, в банке, он принимал решение, и через сутки оно уже было реализовано. Здесь же, в тяжёлой государственной машине, на согласование уходили месяцы. За счёт своих средств он нанимал высококлассных, дорогостоящих специалистов, которые готовили необходимые правительству документы: проекты законов, постановления, инструкции. Он мучительно отвыкал от своего способа решать проблемы, от своей методики, даже от бытовых привычек. Например, пришлось перейти на казённую «белодомовскую» еду.

В чем-то ему даже пошли навстречу, например, разрешили ездить на той машине, к которой он привык, и взять на службу ту охрану, с которой работал в банке.

У Черномырдина отношения с Потаниным не сложились, он считал, что первый вице-премьер слишком активно защищает интересы своего ОНЭКСИМбанка.

В конце концов Черномырдин настоял, чтобы Потанин был уволен.

Чем дальше шло время, тем яснее становилось, что первое черномырдинское правительство, сформированное им летом 96-го, решить экономические и социальные проблемы, навалившиеся на страну, не сможет. Говоря близким и понятным мне в тот момент языком, больному нужна решительная хирургическая операция.

Уже в начале марта мы договорились с Виктором Степановичем, что глава президентской администрации Чубайс возвращается в кабинет министров. 17 марта был подписан указ о его назначении первым вице-премьером. Чубайс рвался обратно в экономику, на посту главы администрации он работал хорошо, но всегда говорил: «Это не моё».

Правда, мне казалось, что одного возвращения Чубайса в правительство — мало…

И я решил найти для Черномырдина ещё одного заместителя. Яркую политическую фигуру. На эту роль вполне годился Борис Немцов.

Идея была хорошая: подпереть Черномырдина с двух сторон, расшевелить, показать ему, что резерв — вот он, на подходе. Нарушить наш с ним чересчур привычный, надоевший обществу политический баланс. Как тогда кто-то сказал, поменять картинку.

И картинку поменять в итоге удалось. Привычный Чубайс при привычном Черномырдине — одна картинка. Два молодых, по-хорошему наглых и агрессивных «вице», мгновенно замыкающих Черномырдина в систему высокого напряжения, постоянного позитивного давления, — совсем другая.

Нижегородский губернатор Немцов — фигура достаточно популярная. И у себя на Волге, и вообще в России. Он обещал самим своим появлением обеспечить правительству совершенно другой ресурс доверия. И совсем другой политический климат в стране.

Кстати, никто из молодых категорически не хотел идти ни в правительство, ни в Кремль. Все активно сопротивлялись.

… Снова вернусь на несколько месяцев назад, к лету 96-го.

Чубайс сразу после второго тура выборов, практически на следующий день, сказал: все, спасибо, у меня много дел в бизнесе, есть очень интересные предложения, возвращаться снова во власть я не хочу. Как говорится, спасибо за доверие. А я думал пригласить его работать главой Администрации Президента.

Тогда возникла другая неожиданная идея — предложить этот пост Игорю Малашенко, руководителю телекомпании НТВ. Он тоже вежливо, но твёрдо отказался. Наверное, сыграли тут свою роль и его семейные обстоятельства: жена только что родила, Игорь поехал в Лондон, находился при ней неотлучно. Уговаривать я не хотел, но попросил его связаться со мной по телефону. Кстати, именно тогда Малашенко сказал запомнившиеся мне слова: "Борис Николаевич, я буду вам помогать… "

Я вновь вернулся к кандидатуре Чубайса. Он и сам прекрасно понимал: если мы сохраним борьбу разных групп внутри Кремля, как это было при первом помощнике Илюшине, главе администрации Филатове, начальнике службы охраны Коржакове, ничего изменить в стране не удастся. Нужна жёсткая вертикаль, идущая непосредственно от президента, а не от кого-то, кто претендует на влияние…

Чубайс понимал, но продолжал колебаться.

Наконец я привёл последний аргумент: ложусь на операцию и должен быть абсолютно уверен, что здесь во время моего отсутствия не случится никаких ЧП. Анатолий Борисович понял: аргумент действительно последний. И согласился.

… Кстати, ещё один человек из нового поколения политиков, который отказался от моего приглашения пойти на работу в правительство, — это Григорий Явлинский. Чубайс, возглавляя аналитическую группу предвыборного штаба, вёл с ним активные переговоры. Возможно, согласись в тот момент Григорий Алексеевич поддержать меня во втором туре, перешагни он свою осторожность в выборе союзников — и вся история наших реформ пошла бы по-другому. Но идеально белый политический воротничок оказался дороже. А ведь была возможность у него ещё тогда показать всем своим оппонентам, как надо «жить по совести». Я премьерским местом торговать не хотел. Но программу Явлинского рассматривать был готов.

… Труднее же всего оказалось с Борисом Немцовым.

«А зачем я вам в Москве? — спрашивал он Чубайса в своей немножко развязной манере весной 97-го. — Лучше я буду помогать вам в Нижнем».

И что бы ему ни говорили про реформы, он твердил своё: «А в Нижнем кто реформы будет проводить?»