Дети мяча - Елин Николай Л.. Страница 9

Берёзкин помолчал и добавил:

– Не знаю, может быть, я напрасно открыл вам этот секрет, но… вы вызываете во мне доверие… Я от всего сердца желаю вам добра…

– О кладезь скромности! – почтительно сказала женщина после некоторого молчания. – Да заштопает аллах твою куртку, которую мы вчера нечаянно порвали! Я преклоняюсь перед твоей честностью, но мужайся, великодушный Рамсей: тебе придется расстаться со своей мечтой тренировать команду хивинского хана, ибо в мешке у нас только одно место.

– Ничего, – с пафосом произнёс Валерий Макарович. – Зато совесть моя чиста, ибо я уступлю своё место более достойному…

– Сколь отрадно лицезреть человека, который привык кормить лошадь своей души овсом благородства, – растрогалась женщина. – Иди с миром, добрый человек! – И она приложила платок к глазам.

Стараясь сохранить на лице торжественность, Берёзкин не спеша поднялся с ковра, величественной походкой пересёк комнату и с достоинством прикрыл за собой дверь.

Последнее письмо

Когда Валерий Макарович добрался наконец до родной комнаты футбольной славы, он застал там Шахерезада, терпеливо выслушивающего жалобы Есаулова на изжогу.

– Где ты пропадаешь, высокочтимый Рамсей-бек? – поднялся навстречу тренеру летописец. – Пойдём скорее. Тебя хочет видеть светлейший эмир.

Повелитель правоверных ждал их в своей опочивальне: он любил на ночь поболтать о футболе.

– Мы довольны тобой, Рамсей, – милостиво улыбнулся владыка. – Ты открыл в наших игроках новые возможности и сумел привлечь на трибуны многих жителей Бухары. За это мы жалуем тебе чалму. У нее ещё вполне приличный вид.

Эмир хлопнул в ладоши и приказал появившемуся слуге:

– Принеси сюда чалму, оставшуюся от прежнего тренера!

Не прошло и минуты, как чалма уже была в руках у светлейшего владыки.

– На, бери, – щедрым жестом протянул он Берёзкину свой презент.

– О, благодарю вас, – прижал руки к сердцу тренер. – Вы слишком добры ко мне. Право же, я не заслужил столь дорогого подарка. Быть может, светлейший эмир позволит мне вручить эту чалму от его имени подлинному герою матча – Бесту. Тем более что его голова не богата растительностью, и я все время опасаюсь, как бы он её не простудил.

– Нам нравится твоя забота об игроках, – одобрил повелитель. – Пусть будет по-твоему. Мы беспокоимся только, не помешает ли чалма Бесту наносить головой прицельные удары по воротам?

– Ну, это не беда, – возразил Валерий Макарович. – Всё равно Бест из соображений гуманности и человеколюбия старается не бить по мячу головой, как, впрочем, и ногами.

– И напрасно! – сказал эмир. – Мы не понимаем, чего он опасается?

– Но ведь он может убить мячом вратаря!

– Ну и что? – удивился владыка вселенной. – Ведь это же вражеский вратарь! Чем меньше игроков останется в команде противника, тем больше у нас будет шансов выиграть встречу.

– Да, но судья…

– А что может сделать судья? – не дал договорить Берёзкину пресветлый собеседник. – Правилами не запрещено убивать игроков мячом.

– Это, конечно, так, – пробормотал тренер, – но… но ведь мяч может попасть и в судью!

– Нисколько не жалко! – покачал головой эмир. – Одним судьёй на свете больше, одним меньше – какая разница? Мы весьма сожалеем, что Бест не попал в судью в сегодняшнем матче! Это мошенник каких мало!

– Да, судья действительно был сегодня не на высоте, – согласился Валерий Макарович.

– Ничего, – успокоил его повелитель. – Мы уже отдали приказ своему главному шпиону выяснить личность этого проходимца. Кстати, надо узнать, может быть, он уже справился с нашим поручением.

Хлопком в ладоши эмир снова вызвал слугу и распорядился:

– Узнай, не вернулся ли главный шпион.

Слуга с поклоном удалился и вскоре появился опять.

– Шпион вернулся, о солнцезатмевающий владыка!

– Вели ему войти!

Главный шпион неслышно вошёл в комнату и распластался перед эмиром.

– О великий покровитель луны, звёзд и шпионов! Я выполнил всё, что мне было велено. Мне удалось перехватить письмо, которое этот футбольный судья написал своему двоюродному брату в Андижан.

– Где же это письмо? – спросил эмир.

Шпион молча вынул из-за пазухи несколько листков бумаги и протянул ему.

– Прочти нам, Шахерезад, о чём пишет своему брату этот презренный раб свистка, – приказал покровитель звёзд и шпионов. – А то мы без очков плохо видим.

Летописец с поклоном взял письмо, откашлялся и торжественным голосом начал чтение:

– «Салям алейкум, дорогой двоюродный брат Юсуф, да пошлёт аллах долголетие тебе и твоему верблюду! В своём письме ты сообщаешь мне, что страдаешь от одышки и безденежья и завидуешь моей должности, на которой много приходится бегать по полю и имеются все возможности, чтобы быть здоровым и богатым. Клянусь судейской категорией, ты заблуждаешься! Да будет тебе известно, что мне здесь скорей, чем тебе, шайтан расшатает нервную систему и испортит сердце, ибо на этой судейской должности, да сократит её аллах, не столько бегать приходится, сколько переживать, волноваться и заниматься всяческими сложными вычислениями и расчётами. Дабы не мог ты усомниться в истинности моих слов, записал я некоторые свои наблюдения и мысли, пришедшие мне в голову во время матча между командами Бухары и Шираза, каковой матч пришлось мне судить не далее как сегодня. Высылаю эти записи тебе…»

– Интересно, интересно, – заёрзал эмир, – что за мысли могли прийти в его глупую голову? Читай дальше, Шахерезад, не медли!

Летописец перевернул страницу и продолжал:

– «Игра началась. С первой по пятую минуту, слава аллаху, всё было спокойно. Никаких угроз воротам. Если бы дальше так… Шестая минута. Игрок команды Бухары, да поразит аллах его голову стригущим лишаем, забил гол в собственные ворота. И как этого нечестивца угораздило?!

Обдумываю, что теперь делать. Если засчитать, то публика будет недовольна. В прошлый раз судья Хуссейн-ага засчитал гол в ворота хозяев поля, а потом возвращался домой на попутных ишаках, ибо его собственного кто-то вымазал дёгтем. Конечно, я могу гол не засчитать, но вдруг в следующий раз придётся мне судить матч в Ширазе? Ширазцы мне не простят… Да завяжется узлом нога у этого презренного нападающего! Не мог мимо пробить! Скрепя сердце даю свисток и показываю… Помоги мне, аллах, куда же показать?.. Показываю на бокового судью. Надо посоветоваться. Решение слишком ответственное. Игроки потащили меня к помощнику.

Десятая минута. Стоим с помощником, обсуждаем положение. Второй помощник сбегал в чайхану за чайником. Посидели не спеша, выпили чаю, взвесили возможные последствия. В поисках решения заглянули в коран, но не обнаружили там никаких указаний.

Пятнадцатая минута. Дабы не волновать публику, решили гол не засчитывать…»

– Он поступил справедливо! – перебил эмир. – Возможно он не так глуп, как кажется. Надо будет подарить ему нашу старую майку. Однако что же ты остановился, Шахерезад? Продолжай!

– «Решили гол не засчитывать, – повторил летописец. – Признали офсайд. Ширазские игроки, да привяжется к ним плоскостопие, изъявляют бурное недовольство. Один из этих вольнодумцев, чтобы выразить своё несогласие, плюнул на флажок помощника. В гневе я едва не удалил его с поля, но потом благоразумие вернулось ко мне. Что, если ширазцы без него проиграют? Зачем мне взваливать на верблюда моих плеч мешок ответственности. Нет, я человек неглупый и справедливый. Сделал игроку замечание. Не забыть бы потом сделать замечание другой стороне, чтобы никому не было обидно…»

– Это уже лишнее, – поморщился эмир. – Впрочем, читай дальше.

– «Двадцать третья минута. Опять судьба послала мне неприятности! Защитники Шираза сбили с ног бухарского нападающего прямо возле своих ворот. Он пропахал, подобно сеятелю, изрядный кусок штрафной площади и, словно на ишаке, въехал в ворота на собственном носу. Клянусь режимом дня аллаха, надо бы назначить пенальти, но тогда меня упрекнут в пристрастии к команде Бухары. Поскольку в те ворота я гол не засчитал, то будет справедливым не назначать сюда одиннадцатиметрового удара. Тогда будут довольны и те и эти, а я не окажу влияния на исход встречи. Смотрю на помощника. Он, да наступит ему на ногу хромая корова, показывает, что был снос. Я незаметно качаю головой. Помощник изменяет своё решение и показывает: удар от ворот. Снова качаю головой. Помощник указывает в небо.