Философия кошки - Елизаров Евгений Дмитриевич. Страница 8

Однако в течение следующих трех или четырех столетий кошка решительно вытесняет всех своих соперников, и это совсем не трудно понять. Змея, как пресмыкающееся, конечно же, не могла пользоваться симпатией человека. (Кстати, в русском языке уже само слово «гад» – а гадами именовали именно пресмыкающихся – с незапамятных времен обладает весьма характерной эмоциональной окраской.) Психика человека во многом загадка даже для отмеченных учеными степенями специалистов, и припадающее к земле – даже если это всего лишь безобидный паук – вызывает у нас смутное чувство тревоги, если не сказать опасности. Как знать, может быть, именно по этой причине в западной культуре Змей стал символом мирового Зла. Что же касается ласки, то понятно, что вследствие неприятного запаха, источаемого ею, и тех опустошений, которые она производила в курятниках, это неподдающееся дрессировке существо так же было не в силах выдержать конкуренцию с нашим весьма чистоплотным и вместе с тем очень дисциплинированным (домашняя птица, как, впрочем, и все, находящее под покровительством хозяина дома, для нее – неприкосновенна) зверьком.

Есть свидетельства, что это приветливое озорное создание начинает распространяться в Европе с конца V столетия нашей эры. Мы находим ее на греческих вазах того времени: на одной она сидит на спине у юноши, который дразнит ее птичкой; на другой мы видим молодую даму, играющую с кошкой и дразнящую ее живым голубем…

Поначалу ее привозят из далеких путешествий, но, конечно же, не этот случайный импорт предопределяет ее расселение по нашему континенту. Для того чтобы Европа стала ее домом, здесь должны были сложиться все те же условия, что и на Древнем Востоке, и главное из них – запасы зерновых культур (а значит, и развитое земледелие). Напомним, что житницей Рима долгое время был именно Египет. Совсем не случайно поэтому Рим долгое время стремился всеми правдами и неправдами включить его в состав своих провинций; и царица Клеопатра на самом-то деле не столько женскими чарами, сколько своими запасами зерна привлекала к себе всех этих Цезарей, и Марков Антониев (а вслед за ними – целую череду художников и поэтов). Хотя, конечно, не исключено, что и ее чары сыграли не последнюю роль; и в чем-то, возможно, Паскаль прав, утверждая, что если бы форма ее носа была бы хоть чуточку иной, могла бы измениться вся история Европы.

Между тем культура земледелия в Европе значительно отставала от этой, может быть, самой богатой провинции Римской империи. Поэтому и приручения этого зверька здесь не было и долгое время кошка была большой редкостью. Но и на нашем континенте она в течение короткого времени завоюет совершенно особое положение. Так, со временем у греков сложится поверье, что сестре Аполлона богине Артемиде (в римском пантеоне, многое унаследовавшем от Эллады, ее олицетворяла Диана) свойственно принимать вид кошки, и поэтому она находится под ее покровительством и защитой. В Древнем Риме кошка, кроме того, очень скоро станет символизировать свободу и независимость, именно она (каждому богу греческого и римского пантеонов было «положено» какое-то свое животное) будет сопровождать богиню свободы Либертас и всегда изображаться рядом с ней. Поэтому неудивительно, что изображение кошки помещалось на знаменах восставших рабов Спартака.

Впрочем, в отличие от Востока, в Европе кошка еще долго продолжает оставаться какой-то редкой диковинкой. Об этом говорит тот факт, что в правовой практике некоторых европейских государств было обычной нормой фиксировать цену, которую можно запросить за кошку, и определять состав тех (скорее всего бойцовских, охотничьих) качеств, что имел право требовать от продавца покупатель. Существовали строгие законы, охранявшие ее как собственность обывателя. Примерно в тысячном году нашей эры человек, убивший кошку, обязан был платить штраф – овцу, ягненка или довольно большое количество пшеницы. При этом зерна должно было хватить для того, чтобы полностью засыпать ее подвешенное над землей за хвост тело; поскольку же у кошек оно может очень сильно вытягиваться, в те времена это животное должно было представлять собой довольно значительную материальную ценность.

В Германии еще в XIV веке кошки ценились настолько высоко, что в некоторых купчих они даже указывались в реестре движимого имущества, которое продающий уступал вместе с фермой. Так что известный кот, достающийся в наследство одному из сыновей, – на самом деле не так уж и мало (а впрочем, вовсе не исключено, что именно это-то обстоятельство и сделало его одним из самых знаменитых сказочных героев).

В России в своде законов XIV века «Правосудье митрополичье» штраф за похищение кошки был равен штрафу за украденного вола и составлял 3 гривны, в то время как за кражу коровы платили всего 40 кун (в одной гривне было 50 кун). (Кстати, и сегодня в законодательстве России, да и многих других стран, кошка – это личная собственность. Поэтому при бракоразводном процессе, сопровождающемся разделом имущества, она рассматривается как совместно нажитое добро или достояние одного из супругов. При краже или убийстве кошки оценивается ее продажная стоимость, если, конечно, она заверена документально; больше того, в том случае, когда животное убито или травмировано умышленно, его хозяева вправе потребовать возмещения морального ущерба.)

Впрочем, не будем идеализировать – и в нашем национальном культурном наследии связь кошки с нечистой силой может быть прослежена вполне отчетливо. Достаточно вспомнить о том, что у русских старообрядцев в начале XVIII века кот выступал как сатирическое изображение Петра, между тем сам Петр в их глазах был неким исчадием, в его воцарении виделось даже провиденное Апокалипсисом пришествие Антихриста. Но это не мешало относиться к нашей героине с симпатией, и по народным поверьям считалось, что человек, убивший кошку, семь лет ни в чем не будет знать удачи. Кто знает, может быть и поэтому эпидемии чумы у нас никогда не достигали такого гибельного размаха, как в Западной Европе.

А нужно сказать, что в распространении кошек на нашем континенте сыграет свою роль еще и эта черная напасть. Возвращающиеся из «святых земель» рыцари в трюмах своих кораблей, вместе с награбленной там добычей, везли с собой и ставших своеобразным наказанием Европы крыс. Между тем крысы – это не только угроза зерновым запасам европейца; мгновенно расплодившиеся, они обрушат на континент страшные эпидемии черной смерти, и только кошка окажется самым верным и самым надежным союзником человека в борьбе с разносчиками заразы.

Кстати, о крысах. В осажденном немцами Ленинграде к весне 1942 года кошек уже не осталось. И тогда ко всем бедам города добавилось еще и это – несметные полчища не знающих пощады грызунов. Свидетели рассказывают, что они огромными стаями шли по Шлиссельбургскому тракту (ныне проспекту Обуховской обороны) прямо к мельнице Ленина, где тогда мололи муку из зерна, привезенного с Большой земли. В крыс стреляли, пытались даже давить танками, но ничто не помогало, – они просто забирались на танки и продолжали свой путь. Хлеб погибал… И вот в 1943 году, сразу же после прорыва блокады, ленинградские власти приняли свои меры – за подписью П.С. Попкова вышло постановление Ленсовета: «Выписать из Ярославской области и привезти в Ленинград четыре вагона дымчатых кошек». (Я почерпнул этот факт из воспоминаний блокадницы Киры Логиновой, опубликованных в 4 номере альманаха Совета ветеранов Великой Отечественной войны СПб Союза художников и Выставочного центра СПСХ в 2001 году.) Вот так скромная кошка внесла свой вклад и в спасение моего родного города, блокаду которого от первого до последнего дня перенесли моя бабушка и моя мать и которую командиром роты автоматчиков в составе Второй Ударной армии нового формирования прорывал мой отец. Может быть, в возблагодарение заслуг именно этих четвероногих спасателей на обращенных друг к другу фасадах Малой Садовой, близ Невского, установлены чугунные немножко стилизованные фигурки, одна из которых изображает прогуливающегося по карнизу бравого, как гусар, кота, другая – сидящую в позе скромной «копилочки» кошку, которая изо всех сил делает вид, что ей нет до него решительно никакого дела. Кстати, последнюю в народе, по слухам, тоже зовут Василисой.