Рождение цивилизации - Елизаров Евгений Дмитриевич. Страница 13
(Правда, естественное развитие природы вовсе не отвергает возможность постоянного вмешательства в повседневность и надмировых сил. Больше того, в известной системе теоретических координат, нигде не преступающих границы материализма, само появление последних оказывается не чем иным, как прямым следствием действия естественно-природных законов. В другом месте («Мировой разум», «Сотворение мира или эволюция?») говорится о возможном соотношении между ними. Но упоминать об этом здесь – значит отягощать изложение предмета ненужными деталями.)
Между тем, как будет показано ниже, анализ именно биологической «составляющей» орудийной деятельности позволяет понять многое в едва ли не мистическом процессе ее последующего одухотворения.
Взглянем на основные структурные элементы любого предметного процесса, где используется орудие. Большинство профессионалов моего профиля, на практике сталкивающихся с подготовкой производственных кадров, знает, что единое это образование можно (и не только в абстрактно-теоретической, но и в практической, прикладной форме) разложить на два принципиально отличных друг от друга потока. Один из них – это порядок движения орудия в пространственно-временном поле деятельного акта. То есть алгоритм его взаимодействия с предметом деятельности. Другой – структурированное в том же времени и в том же пространстве движение исполнительных органов тела самого человека. Первое из этих начал можно условно представить как ядро собственно технологического процесса, который выполняется как бы сам собой, без участия человека (вообразим себе некоего «невидимку», оперирующего орудием), второе как простую «пантомиму» деятельности, выполняемую человеком без орудия (или без ее предмета). Ясно, что оба эти образования в конечном счете производны от конечной цели, которая стоит перед субъектом, но вместе с тем легко понять, что конкретная траектория движения исполнительных органов тела в каждом звене целостного процесса всегда будет подчинена его технологическому содержанию, то есть материальной форме применяемого здесь орудия и структуре физического взаимодействия с предметом деятельности. (Так привычное для нас движение кисти при использовании обыкновенной европейской ложки всегда будет отличаться от экзотики, подчиненной используемому на Востоке обеденному прибору.)
Между тем, повторюсь, даже на ранних стадиях антропогенезиса единственной реальностью для еще не обладающей сознанием особи остается только живое движение исполнительных органов ее тела; для нее реально существует лишь неотличимая от какой-то «пантомимы» биологическая составляющая деятельности, все остальное тонет в недоступном. Так для маленького ребенка, впервые осваивающего науку завязывать шнурки на своих ботиночках, поначалу существует только тонкая моторика его собственных пальцев, – топология же самого узла долгое время остается вне развивающегося сознания. Вот так и в животном мире: все относящееся к собственно предметному содержанию орудийного процесса практически полностью выпадает из «поля зрения» индивида; превращение же биологического предшественника человека в новый вид Homo sapiens невозможно без овладения именно этой новой реальностью.
Простая аналогия легко иллюстрирует суть сказанного. Известно, что любое работающее тело обязано что-то излучать, другими словами, вносить какие-то изменения во всю окружающую его среду. Поэтому непосредственное взаимодействие материальных предметов всегда сопровождается сложной игрой непрерывно изменяющихся физических полей, которые окружают их. Но вся эта игра остается и по сию пору во многом сокрытой от нас, ибо до сих пор в подавляющем большинстве случаев мы видим только «механику» процесса. Только она открывается нам и в пластике нашего собственного поведения. Лишь тем, кто способен к экстрасенсорному восприятию действительности оказывается доступным изменение ауры человеческого тела; нормальное зрение, то есть зрение, свойственное обычному человеку, его попросту не различает. Вот так и у животного: вся совокупность его рецепторов не в состоянии разглядеть впервые формирующуюся сферу технологии.
Но, как это ни парадоксально, именно данное обстоятельство и образует собой возможный выход из обнаруживающегося здесь эволюционного тупика. Ведь вследствие таких особенностей психики интеграция любых связанных между собой элементов единого технологического процесса упрощается до задачи сочленения элементов пластики исполнительных органов животного. Иначе говоря, воспроизведение всей технологической цепи в составе какого-то одного целевого акта становится сведением в непрерывный поток уже не технологических алгоритмов движения орудий, но всецело производных от них, подчиненных им траекторий движения собственных органов тела индивида. Овладение технологией становится возможным за счет формирования какой-то единой неразрывной «пантомимы» целостного орудийного процесса. Заместительного движения, которое легко может быть отягощено предметностью. А вот на этом пути – во всяком случае там, где речь может идти лишь о крайне простых, ограниченных в своей длительности цепях технологически связанных орудий, – никаких (непреодолимых) препятствий не существует. И, хотя решение этой задачи осуществляется на протяжении жизни не одного поколения, эволюционирующий вид в состоянии справиться с ней, поскольку ее содержание уже не выходит за рамки чисто биологических форм бытия.
Сходная по своему содержанию задача хорошо известна не только специалистам по подготовке рабочих кадров, но также и спортивным тренерам: когда возникает необходимость освоения рациональной техники выполнения тех или иных действий, двигательная память спортсмена должна фиксировать в себе не траектории спортивного снаряда, но формулу движения исполнительных органов его собственного тела, и лишь до конца подчинив пластику своего тела этой формуле, спортсмен в полной мере овладевает и самим снарядом. Именно формирование (поначалу жестких) структур двигательной памяти является ключом к освоению оптимальной техники, и на этом этапе вмешательство сознания зачастую не только не помогает делу, но даже препятствует ему.
Сводимое в единую «пантомиму» целевого процесса движение исполнительных органов в конечном счете образует собой точный двигательный эквивалент целостной структуры многозвенной орудийной деятельности. Именно благодаря формированию и последующей автоматизации этого эквивалента оказывается возможным интегрировать несколько орудий в составе одного сложно организованного деятельного акта. И нет ничего страшного в том, что поначалу эта интеграция может быть только чисто механической, не одухотворенной даже зачатками сознания. Со временем, то есть с развитием тех процессов, о которых еще будет идти речь, подконтрольной субъекту будет становиться уже не только простая механическая последовательность действий, но и внутренняя логика движения органов собственного тела, а в конечном счете – и внутренняя логика движения самих орудий.
Именно механистичность первоначальной интеграции разных орудий в составе одного целевого процесса показывает, что совершение этого, многое решающего, шага происходит без всякого участия даже эмбриональных форм сознания, равно как и без всякого участия каких бы то ни было внепланетных или вообще надприродных сил, дающих гипотетический первотолчок одухотворению предчеловека. Но, повторимся, именно этот шаг является решающим на пути становления качественно новых форм психики, ключевым пунктом всего антропогенетического процесса, ибо только по его совершении последний приобретает необратимый характер. Ведь разрушение целевой структуры деятельности, формирование новых потребностей, становление механизмов отчуждения продукта собственной деятельности от ее субъекта, наконец, появление первичных механизмов распределения – все это уже необратимые процессы, ибо благодаря им эволюционирующее животное оказывается просто нежизнеспособным вне какого-то сообщества. Индивид отныне может существовать только взаимодействуя с другими, такими же как он. Таким образом, дальнейший антропо – и социогенезис становятся по сути дела принудительными. А значит, принудительным становится и дальнейшее развитие самой психики индивида.