Рассудок маньяка - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 3

– Нашел наш охранник. Мастуков. Его уже раз пять допрашивали в милиции и ФСБ. Он был напарником Паши в ту ночь. А наш Пашка, которого арестовали, клянется, что как только увидел убитую, так сразу вспомнил о своей скрытой судимости и поэтому сбежал. Собственно, Мастуков отправился в здание потушить свет в комнате, где было совершено убийство, и обнаружил убитую. Вы представляете, какое у нас у всех было состояние? У нас за столько лет даже ручки не пропадали со столов, – мрачно заявил Михаил Михайлович. – А тут такое преступление... Хохлова пришла к нам из другого института. Перевелась примерно месяцев восемь назад. Объясняла, что отсюда ей ближе к дому.

– А какая она была из себя?

– По-моему, ничего особенного. Моложавая, довольно изящная блондинка. Обычно ходила в джинсах. Убийца ударил ее десять раз ножом, бил в основном в живот. Раны не сильные, некоторые были довольно легкими, просто порезы. Эксперты считают, что она могла умереть и от потери крови.

– И никто не слышал ее криков?

– Никто.

– Вы же говорили, что у вас есть телекамеры.

– В том отделе их нет. Она работала в техническом отделе, находившемся не в основном здании института.

– Ее изнасиловали?

– Наверное, хотели, но не успели. Но джинсы и нижнее белье было в порядке. Эксперты считают, что насильник не успел ничего сделать. Извините, Сергей Алексеевич.

Архипов сморщился, отвернулся. Прошел к столу, взял ручку, переложил ее с места на место, явно нервничая. И вернулся в свое кресло.

– Кто ведет дело? – продолжая разговор с Михаилом Михайловичем, спросил Дронго.

– Следователь прокуратуры. Но создали общую группу из сотрудников милиции и ФСБ. Возглавляет группу полковник Левитин из ФСБ. У нас ведь закрытый институт.

– Он уже полковник, – пробормотал Дронго, – тогда все понятно. Боюсь, что поиски убийцы затянутся надолго. Или еще хуже, они обвинят вашего охранника.

В этот момент в кабинет вошла супруга академика, которой помогала пожилая домработница. Они быстро поставили три чашки дымящегося чая, нарезанные ломтики бисквита, вазочки с вареньем на стол и молча вышли из кабинета. Здесь не было принято мешать хозяину во время его разговоров.

– Мне казалось, что вы могли бы оказать некоторую неформальную помощь, – объяснил Архипов.

– Попробую, – вздохнул Дронго, – раз уж я решил вас выслушать, то сначала необходимо поговорить с этим Левитиным. Хотя мне очень не хочется беседовать с ним. А он, как я подозреваю, тоже не горит желанием что-то мне рассказывать. Боюсь, Сергей Алексеевич, что это будет самое сложное в нашем расследовании. Мне никто не разрешит смотреть официальные материалы дела и, тем более, вмешиваться в расследование. Ни под каким видом. Думаю, что вы сами это прекрасно понимаете.

– Я мог бы поговорить с руководством ФСБ или прокуратуры, – предложил Архипов. – Мне казалось, что они примут вашу помощь с удовольствием. Возьмите чашку чая.

– Спасибо. Вы хорошо думаете о людях, Сергей Алексеевич. Кому приятно, когда появляется какой-то тип, который указывает вам на ваши ошибки да еще берется сделать за вас вашу работу. Я уж не говорю о том, что это просто юридически неправомерно. Нет, ни с кем говорить не нужно. Мне будет интересно все посмотреть самому. Может, мы сделаем все по-другому.

– Каким образом? – Академик даже не дотронулся до своей чашки.

– Вы можете принять меня на работу в институт. Скажем, помощником Михаила Михайловича. На некоторое время, за которое я смог бы разобраться с убийством в стенах вашего института.

– Это невозможно, – развел руками Архипов, – у нас режимный институт. Чтобы принять кого-то на работу, я обязан получить разрешение ФСБ. Конечно, если это не технический сотрудник.

– Уборщицу вы тоже оформляете с разрешения ФСБ?

– Но вы же не хотите, чтобы я вас брал уборщицей.

– В таком случае, каким образом арестованному охраннику удалось скрыть свою прежнюю судимость?

Архипов снова взглянул на Михаила Михайловича, приглашая ответить на этот вопрос.

– Он при браке взял фамилию жены. А по его собственной судимости не значилось, так как ее формально сняли. Да и проверка была не такой серьезной. Кто сейчас соглашается идти к нам на работу за такую зарплату. Он ведь нанимался обычным дежурным, а не научным сотрудником, имевшим доступ к секретной информации. Если у меня появится помощник, имеющий доступ во внутренние помещения, то мы обязаны получить согласие ФСБ.

– Ясно, – мрачно заметил Дронго, – а гости у вас бывают? Какие-нибудь ученые, приезжающие к вам в институт из схожих научных центров в самой стране?

– Бывают, но крайне редко. На один-два дня мы можем дать разрешение. Но это делается в исключительных случаях. Да и все равно мы должны информировать ФСБ.

– Вы сильно усложняете мою задачу, – сказал Дронго, обращаясь к Архипову, – я не смогу ничего решить.

– Понимаю. У меня была какая-то почти детская вера в ваши феноменальные способности. Мне казалось, что вы приедете и сразу во всем разберетесь. Извините меня, наверно, это было немного наивно, но такое страшное преступление в стенах нашего института очень сильно подействовало на меня.

– Сколько у вас работает людей в институте?

– Раньше было около восьмисот человек. Сейчас после сокращения примерно пятьсот семьдесят.

– Посторонний мог проникнуть на территорию института?

– Исключено, – впервые без разрешения шефа вмешался Михаил Михайлович, – абсолютно исключено.

– Какую судимость скрыл ваш Паша?

– Грабеж, – хмуро ответил Михаил Михайлович, – хотя ничего страшного не произошло. Мы проверяли, судимость с него была снята. По молодости совершил преступление, потом пошел в армию, судимость с него сняли. Он виноват только формально, в наших анкетах нужно указывать и снятую судимость.

– У него не было доступа во внутренние помещения?

– Нет, конечно.

– А почему он вошел в комнату, где была убитая?

– Он совершал обход, а дверь была открыта. Он не должен был входить, но он, видимо, приоткрыл дверь и увидел убитую. А потом испугался и сбежал. По-человечески его можно понять.

– Вот именно «по-человечески». А Левитин вряд ли мыслит этими категориями. Формально он прав. Скрывший свою прежнюю судимость охранник оставил отпечатки пальцев на двери, где находилась убитая сотрудница. И потом сбежал. Представляю, как бесился Левитин, когда они не могли найти исчезнувшего охранника. И как он торжествовал, когда они его арестовали. Нет, теперь он так просто не отдаст арестованного, пока не докажет, что тот виноват. Когда поступил на работу ваш охранник?

– Примерно полтора года назад.

– У него были враги?

– Нет, конечно. Он был хороший парень. Никаких замечаний, всегда чисто выбрит, всегда вовремя приходил на дежурство.

– А у покойной были враги?

– Нет. Я думаю, что нет, вернее, нам казалось, что нет.

– Перед убийством ничего необычного не происходило?

– В каком смысле?

– Может, появились особенно откровенные журналы или картинки?

– Да нет, наоборот, все как-то успокоилось, мы даже решили, что психопат унялся. А тут вдруг такое...

– Сергей Алексеевич, – вдруг сказал Дронго, – вы ведь меня пригласили не из-за жены этого Паши? Это всего лишь повод объяснить мой вызов. Вы ведь понимали, что жена и ребенок могут ничего не значить. У вас были причины более конкретные?

– Да, – смущенно сказал Архипов, – да, безусловно. Я полагал, что вы все равно поймете. Я не верю в маньяка в моем институте. Не верю в психопата. Я убежден, что эти журналы и эти картинки не имеют ничего общего с убийством, которое совершил посторонний субъект, неизвестно как проникший на территорию института.

При этих словах Михаил Михайлович нахмурился, но не решился спорить с директором. Только мрачно отвернулся.

– Я знаю своих людей, – продолжал Архипов. – Это не всегда уравновешенные, очень эмоциональные люди, среди которых есть немало талантливых ученых. У них могут быть срывы, разного рода истерики, проявление эмоций. Но психопатов-маньяков среди них нет. Я в этом уверен.