Хрущев. Смутьян в Кремле - Емельянов Юрий Васильевич. Страница 107

Разумеется, эрозия моральных ценностей не ограничивалась подростками и их вовлечением в криминальную деятельность. Деградация трудовой этики, растущее пренебрежение к своим обязанностям, моральное разложение все чаще оправдывались ссылками на безнаказанность верхов, в том числе и действий Хрущева. Среди интеллигенции разочарование в верхах проявлялось в растущей аполитизаций или популярности идей, далеких от коммунистической идеологии. Отражая настроения московской интеллигенции, Евгений Евтушенко написал стихотворение «Качка», в котором говорилось:

«Качка» затронула и руководителей социалистических стран и коммунистических партий. В.В. Гришин писал: «Освобождение Никиты Сергеевича Хрущева от обязанностей руководителя партии и правительства СССР вызвало удивление и даже неодобрение в социалистических странах. Это мне пришлось видеть самому. Так, на следующий день после пленума ЦК партии, освободившего Н.С. Хрущева от руководящих постов, я вылетел в Будапешт, где проводился исполком Всемирной Федерации профсоюзов».

В аэропорту Гришин был встречен вторым секретарем ЦК ВСРП Биску, который повез его к Яношу Кадару. «Я. Кадар был один, ждал нас. Он нервно ходил по кабинету. Едва поздоровавшись со мной, он с запальчивостью начал критиковать ЦК нашей партии, новое руководство за неожиданное смещение Н.С. Хрущева. Почему мы не посоветовались с другими партиями и, в частности, с ним о таком решении? "Понимаете ли вы, в какое положение ставите нас – руководителей в наших партиях в народе? Как нам теперь объяснять здесь, в Венгрии, освобождение от занимаемых постов Н.С. Хрущева, которого у нас хорошо знают и уважают?"» Объяснениями Гришина Кадар остался неудовлетворен. «Он продолжал неверно обвинять нас, наш ЦК в необоснованности принятия решения о Н.С. Хрущеве… Было видно, что так же негативно были настроены т. Биску и другие члены Политбюро ЦК, присутствовавшие при этом разговоре».

Гришин заметил, что «в исполнительном бюро Всемирной Федерации профсоюзов, его члены Фрашон, Новелла, Лога-Совиньский, Зупка (представлявшие профсоюзы Франции, Италии, Польши, Чехословакии. – Прим. авт.) тоже спрашивали меня о причинах освобождения от руководящих должностей в нашей стране Н.С. Хрущева. Чувствовалось некоторое недопонимание и критическое отношение к принятому у нас решению». Эти настроения руководителей левых профсоюзов и видных деятелей компартий отражали разочарование в СССР рядовых представителей левого рабочего и коммунистического движения, усилившееся после отставки Хрущева. Следствием этого разочарования стал отход ряда компартий капиталистических стран от КПСС, а ряда социалистических стран – от СССР.

Лишь руководство Китая было явно обрадовано переменой в Москве. Хотя это было случайным совпадением, но 16 октября на другой день после сообщений об отставке Хрущева, в Китае был произведен первый взрыв своей атомной бомбы. Китай словно салютовал свержению Хрущева взрывом бомбы, созданной вопреки нежеланию Хрущева поделиться с КНР атомными секретами. Руководство КНР увидело в отставке Хрущева обнадеживающий признак перемен к лучшему в советско-китайских отношениях. На празднование 47-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции прибыла делегация КНР во главе с Чжоу Эньлаем. Однако инерция конфликта была к этому времени уже слишком сильна. Ответный визит в Пекин советской делегации во главе с А.Н. Косыгиным в начале 1965 года не привел к повороту в советско-китайских отношениях. В дальнейшем же по мере развертывания в Китае «культурной революции» эти отношения еще более ухудшились.

Хрущев наблюдал за реакцией мира на свою отставку из дома в правительственном дачном поселке «Петрово-Дальнее», где он проводил почти все время. Постепенно он вышел из состояния депрессии, все активнее занимался садом, увлекался фотографированием, стал значительно больше читать художественной и нехудожественной литературы, но главный интерес его, как и прежде, представляли новости внутренней и международной жизни. Он смотрел телевизионные программы новостей и не расставался с радиоприемником «Сокол» или подаренным ему американским бизнесменом Эриком Джонсоном «всеволновым» приемником, с помощью которых он узнавал последние известия.

Из воспоминаний Сергея Хрущева следовало, что его отец был недоволен действиями своих наследников. Он, доведший ситуацию в Венгрии в 1956 году до кровавой бойни, уверял, что при нем не могло произойти ничего подобного событиям 1968 года в Чехословакии, хотя в последнем случае жертв было неизмеримо меньше. Хрущев, начавший и разжигавший ссору с Китаем, уверял, что при нем не было бы боев на острове Даманском и других кровопролитных инцидентов на советско-китайской границе 1969 года. Хрущев, который чуть не вернул страну к карточной системе распределения продуктов первой необходимости в 1963 году, теперь корил своих наследников за то, что они закупают зерно за границей.

Как это нередко бывает с лицами, утратившими высокое положение и не имеющими прочных идейных принципов, Хрущев в своих взглядах быстро эволюционировал от недовольства теми, кто его отстранил от власти, к огульной критике общественно-политического строя своей страны. Он все чаще слушал передачи «Голос Америки» и «Би-би-си», которые еще недавно требовал глушить. Он поддерживал разговоры, в которых высмеивались советские порядки. Аналогичная эволюция, видимо, совершалась и среди членов его семьи, также испытавших на себе резкие перемены в своем положении. Иначе трудно понять, почему прежде аполитичный Сергей Хрущев стал настойчиво предлагать отцу ознакомиться с произведениями Оруэлла и Солженицына и приглашать к нему людей, явно недовольных советским строем. (Правда, по словам Сергея Хрущева, ни романы Солженицына «В круге первом» и «Раковый корпус», ни роман Оруэлла «1984» Хрущеву не понравились.)

Критика действий правительства Хрущевым, которая становилась известной широкому кругу его друзей и знакомых, неизбежно сближала его со всеми недовольными политикой страны, в том числе и с теми, кого он еще недавно осуждал и подвергал преследованиям. Хрущев, беспощадно громивший некоторых поэтов, писателей, художников и скульпторов за малейшие отклонения от норм «социалистического реализма», теперь стал их принимать у себя на даче. Приходили и лица, пострадавшие от репрессий 1930-х годов, и их дети, как например, дети Якира. Эти люди, а также сослуживцы и друзья детей Н.С. Хрущева составили его новый круг общения. В ходе бесед с этими людьми Хрущев, который и прежде любил вспоминать события прошлого, особенно сталинского времени, неизбежно уделял много воспоминаниям. В таких беседах Хрущев все острее критиковал и тех, кто был у власти до него, прежде всего Сталина, и тех, что сменил его. Нередко подобные устные воспоминания завершались предложениями слушателей, чтобы Хрущев написал мемуары.

По словам Сергея Хрущева, его отец сначала отмалчивался. Однако в конце августа 1966 года он стал делать записи своих воспоминаний на магнитофон. Постепенно он увлекся этим. Сотрудница С.Н. Хрущева Леонора Никифоровна Финогенова печатала, слушая воспроизведение записей. Сергей Хрущев редактировал отпечатанный текст. «С того дня, – писал С.Н. Хрущев, – отец диктовал по несколько часов в день. Лора печатала быстро и все-таки не успевала за ним. Я совсем задыхался.

Редактировал, правил каждую свободную минуту дома и на работе, в будни и в выходные, с утра до позднего вечера»: По сути Хрущев начал говорить самую длинную речь в своей жизни, перемежая ее, как обычно, байками собственного сочинения. Своим последним выступлением в защиту самого себя он доказывал порочность тех, кто его отстранил от власти.