Символы распада - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 57

– Конечно, нет. Ваше руководство не одобряет таких действий. – А если пойду я? – вдруг предложил Дронго.

– Вы? – изумился Машков. – Нет, так нельзя.

– Почему? Никто же не говорил, что вы обязательно должны рисковать головами своих парней. Это неразумно, полковник. Мне кажется, что я смогу убедить Хорькова и его спутницу не оказывать нам ненужного сопротивления.

– Вы слишком серьезно к ним относитесь, – сказал Машков. – По-вашему, мы должны всерьез считать их своими противниками?

– По-моему, да. Не забывайте о том, что они придумали в Чогунаше. Это хитрые и опасные люди.

– Мы их возьмем, – сжал губы Машков.

Дронго не стал спорить. Полковник был умным человеком, но и его подводило чисто служебное отношение к этому аресту. Как и другие офицеры ФСБ, Машков считал уголовников шпаной, которую нельзя рассматривать в качестве равного противника. Если в милиции к уголовникам относились как к равным врагам, то в ФСБ на эту публику смотрели с некоторым пренебрежением.

Два телохранителя Хорькова выехали в автомобиле, и после этого был подан условный сигнал. Машине дали возможность проехать около пятисот метров и только тогда остановили. Без лишнего шума и без всякого промедления обоих бандитов вытащили из автомобиля и обезоружили. Операция была проведена молниеносно. Машкову доложили об этом через минуту.

– Хорошо, – сказал полковник и повернулся к Дронго, – двоих уже взяли. И, как видите, без особого шума.

– Дай Бог, – Дронго грузно повернулся к полковнику, – они ведь ездили за газетами. Боюсь, что для этого посылают не самых лучших телохранителей.

– Вам не кажется, что вы относитесь к ним слишком серьезно? – спросил Машков.

– Наоборот. Мне кажется, что это вы их недооцениваете.

В автомобиль сели двое бойцов группы захвата. Трое спрятались на заднем сиденье. Еще двое укрылись в багажнике. Нужно было подождать минут десять, после чего вернуться обратно на дачу. У задней калитки уже стояли другие сотрудники ФСБ, ожидая сигнала.

У Хорькова в этот день было особенно хорошее настроение. Он плотно позавтракал, позвонил в Санкт-Петербург Законнику, сообщив, что попытается уладить дела с итальянскими компаньонами. Правда, он объяснил своему собеседнику, что тому придется заплатить пятьсот тысяч долларов неустойки, и Законник, понимавший, что он виноват, согласился на все. Следовательно, за вычетом ста тысяч долларов, которые Хорьков заплатит Полухину и его киллерам, у него оставалось еще четыреста; он считал их гонораром за полученное беспокойство.

Он сидел в кабинете у телевизора, когда к нему вошла Маша. По утрам она обычно надевала халаты из белого шелка. Вообще она любила шелк и, кроме халатов из этого материала, так красиво облегавших ее плотную фигуру, требовала стелить ей постельное белье только из этого материала. Хорьков иногда посмеивался над этой странностью молодой женщины, даже дразнил ее, уточняя, где именно в Чогунаше она приучилась к шелковым простыням, но охотно поощрял подобные прихоти.

На этот раз она вышла к нему с веселой улыбкой, хотя обычно по утрам у нее бывало не очень хорошее настроение.

– Давай поедем в Италию, – предложила она. – Мне так хочется посмотреть на твою виллу.

– Сейчас нельзя, – рассудительно возразил Хорьков, – там могут появиться люди Ревелли. Когда мы разрешим эту проблему, тогда и полетим.

– Как все глупо получилось со вторым ящиком, – вздохнула она.

– Да. – Воспоминание о втором ящике было неприятным, и он нахмурился. – Но мы решим и эту проблему. Сейчас главное – разобраться с Ревелли. А про второй ящик ты забудь, его не было.

– Я думала позвонить в Чогунаш, узнать, как там Волнов.

– Зачем тебе этот вояка? Мавр сделал свое дело... – Он привлек ее к себе. Шелковое белье приятно возбуждало. Он раскрыл халат и провел ладонью по ее бедру.

– Все равно нужно узнать, как там дела. – Она вырвалась из его рук. – Я ведь не дура, не собираюсь звонить ему на квартиру. Если что-то произошло, меня могут и засечь. Поэтому я позвоню кому-нибудь из своих бывших соседок.

– А предлог? Тебе нужен предлог.

– Справлюсь, как там могилка моего мужа, – цинично усмехнулась она, поднимая трубку.

– Ну и стерва, – пробормотал Хорьков, видя, как она набирает номер.

К этому времени карантин с поселка был уже снят, и городские телефоны работали. Но ни Сергей Хорьков, ни его спутница даже не подозревали, что их собственные телефоны прослушиваются.

Маша набрала номер и подождала, пока ее соединят. Она звонила к соседке, которая жила в их барачном домике на третьем этаже в квартире с постоянно протекавшей крышей. При воспоминании об этом Маша непроизвольно сжала трубку.

– Алло, слушаем вас, – послышался голос соседки.

– Зина, здравствуй, – быстро сказала она. – Как у вас дела?

– Ой, Машенька, у нас тут такое происходит! Нашли убийцу твоего мужа. И убили водителя. Ты его помнишь, наверно? Прапорщик Мукашевич. И вообще, тут такое творилось! Комиссии наехали, все проверяли, все телефоны отключили. Говорят, даже хищение было в Центре, но этого по телефону нельзя говорить.

Она растерянно взглянула на смотревшего телевизор Хорькова. Тот не обращал на нее никакого внимания.

– А кто убийца? – растерянно спросила она.

– Все говорят, что ваш знакомый, Волнов. Ты представляешь, говорят, что он...

Она быстро отключила телефон. Потом снова посмотрела на Хорькова.

– Сережа, – тихо позвала она, – Хорьков.

Тот обернулся к ней. Увидел ее лицо. И сразу понял, что произошло нечто ужасное.

– Что случилось?

– В Чогунаше арестован Волнов, – растерянно сказала она. – Я только что узнала.

– Я тебе говорил, что нужно вызвать его в Москву и убрать, – зло выкрикнул он, моментально оценив опасность. – Вот теперь твой Волнов нас заложит.

– Нет, – нерешительно сказала она, – он этого не сделает.

– Не сделает, не сделает, – передразнил он ее, вставая с кресла. – Он уже наверняка нас заложил. Может, сейчас у наших дверей уже стоят сотрудники милиции, приехавшие нас арестовать.

– Нужно уезжать, – произнесла она, глядя перед собой в одну точку, – нужно быстро уезжать.

– Иди к черту, – огрызнулся Хорьков. – Куда уезжать? К Ревелли в Европу? Я к нему убийц послал. Ты посмотри, как ты меня в угол загнала.

– При чем тут я?! – закричала она. – Ты сам себя загнал! Не нужно было заранее брать деньги.

– Замолчи, дура. – Он бросился к сейфу.

В этот момент в кабинет вошел один из его телохранителей. На даче было установлено скрытое наблюдение за дорогами, но сотрудники ФСБ этого не знали. Впрочем, этого не знал почти никто. Наблюдение велось с помощью камер, спрятанных в стенах и в кронах деревьев.

– У задней калитки стоят несколько вооруженных людей, – доложил телохранитель, – кажется, из спецназа.

– Доигралась, сучка, – заорал Хорьков, и в этот момент на территорию дачи въехала машина, ездившая за газетами. К ней подошел охранник. В этот момент один из сидевших внутри спецназовцев резко открыл дверцу и ее ударом отбросил подошедшего. Тот упал, а когда попытался подняться, на него уже наставили дуло автомата. Из автомобиля выскочили спецназовцы и рассредоточились по всей даче. И в этот момент сверху прозвучала автоматная очередь. Это стрелял тот самый охранник, который находился в кабинете вместе с Хорьковым и Суровцевой. Он стрелял прицельно и попал в одного из нападавших. Тот, раненный, упал на землю. В ответ его товарищи открыли беспорядочный огонь по окнам дачи.

– Черт возьми, – разочарованно сказал Машков, – что там происходит? Почему они стреляют?

Дронго молчал. Он не хотел напоминать, что заранее предупреждал о таком исходе, так как видел смятение полковника и не хотел раздражать его еще больше. Они вышли из автомобиля и, осторожно пригибаясь, прошли к даче. Туда уже подтягивались остальные сотрудники. В самом доме засело трое телохранителей, которые бешено отстреливались, понимая, что пощады им не будет. Из кабинета, упав на ковер, ползком выбирался Хорьков, продолжавший проклинать женщину.