Америка off… - Ерпылев Андрей Юрьевич. Страница 43

Блин! Они же с Мэгги совсем забыли об очередном «ускорении»! Может быть потерпеть? Все равно встречных машин в этом безлюдье опасаться не стоит. А если непоседливая девчонка выберется из-под защиты сдвоенного поля удельсаантов?

Одолев препятствие, Сергей решительно заглушил двигатель «Банни Брэдли» и, выбравшись из своего люка под секущий микроскопическими дробинками «ускоренный» дождь на броню, забарабанил в башню. Пустили его, однако, только через броневую дверь десантного отделения.

Женщины уже успели обжить тесную, сугубо мужскую конурку, напрочь истребив дух войны и смерти, долго витавший под ребристыми металлическими сводами. Из ящиков и канистр с топливом были сооружены две удобные лежаночки, заваленные всяческим тряпьем, среди которого Извеков разглядел даже белое парашютное полотно – не зря же «девочки» сообща рыскали по «кладбищу бронетехники», не иначе разыскали «врубившийся» когда-то в землю штурмовик с нерасторопным пилотом в кабине – под потолком, заменяя разбитые плафоны, висел сигнальный фонарь с разноцветными стеклами, а откидной столик (о, практичные американцы!) украшала любовно отдраенная гильза от 122-миллиметрового снаряда в которой стояли… цветы! Гром их разрази, настоящие цветы!

– Просш-шу к насш-ш-шему шалайсш-шу! – старательно выговорила по-русски Салли, ловкой однорукой обезьянкой (поврежденная рука была крепко примотана к телу) скатившаяся из башни.

Вот же чертовка Мэгги! Обучила-таки переимчивую юную индеанку русскому приветствию. И даже акцент вполне приемлемый…

– Извини, Салли, – развел Извеков руками, – но нам тут с Мэгги нужно пошептаться наедине… Так что – иди-ка снова в башню.

Слегка надувшаяся девчонка была водворена на свой насест, а в качестве утешительного приза снабжена шоколадным батончиком «Сникерс»: шоколад она обожала и могла поглощать в любых объемах безостановочно.

– Поздравляю с прибавлением в семействе! – ядовито заявил Атлант, едва проявившись. – С младенчиком вас!

В колеблющемся свете фонаря он выглядел настоящим выходцем с того света. Из Ада, например. Особенно, с той стороны, куда падал красный луч. Не дай Бог непоседливая девчонка сунется вниз… Сергей, на всякий случай, как бы невзначай, пододвинул под башню, откуда свешивались весело болтающиеся в воздухе тощие лапки, шаткую пирамиду мятых канистр, сердито при этом забулькавших содержимым.

– Знаю, знаю! – сердито заворчал старик, едва путешественники открыли рты. – Я вам скажу, что это категорически запрещено, вы начнете меня пугать… Пользуйтесь моей добротой, пользуйтесь…

«Йода» испарился, а Сергеев удельсаант сразу принялся за процесс размножения…

Когда Салли спустилась на зов из своего «гнезда», на мятой горке парашютного шелка светились чистыми красками три «игрушки»: голубая, сиреневая и ярко-розовая…

18

Работа кипела. За полтора месяца сеть созданных Алексеем контор (в основном, те же «обменники», арендованные на полгода за смешную цену у их владельцев – коммерческих банков средней руки, теперь едва сводящих концы с концами) собрала ни много, ни мало – пять с половиной миллиардов долларов США, выкупив их буквально за копейки и обнищавшего враз населения.

Вчерашняя домохозяйка и «белый воротничок», подмосковный фермер и «ночная бабочка», рабочий автосервиса и «омоновец» рады были избавиться хоть за какие-то деньги от валяющихся без дела «лавов», в зарабатывание которых было вложено столько труда, своего и чужого, пота, а то и крови… Прослышав неведомыми путями про сумасшедшего, скупающего резанную бумагу с портретами заморских президентов, к Мерзлину стекались не только жители окрестностей Москвы, но и «ходоки» с дальних окраин «одной шестой суши» и даже из сопредельных стран.

Сперва бывший категорически против очередного начинания племянника, ничего кроме головной боли в ближайшем будущем не сулящей, дядя Яша постепенно сам увлекся и даже ввел некоторые рационализаторские предложения, заметно повысившие эффективность «отъема» долларов у сограждан. Он же «перетёр» с «крышей», обезопасив родственника и компаньона он некоторых, довольно агрессивных «валютовладельцев», преимущественно, с высоких южных гор, решивших, что предприятие «Мерзлин и дядя», как ничто иное подходит для пополнения их карманов. «Самопальным» кавказским долларам был поставлен заслон. Точно также был дан укорот некоторым конкурентам, не вполне понимающим цель мероприятия, но не желающим оставаться с носом «в случае чего». Иным было доходчиво разъяснено, что торговать настоящей зеленью в овощной палатке не в пример доходнее и безопаснее, другие, не слишком алчные, начали работать на Алексея, а меньшинство самых непонятливых – просто исчезло без следа…

Снисходительно поглядывали на новый бизнес и городские власти, сами вложившие немалую лепту в пополнение «валютных резервов» оборотистого паренька (не по рядовой цене, конечно, а по «эсклюзивной»). Дело, пока не дававшее ничего, кроме расходов процветало.

Тем разительнее было удивление Леши, когда его одним сентябрьским вечерком у знакомого магазина взяли под локти два молчаливых крепких индивидуума, коротко стриженных и одетых в «кожанки», и вежливо, но непреклонно усадили в черный «бумер» с затененными стеклами.

Разговорить «манекенов» на протяжении всего не слишком долгого пути не удалось.

Сначала, когда автомобиль летел по освещенным улицам столицы, Мерзлин думал, что его конвоиры принадлежат к «ночной армии» кого-то из власть имущих, ненароком обиженного при «обездолларивании» и не слишком волновался, но, по мере того, как «БМВ» стал приближаться к окраине, мысли становились все грустнее и грустнее…

Стоило проскочить МКАД, как в душе «коммерсанта» поднялась настоящая паника.

– Ребята, куда вы меня везете?

– Куда надо, туда и везем, – разлепил наконец губы правый «манекен».

– Там узнаешь, – добавил левый.

Вечерняя прогулка закончилась в неком подмосковном дачном поселке, где Леше ранее бывать никогда не приходилось. Так же вежливо и непреклонно его извлекли из авто и препроводили через обширный сад в рубленный двухэтажный коттедж. От того, что никто из «провожатых» даже не удосужился завязать «пленнику» глаза или запутать маршрут, как в плохих детективах, неустанно плодимых целым сонмом писательниц, у Мерзлина неприятно заныло под ложечкой.

Беспечность эта в сочетании со способом «приглашения» могла означать только одно печальное обстоятельство…

Лешу провели в большую комнату, обставленную без особенной роскоши, но со вкусом, и усадили в кресло перед тощим высоким человеком, детали лица которого и, конечно, выражение нельзя было рассмотреть из-за царившего в доме полумрака. Проще говоря: Алексей мог видеть на фоне окна смутный силуэт человека, вот и все.

«Приехали! – выползла из закоулков скованного страхом сознания коротенькая мыслишка. – Вот тебе, Леха, и доллары на черный день…»

Но не успел он распрощаться с жизнью, как свет вспыхнул.

– Что же ты, молодой человек, – спросил не здороваясь тощий, щурившегося от яркого света парня, причем «человек» и него получилось, как «чек», – бабушек – Божьих одуванчиков обманываешь? Последние крохи у них, бедных, отымаешь… Не слыхал разве мудрость старинную: «Последнее даже вор не берет?» А ты разве вор?

По едва уловимому «блатному» налету в речи говорившего, слышанному много раз в кино, по нездоровой, изъязвленной глубокими щербинами коже лица, а также по некоторому сходству с другими, показанными некогда дядей, Алексей безошибочно определил в хозяине авторитета криминального мира. Причем, судя по антуражу, не самого низкого ранга.

– Нет, я коммерцией занимаюсь, – ответил Мерзлин «вору в законе», мимолетно удивившись, что не только смог выговорить эти слова, но и ни разу не дрогнуть голосом.

– Коммерсант значит… Народ обманываешь?

– У меня все по честному.

Вор неопределенно хмыкнул:

– Честный значит?

– Не совсем, но… в основном.