Америка off… - Ерпылев Андрей Юрьевич. Страница 49

20

– Куда мы премся, к черту на рога! – ныл Форстер, сидящий за рулем «Хамвея», направлявшегося в небольшой городок, расположенный неподалеку от блокпоста. – Там же тыщи арабов, злых на нас, как черти…

– Допустим, не «тыщи», а всего лишь чуть более тысячи человек, – лениво ответил Рождер, слегка опуская стекло, чтобы пустить струйку свежего воздуха, пусть и горячего – кондиционер барахлил, а солдаты в давно не стиранном обмундировании воздуха, отнюдь, не озонировали. – Деревня, одним словом… По довоенным данным, конечно.

– Вот-вот! Именно, что по довоенным…

– Ладно, не ворчи… Не надоело что ли консервы лопать? Меня лично от этой «тушеной свинины с бобами» уже воротит. Баранины хочу! Свежей, на вертеле, с чесночком…

Кто-то из сидящих позади шумно сглотнул слюну, увлекшийся видно, гастрономическим описанием.

– А еще здорово на решетке поджарить… – вступил в разговор Тэдди Маршалл. – Ну, как барбекю. И соусом все полить, соусом… Не этим кетчупом из жестянок, а домашним, из настоящих томатов. Вот у меня мама готовит… Готовила…

– Ага! – хмыкнул более чем пессимистично настроенный сегодня Форстер. – Будет вам барбекю… Воткнут в одно место вертел и ну над угольями поджаривать… Правда, томаты здесь, наверное, не растут, так что придется обойтись верблюжьей колючкой.

– Прекрати, Линк, жути-то нагонять! – бухнул откуда-то с «тещиного места» Арчи Миллер, неделю назад, все же, получивший капральские лычки, после того, как Роджеру, наконец, присвоили сержанта. – И без того тошно…

– Тошно? – подскочил Форстер, весь повернувшись назад, чтобы видеть противника в лицо и не обращая больше внимания на дорогу. – А чего тогда сам вызвался ехать? Тоже по баранине соскучился?

– Соскучился, – упрямо кивнул здоровяк. – А еще надоело сидеть, как запечному таракану и ждать, когда тебя взорвут к чертовой матери! Сам-то чего?

– А я… Я… – потерялся на мгновение чернокожий, но тут же собрался: – А потому что я тупой черный идиот!

– Прекратите! – буркнул Бэрринстон, обрывая спор, грозящий перейти в сферы, далекие от насаждаемой в армии политкорректности. – Ты, Миллер, заткнись, а ты, Форстер, лучше гляди на дорогу.

Замечание было, в общем-то, более чем риторическим: даже если бы бронированный джип съехал с бетонки, переметенной песком, то твердая, как стол поверхность пустыни легко бы заменила последнюю. По ней можно было с одинаковым успехом ехать в любом направлении, словно по огромному плотно укатанному стадиону, в чем ветеран Бэрринстон убедился на собственном опыте во время наступления на Багдад весной 2003 года. Существовала, правда, вероятность залететь на пятачок коварного «зыбуна» или наехать на мину, но обе возможности здесь были маловероятны: первая из-за довольно плотной, хотя и чахлой растительности, удерживающей песок, а вторая – из-за отдаленности от очагов цивилизации. Инструкции езду по бездорожью, естественно, категорически запрещали…

– А на что менять-то будем? – спросил все еще причмокивающий в предвкушении барбекю Лайонелл. – Ну, баранов и все такое…

Роджер пожал плечами, а неугомонный водитель тут же заявил:

– Как на что? На валюту Соединенных Штатов, конечно! – и первый заржал, приглашая остальных.

Шутка никого не рассмешила, а сержант еще раз посоветовал не в меру разговорчивому рядовому следить за дорогой и помалкивать. Сержант Аткинс намедни привез с базы несколько пачек местных динаров, которые тоже сильно упали в цене после Катастрофы, но, все же, не до такой степени, как доллары. В крайнем случае, он надеялся выменять что-нибудь съестное на патроны к распространенным здесь автоматам Калашникова, два ящика которых, были погружены в джип перед вылазкой. Не дело, конечно, снабжать вероятного противника боеприпасами, но местный старейшина слыл другом американцев, а на медленно, но уверенно портящиеся на жаре, несмотря на все ухищрения, консервы уже никто не мог смотреть.

Приземистые строения городка вынырнули из-за плоского пригорка внезапно, будто всадники на полном скаку из засады.

Красноватые глинобитные стены с узкими окошками не то что без стекол – даже без занавесок, роющиеся в пыли наравне с облезлыми животными, напоминающими собак, полуголые дети, чахлые кустарники, претендующие на титул фруктовых деревьев… Века проносились над такими вот городками и деревнями, разбросанными по всему Востоку, практически не оставляя следов. Разве что вооружены были теперь аборигены не луками и стрелами, как их пращуры, а автоматическим оружием, да воду из единственного на всю деревню колодца женщины носили не в самодельных глиняных кувшинах, а в огромных, с яркими надписями на боках, двенадцатилитровых банках из-под автомобильной смазки, да сверкающих ведрах из неразорвавшихся фугасных авиабомб со спиленными стабилизаторами…

Дом местного главы обнаружили по развевающемуся над его крышей вылинявшему на солнце пустыни красно-бело-черному флагу с тремя зелеными звездочками, равно могущему обозначать привязанность хозяина, как к прежнему режиму, так и к новому – государственная символика не менялась.

Визит незваных гостей заинтересовал обитателей затерянного в пустыне селения настолько, что к тому моменту, когда Роджер, ежесекундно сверяясь с разговорником выяснил, что старейшина «там» («там» означало всю пустыню, щедро обведенную говорившим широким жестом), вокруг джипа собралось несколько сотен любопытствующих «горожан».

Попытки уточнить, что делает «там» старейшина ни к чему не привели, поэтому Бэрринстон и его подчиненные так никогда и не узнали, оправился ли «мэр» на охоту, в гости к каким-нибудь родственникам в соседнее селение или опочил где-нибудь на затерянном в песках кладбище… Зато, к общей радости, кто-то привел местного торговца с горем пополам понимающего английский язык и даже пытающегося на нем изъясняться.

– Мы… Пища… Жрать, то есть кушать… – попытался втолковать улыбающемуся в шестьдесят четыре великолепных зуба толстячку Роджер, подкрепляя свои слова красноречивыми жестами. – Баран… Нет, не ты баран, а мы купить баран… Хотя ты тоже баран.

– Вау! Демократия! Свобода! – радостно вторил коммерсант, расталкивая соотечественников и маня пришельцев за собой. – Америка – гоу хоум!..

Вся толпа гуськом следовала за этой странной процессией.

Торговец привел американцев к такому же глинобитному, как и остальные сарайчику, но побеленному и разукрашенному старательно скопированными с банок, бутылок и коробок логотипами: «Coca-Cola», «Tuborg», «Buble-Gum» и далее в том же духе. Миллер [65] даже нашел свою фамилию и тут же указал Форстеру на нее пальцем.

Внутри «магазин» оказался тесной каморкой с полками, забитыми до отказа, в основном, консервными банками из того же армейского рациона, что вызывал тошноту у обитателей блокпоста.

– Нет! Живой баран… – Роджер даже приложил к каске пальцы, имитируя рога и фальшиво поблеял. – Мясо…

– Конституция! – обрадовался торгаш. – Америкэн порк!

Но тут же повел «гостей» за магазин, где на пыльной травке паслись три десятка таких же пыльных овечек, возглавляемых бараном, могучие рога которого внушали невольное уважение. Араб дернул одну из овец за пучок шерсти на спине, перевязанный зеленой тряпочкой, и утвердительно ткнул себе в грудь, подтверждая, что животные – его собственность. Бэрринстон показал три пальца и торговец кивнул. Контакт был установлен.

– Сколько? – спросил сержант, для наглядности подтвердив слова международным жестом – потерев друг о друга большой и указательный пальцы.

В ответ араб поочередно указал пальцем на автоматы, висящие на груди Миллера, Маршалла и Лайонелла.

– Он чего – с ума сошел? – огорошено спросил Арчи сержанта. – За трех паршивых баранов – три ствола!

– Постой, – махнул на него рукой Бэрринстон и, вынув из кармана, продемонстрировал «овцевладельцу» тонкую пачечку динаров.

Араб отрицательно покачал головой, брезгливо отстранил деньги и вновь указал на автоматы…