Двухголовая химера (СИ) - Харт Хелег. Страница 10

С тех пор снегопад то ослабевал, то превращался в метель, то просто валил крупными хлопьями. На полдня прекращался и опять валил. Идти становилось всё труднее, каждый переход выматывал все силы - в основном у Энормиса, разумеется. Гном оказался более выносливым, но зато всё время ныл, чем действовал остальным на нервы. Он жаловался на слякоть, на холод, на осень, на сапоги, да и в целом на жизнь - поводы у него находились без малейшего труда. Рэн старался извлечь из этого пользу, потому что учил язык, в основном вслушиваясь в речь спутников. Но под конец второй недели нытьё Кира допекло даже его.

Это была одна из причин, почему охотник обогнал товарищей и ушёл немного вперёд. Он обернулся, чтобы убедиться, что спутники не свалились с уступа: те маленькими приставными шагами шли вдоль скалы в трёх десятках шагов позади.

- Давайте быстрее! - крикнул Рэн, силясь перекрыть голосом завывания вьюги.

В ответ ему прилетело несколько невнятных гномских ругательств.

Сам пуэри старался просто идти вперёд. Сегодня, вчера, неделю назад - с того самого мгновения, как вместе с Энормисом покинул Источник. Он усилием воли запретил себе думать о чём-либо кроме выживания. Так было проще. Так было не страшно. Рэн решил для себя, что когда-нибудь он обязательно возьмёт себя в руки и примет всё, что случилось с его миром. Но не сейчас. Не сейчас.

И плевать, что он поступает при этом скорее как человек, а не как пуэри.

Тем более что первый же человек, которого охотник встретил, разрушил его представления о людях. Из книг Рэн знал, насколько люди слабы духовно и подвержены страстям. Исторические трактаты, даже написанные самым нейтральным языком, выставляли человечество как непоследовательную, склонную к агрессии и самообману расу. Многие сородичи Рэна, как и он сам, дивились тому, как люди вообще могут существовать, при такой-то любви к войнам. Словом, всякое о людях говорили и писали. То они морально незрелые, то умственно закостеневшие, то жестокие, то наоборот, мягкотелые...

Энормис, на взгляд Рэна, всюду не вписывался. Больше всего охотника удивляло то, с какой непоколебимой уверенностью чародей двигался к своей цели, даже если цель эта была насквозь эфемерной. Этот человек готов был оставить позади всё, что прежде имел, и идти дальше, несмотря ни на что. Словно ему было совсем нечего терять. Но ведь на самом деле было!

Эта напористая безоглядность имела свой шарм. Чародей никому ничего не доказывал и тем самым заставлял себя слушать. У Энормиса была своя, особенная харизма, сквозящая наружу в каждом слове и движении. Странным образом он одновременно сбивал с толку и привлекал нарочитой прямолинейностью и кажущейся простотой.

Впрочем, Рэн не мог поручиться за объективность своих наблюдений. Ведь Эн был первым и пока что единственным человеком, которого пуэри встретил на своём веку.

Охотник переждал очередной порыв ветра и двинулся дальше.

Карта вела их маленький отряд не самыми простыми путями, но им ни разу не пришлось поворачивать назад. Они огибали выпуклые бока гор, поднимались на перевалы, спускались в логи, потом снова взбирались на серпантин - но всегда возвращались к основному направлению. Даже когда кончились деревья, потом кустарники, а потом и бледный мох исчез под снегом, разномастная троица находила ориентиры, обозначенные на карте. Кир часто посылал проклятия на голову того, кто догадался проложить тропу по таким труднопроходимым местам, но делал это скорее из вредности. Все понимали, что удобная тропа может запросто оказаться гибельной, а трудная - единственно возможной.

Снежинки, как туча острых метательных звёздочек, секли лицо. Ветер пронизывал даже тёплую одежду и силой отбирал тепло. Его свист среди каменных глыб иногда звучал совсем как звериный вой. Горы словно волчья стая предупреждали путников: не зевайте. Кто зазевается или отстанет - умрёт.

Впереди, за белой стеной вьюги, мелькнуло нечто большое и тёмное. Приложив ладонь козырьком, Рэн всмотрелся. Там, за небольшим изгибом, тропа расширялась и уходила под каменный язык. Укрытие!

- Эй! - крикнул он, обернувшись к товарищам. - Там...

Резкий толчок по ногам не дал ему договорить. Пуэри тут же вжался в скалу. Энормис что-то крикнул, но слова унёс ветер. Рэн уже собрался двинуться обратно, поближе к спутникам, но гора снова задрожала, едва не сбросив охотника с уступа. Он быстро лёг вдоль скалы, мельком глянув вниз: там были лишь камни и снег. «Только землетрясения сейчас на хватало», - пронеслось в голове пуэри. Его рука лихорадочно шарила по мешку в поисках крюка, которым так удобно цепляться за обледеневшие поверхности, но тот как назло не попадал в ладонь. Если бы Рэн делал это осознанно, то вспомнил бы, что полчаса назад перевесил его на пояс. Однако голова была занята лишь мыслями о том, как удержаться на каменном карнизе в полтора локтя шириной и добраться до укрытия.

- Рэн! ... крепче ... будет ... не ... места! - крик человека долетал обрывками.

Пуэри приподнялся, крикнул:

- Что?

Всего на секунду он вышел из надёжного лежачего положения, но этого оказалось достаточно. Очередной толчок, ещё сильнее, ещё резче, просто смёл охотника вниз.

Крюк сам собой упал в руку; мгновенно извернувшись, Рэн вонзил его загнутую часть в край уступа, на котором только что лежал. Ноги сильно ударились о глыбу отвесного склона. В добавок к вою ветра добавился низкий, раскатистый гул - и Рэну показалась, что так горы смеются над ним, торжествуя.

Что-то неразборчивое кричали спутники. Рэн уже ждал следующего, последнего толчка, который окончательно сбросит его в пропасть.

Однако вместо этого на голову ему обрушилась лавина.

*          *          *

Мы с Киром видели, как белая волна поглотила фигурку пуэри, зависшую над пропастью, как эта масса сплошным потоком соскользнула вниз и оставила после себя лишь обледеневший каменный карниза. Я попытался задержать снег магией, но заклинание просто кануло в буране, словно песчинка. Против разбушевавшейся стихии мы были беспомощнее котят.

Гудели, дрожа, горы, ветер выл точно обезумевший, гремели небеса - я никогда так отчётливо не ощущал ярость мира, направленную против меня. Это было страшно, чудовищно; мы с Киром кричали, изо всех сил вцепившись руками друг в друга, ломая ногти, стараясь как можно плотнее вжаться в угол между выступом и отвесной скалой. Сверху валились целые сугробы, снег забивался за шиворот, в глаза, ноздри, рот. Каждая минута растягивалась до часов и дней, переполненных страхом и отчаянием. Казалось, ещё миг - и мы упадём так же, как Рэн. Однако пальцы мои отчего-то не разжимались, мёртвой хваткой вцепившись в плечо Кира и неровность скалы, словно в последнюю соломинку.

Впрочем, это всё, что нам оставалось. Цепляться за жизнь и друг за друга, а ещё кричать, кричать, кричать - потому что так было легче.

*          *          *

Когда буря утихла, мы выбрались, но я не запомнил, как именно. Помню, как полз на четвереньках по заваленному снегом карнизу. Потом как приставными шагами мерил выступ, на который даже стопа не помещалась. Помню молчание гнома, звучащее красноречивее и громче всей его обычной болтовни. А ещё погребённые под снегом скалы - там, куда упал Рэн.

Когда мы остановились на ночлег, уже давно стемнело. Опасный участок тропы закончился: карниз вывел нас сначала на пологий склон, а потом и в ущелье, защищённое от снега выступающей кромкой скалы. Усталость навалилась сильнее обычного, шевелиться не хотелось вовсе. Я еле заставил себя пойти на поиски дров. Почему-то стало стыдно - наверное, потому, что теперь мы вдвоём занимались всеми этими мелочами, которые раньше делились на троих. Как ни в чём не бывало. Словно так всё и задумывалось...

Чахлые кустарники, которые нам удалось найти, прогорели за пару часов. Мы едва успели приготовить горячую похлёбку, просто необходимую для выживания в столь холодных местах. Поужинали - и легли, обессиленные, завернувшись в плащи. Догорающий костёр я понемногу подпитывал магией. Хотел ещё немного посмотреть на пламя.