Двухголовая химера (СИ) - Харт Хелег. Страница 11

- Жаль парня, - сказал гном, в чьих глазах тоже отражался огонь.

Он старался произнести это как можно спокойнее, но переиграл. Я промолчал в ответ.

- Думаешь, он живой? - Кир посмотрел на меня с сомнением, почти с вызовом.

Я вздохнул.

- Не знаю.

- Да брось ты! - фыркнул копатель. - С такой высоты, да ещё...

- Он в одиночку убил скорпикору, - перебил я. - Потом, раненый, бежал с нами. Плыл, тащил меня на своём горбу.

- Это ещё ничего не значит, - сухо отозвался гном. - Как бы он выжил при таком падении?

- В его случае всё зависит только от того, насколько он сам хотел выжить. А у него, по-моему, причин жить побольше, чем у нас с тобой.

Рыжий копатель не стал возражать. Отвёл взгляд, вздохнул и отвернулся лицом к каменной глыбе, рядом с которой лежал. На первый взгляд могло показаться, что Кир считает меня наивным дурачком, который надеется на несбыточное. Но меня он не обманул. Гном утверждал, что Рэн погиб, потому что сам надеялся на обратное, но боялся ошибиться. Так Кир самому себе казался сильнее.

И понял я это, потому что думал точно о том же, а с гномом не согласился из чистого противоречия.

Ночь прошла спокойно, не считая собачьего холода и категорического нежелания ему противостоять. Перед сном больше не разговаривали. Впервые на месте стоянки не услышать было ни плоских шуточек гнома, ни его же ворчания, ни старательного бормотания, которыми сопровождались занятия Рэна языком. Только унылое молчание под далёкие завывания ветра.

Наутро выдвинулись дальше, не выспавшиеся и замёрзшие. За ущельем местность изменилась - почти исчезли резкие обрывы, тропа расширилась, склон почти выровнялся, а впереди, в нескольких днях пути, замаячили вершины последней горной цепи, в которой находился указанный на карте проходимый перевал. Постепенно мы вышли на плато, где снова стали попадаться растения и мелкое зверьё. После многодневного блуждания среди голых скал это было даже непривычно.

Нормальный настрой стал возвращаться к нам только через пару дней, когда и я, и гном попросту устали от постоянного молчания, которое изредка прерывалось скупыми фразами вроде «куда дальше?» или «давай передохнём». Снова начались разговоры. И хотя поначалу они были словно разрезаны на лоскуты длинными паузами и угрюмыми взглядами, от них становилось легче.

Вечером третьего дня, после ужина, Кир вдруг сказал:

- Вчера было девятое полнолуние.

Я оторвал глаза от карты, с которой в очередной раз сверялся, и глянул поверх неё. Копатель устало смотрел на огонь.

- Ты это к чему?

Кир вздохнул, закашлялся. Этот кашель донимал его с того дня, как нас осталось двое.

- Мы вышли за кордон ровно в ночь седьмого, - проговорил он, едва приступ закончился. - Прошло два лунных цикла. Меня больше не будут ждать. Для всех я геройски погиб.

Помолчали.

- Но ты ведь жив. Вернёшься потом, расстроишь всех этим фактом, - я улыбнулся, но вышло кисло. Гном вообще не отреагировал на шутку.

- Нет. Пусть лучше так. Пусть думают, что кончилась моя удача. И так два десятка лет ходил и хоть бы что. Копатели столько не живут.

- Не собираешься возвращаться?

- Нет.

Помолчали.

Мне вдруг стало странно от его ответа - ведь он жизнь положил на то, чтобы помочь своему народу справиться с напастью из Глубин. Вывод напрашивался сам собой: Оракул сказал Киру нечто такое, что заставило копателя полностью пересмотреть свои планы. Я очень хотел задать прямой вопрос, но ограничился нейтральным:

- Почему?

Кашлянув, гном бегло глянул на меня, а потом снова уставился на угасающее пламя костра.

- Знаешь, а устал я. Устал бобылём жить. Вот это «я сам», всё время в одиночку - надоело. Ни роду, ни семьи, ни друзей, всё время в работе. А жизнь-то где? Нету жизни, Эн. Одно сплошное самоубийство.

Он замолчал, а я вспомнил, что гномы делают свой выбор только раз в жизни. Любят только единожды. Нет на свете гнома, который бы дважды женился по любви. Отчасти поэтому в их общине женитьба раньше шестидесяти лет для мужчины считается дурным и необдуманным поступком. Все без исключения гномы относятся к делам сердечным более чем серьёзно.

Может быть, именно поэтому Кир не стал мне перечить, когда я решил идти за Линой.

- Была у меня подруга, - начал он, отвечая на мой немой вопрос. - С малых лет дружили, все дела. Делина её зовут. Вот были у тебя друзья детства? А, ну да, извиняй... В общем, помню я её столько же, сколько и себя, а знаю даже лучше, чем она сама себя знает. Знаешь, как дорого такое стоит? Чтобы десятки лет с таким другом душа в душу? Ничего ты не знаешь, бедолага. А я с самой юности знал, что она будет моей женой. Год за годом готовился - думаю, вот исполнится шестьдесят, так я ей сразу гребень подарю[1]. Вообще не думал никогда, что по-другому выйти может. Ох и балбес же...

Он рассказывал спокойно, размеренно, и только последняя фраза хлестнула, как кнут. Гном откашлялся и продолжил:

- А в пятьдесят четыре я поехал с отцом в далёкое путешествие. Отец без одной руки по локоть был, обвалом отдавило. Для тяжёлой работы, понятное дело, не годился. Потому торговал - довольно успешно, кстати. А в тот год ему в добавок приспичило братца повидать, который в Синих Горах живёт. Собрал папаня семейный караван. Я уже с ним ездил пару раз, а вот братцы мои младшие впервые из Тингар уехали - отец взял их вроде как носильщиками, но на самом деле скорее воспитания ради. Мать, конечно, дома осталась, как всегда. Полгода мы до Синих Гор добирались - торговать останавливались в каждом городе. Погостили месяцок у дядюшки, отправились обратно. Доехали до Васета. Не бывал? На западе Дембри городок. И аккурат на следующий день после нашего приезда там погром случился.

У меня по спине пробежал холодок. Я читал о васетской резне, когда по настоянию Дисса изучал историю. В тот год случился неурожай, а купленного в соседних землях не хватало, чтобы прокормить крупный город. Скот исхудал и стал подыхать. Начался голод. Когда люди вышли к дворцу градоправителя с требованием открыть амбары знати, чтобы раздать зерно городским булочникам, их избили. Когда через несколько дней людей собралось больше, на стены дворца выставили лучников - чтобы отстреливать самых непослушных. Когда ещё через день голодные горожане решились на штурм, на подмогу к гвардии градоправителя подоспела конница его отца, на тот момент герцога дембрийского. Для острастки половину из тех, кто выжил на улицах, развешали вдоль стен города. Зачинщиков казнили долго и кроваво.

- Торговать ходил в тот день я, возвращался уже продираясь через толпу и молил Праотца, чтобы не добрались до моих. Наш фургон лежал перевёрнутый и как раз догорал, когда я подоспел. Отец лежал под ним, обгоревший до неузнаваемости. Только по культе да фамильному амулету я его и опознал. Корин, самый младший брат, лежал неподалёку, затоптанный лошадьми. Грости, средний, с перерезанным горлом висел на заборе. Я их еле нашёл, потому что трупов на улицах было по колено навалено, мать их. И каждую минуту только прибавлялось.

Гном умолк, собираясь с мыслями. Я не прерывал молчания.

- Я-то выжил только благодаря случаю... Потому что вовремя смылся, когда баронская дружина разобралась с бунтовщиками и пошла карать всех без разбору. Переждал в каком-то доме, с двумя трясущимися бабами и сворой орущих детишек. На следующий день, плохо помню как, похоронил братьев и отца. Всех троих, в одной могиле. Помню только, что амулет отцовский туда положил. И двинулся домой. Пешком...

Он снова закашлялся - сухим, надтреснутым кашлем, словно в глотке у него засел ржавый гвоздь.

- Прибыл домой только к середине зимы, матери рассказал. Она поседела за несколько ночей, пока рыдала. Через лунный цикл узнавать меня перестала. А ещё через два умерла. От горя. А потом знаешь, что? - Кир усмехнулся, но до того печально, что от смеха в его ужимке осталось только слово. - Я пошёл к Делине. Дома никого не застал - тот стоял как брошенный. Пошёл к соседям. Там-то мне и рассказали, что она выскочила замуж не далее, как осенью, и со всей семьёй уехала далеко на восток. Ничего после себя не оставила. Ни полслова на прощанье не черкнула. Словно и не было меня. Вот так-то, Эн... Вот так-то.