Хан Кене - Есенберлин Ильяс. Страница 30

И налетает он с каждым часом все больше. Чего стоит только его последнее письмо омскому губернатору… «Берега рек Есиля и Нуры, земли Актау, Ортау, Каркаралы, Казалык, Жаркаин, побережья Убагана и Тобола, долины Кушмуруна, все земли от Каркаралы до Жаика являются исконными владениями наших предков, а вы отобрали их у нас и строите там свои укрепления. Нам, скотоводам, тоже нужна земля для существования». Хочет привлечь к себе чернь, вот и пишет все это, да еще распространяет свои писания среди народа.

Все больше стал он баламутить народ, когда пришло известие о строительстве этой самой Актауской крепости. Пригрозил войной, перерезал почтовый тракт между Кокчетау и Кара-Откелем, требует возврата всех родовых земель!..

Голодный волк, воющий в степи, — вот кто такой Кенесары! И правильно делает губернатор, что не отвечает на его писания, а нарочных одного за другим шлет прямиком в Сибирь. Только Кенесары использует и это, растравливая людей. «Если белый царь даже выслушать не желает казахов, сядем на коней!» — таков его призыв. Хитер он и все использует, что может. Вот почему не только родовитые люди, но и чернь, обозленная чиновниками и ага-султанами, целыми ватагами приходит к нему. Это опасней всего. Со всеми можно договориться, кроме черни. Раз она поднимается, следует двинуть войска. А омские генералы все рассчитывают на переговоры!..

Сейчас же Конур-Кульджа привстал, разыскал в суме какую-то новую бумагу. Это и был приказ генерала Талызина…

«Если не пожелают опомниться, то я в последний раз требую, чтобы вы с получением сего непременно через 24 часа отправили своих детей по назначению приказа для усмирения киргиз и разведывания предприятий мятежников. Это вы обязаны исполнить со всей точностью».

Смуглое лицо Конур-Кульджи еще пуще потемнело от злости. Он вспомнил, как все это было. Генерал вызвал его к себе в Омск, накричал и в ответ на возражения приказал отправить для переговоров с Кенесары его собственных сыновей. Разве не этот приказ вынудил его оставить спокойный, надежный дом своей старшей жены Кайнисы, проживающей в Кара-Откельском укреплении, и прибыть сюда, в аул младшей жены. Сыновья его — Жанадил и Чингис — учатся в Омском кадетском корпусе. Во имя собственного благополучия он готов отправить их не только в опасный стан Кенесары, но самому черту в зубы, только… послушаются ли его сыновья?

От Кайнисы, старшей жены Конур-Кульджи, родился Жанадил а Чингис — от второй жены, Аккагаз, — внучки Вали-хана.

Жанадил — безвольный, неповоротливый, трусливый, а Чингис — прямая ему противоположность: быстрый, смелый, готов идти на все. И по виду отличны они. Если Жанадил — темнолицый увалень и весь в отца, то Чингис уродился в родственников матери — белолицым и сероглазым, со всеми качествами касты тюре — задиристостью, незнанием страха, решительностью и бессердечием. Несмотря на молодость, он уже участвовал в межродовых и аульных распрях. В прошлом году Чингис был толмачом в отряде есаула Лебедева, схватившем батыра Сейтена на берегу Балхаша. Людям он все же нравился больше Жанадила, уже хотя бы потому, что меньше походил на отца. А Конур-Кульджа не любил обоих сыновей. Он готов послать их на верную смерть, но побаивался могущественных родственников их матерей.

Блуждавший до сих пор по стенам и потолку взгляд ага-султана остановился на молодой жене. Что-то злое и темное вспыхнуло в глубине его мышиных глаз. На грудь и пышные бедра смотрел он…

Старшая жена Кайниса не раз говорила, что прекрасная мачеха неравнодушна к его сыну Чингису. Конур-Кульджа не обращал на это внимания, понимая, что байбише — старшая жена — должна наговаривать на свою молодую соперницу, а заодно и на сына второй жены. Тем не менее он приставил соглядатая к этой Зейнеп, и тот на днях донес, что все подтверждается.

Нет, не таков Конур-Кульджа, чтобы сразу мстить. До поры до времени втянет он свои когти, чтобы выпустить их в нужную ему минуту и без лишнего шума исполнить приговор.

Но все это отступало на задний план, когда ага-султан услышал другую, куда более неприятную весть. Ему сообщили, что другой его сын, Жанадил, влюбился в дочь простого раба-туленгута и хочет на ней жениться. И девушке, говорят, он по душе. Если же отец станет возражать, то Жанадил, якобы поклялся, что увезет девушку в Омск.

Он чуть не взбесился, когда услышал про это. Какой позор: сын самого ага-султана женится на девушке из низкопородной черни! Да вся степь будет смеяться над ним!.. Тут уже нельзя было медлить, и он сразу вызвал к себе Жанадила.

— Верно ли, что ты собираешься жениться на Кумис — дочери рядового туленгута Абдувахита? — спросил Конур-Кульджа, и глаза его налились кровью.

Обычно тихий и безвольный, Жанадил на этот раз проявил настойчивость. Хоть и не смог выдержать взгляд отца, но от клятвы своей не отрекся.

— Верно…

— Разве не знаешь ты, что я сосватал тебе младшую дочь Ердена, которая должна стать в твоем будущем доме байбише — старшей женой? И ты, надеюсь, не забыл, что Ерден владеет всеми землями Улытау, Кара-Кенгир и Сары-Кенгир?

— Знаю… Пусть на ней женится Чингис…

— Что мелет твой язык? Как это «пусть женится Чингис»?.. Я сватаю девку ему, а женится должен Чингис!

Жанадил, глядя куда-то под ноги, бормотал то-то невнятное:

— Неужели не может он… Если может с мачехой, почему не может на невесте брата?.. Пусть женится он, раз все равно. А я хочу Кумис… Зарежусь, если не будет Кумис!..

Это было сверх всякого терпения. Конур-Кульджа решил было тут же повалить на пол и хорошенько потоптать ногами Жанадила, но потом подумал, что этот дурак растрезвонит в отместку то, что знает о Зейнеп и Чингисе.

— Прочь!..

Три дня не мог решить ага-султан, что же ему делать… Нельзя, чтобы люди узнали о тайной связи этой паскудной Зейнеп и щенка Чингиса. Никакого веса не останется тогда у него — весь разольется, как кумыс из опрокинутой чашки. И о постигнувшей их каре тоже должен знать лишь он один… Что же касается Жанадила, то необходимо отшибить у болвана запах этой Кумис. Иначе обидится Ерден — сын Сандыбая, с которым породниться — все равно что приобрести еще одну опору для своей двенадцатикрылой юрты… Но как быть, если этот балбес Жанадил будет продолжать упрямиться? Таким же упрямым ишаком был и отец его матери. Ничего, придется только подумать…

Вот тогда впервые и потащил к глазам ага-султан Конур-Кульджа письмо генерала Талызина…

А не лучший ли это выход? Вряд ли выпустит волк забежавших к нему в логово щенков. И генерал требует, чтобы именно его сыновья занялись переговорами с Кенесары. Как может поступить в таком случае верный слуга престола?..

Правда, это его родные дети, и посылать их на верную смерть… Но хан Аблай, прославленный во всех трех жузах, разве не отрубил голову своему верному черному рабу Оразу, спасшему его когда-то от рабства, только потому, что тот своим присутствием напоминал ему годы унижения? Не должен оставаться в живых человек, ставший свидетелем твоей слабости. Это закон для всех тюре, завещанный великими пращурами. Чем же хуже потомков Аблая он, потомок хана Самеке?..

Конур-Кульджа хотел было уже объявить сыновьям о своем решении, но обоих не нашли в ауле. Он послал телохранителей на их розыски. Оказалось, что оба сына уехали в аул его младшей жены. Взбешенный ага-султан в сопровождении пятнадцати туленгутов поскакал туда…

Вчера Зейнеп, хоть и очень испугалась мрачного вида внезапно наехавшего мужа, старалась не выдавать своего волнения. Она ходила на цыпочках, потупив взоры и выставляя свои обильны прелести в наиболее выгодном свете. Конур-Кульджа съел небольшого, хорошо проваренного барашка, выпил ведерко крепкого кумыса и перевел глаза на цветущую, как алтайская огненно-рыжая лиса, жену. Она с деланной покорностью чего-то ждала. Но муж лишь скользнул по ней взглядом и ушел.

Была вечерняя пора, когда в ауле все начинают готовиться ко сну. Ага-султан важно шел между юртами, отвечая на приветствия наиболее значительных людей. Жанадил с Чингисом уехали куда-то в степь, и он послал за ними…