Хургада. Русские забавы на отдыхе - Есин Сергей Николаевич. Страница 19

У мальчика было заплаканное лицо, когда он заводил свой мото­роллер. Анатолий сел сзади, обхватил мальчика за теплые плечи, и они поехали. Ехать было совсем недолго, минут пятнадцать, из старого города к отелям, которые стояли по кромке воды и стерегли море. Картина была фантастическая. Улицы пустые, но реклама на отелях и вывески горели призрачным неоновым светом. В Егип­те, знал Толик, электричество много и оно дешевое, и всё это по­тому, что мы, русские, построили им Ассуанскую плотину. Хорошо быть русским.

Парень очумел, когда, прощаясь, Толик сказал ему, что да­рит ему мотороллер. Это был не только позыв души московского таксиста, но и урок великодушия. Толик и мальчик хорошо знали, как по-английски звучит слово подарок – Present. Оста­вим эту сцену, как работу для кинематографистов. Мальчик потянул­ся к Толику. Толик обнял мальчика, прощаясь. От мальчика пахло, как от молодого жеребенка.

Жизнь прекрасна. Сейчас Толик постоит под горячим душем, выпьет стопочку из тех двух бутылок водки, которые из экономии привез с собой из Москвы, и начнет смотреть какие-нибудь грандиозные сны.

12. Подследственный и месть по-русски

Сережа Виноградов про себя предполагал, что характера он крепче, чем это оказалось на самом деле. Женский у него характер, мечтательный. С первого же дня в Хургаде он, как только пришел на пляж, как только лег под разноцветный, полосами, зонтик, как только взглянул на синее, как небо, море, сливающееся с небом в белой, как поваренная соль, полосе горизонта, вдруг сразу же у него из глаз потекли слезы. Вокруг детский крик, гам, плеск мелкой волны, удары ладони по мячу на волейбольной площадке, вокруг разговоры на разных языках, счастливый женский смех, мужское ласковое воркование, а у него слезы текут. Хорошо, что все заняты собою, никто на него, на Сережу, не смотрит. Значит это, что кончилась жизнь? Значит он здесь, а любимая его женщина, его дорогая Светлана в сырой земле? Никогда они больше с ней в этой жизни не встретятся? Слезы текут и льются, как в кино, без всхлипов и морщин на лице, а как бы сами по себе, будто подает их какая-то железа без воли и желания самого Сережи, вроде бы даже без его особых переживаний. Как она там, в холодной земле, в сыром тяжелом гробу? Он видит ее истерзанное тело, любимое лицо, с почерневшими от боли и страдания губами…

Сережа следователя просил, молил: выпустите, хоть под конвоем, на похороны жены, проститься. Но у молодого следователя уже была своя версия, которую ему, наверное, седое начальство и спустило. У них милицейская практика – если где-нибудь на даче или недалеко от дома находят убитую жену, то почти всегда сразу забирают мужа: семейные разборки. А дальше чаще всего и выясняется, что так оно и случилось, взаимная семейная ненависть людей душит. Женина измена, денег жена на водку не дала, он только хотел ее попугать, поучить, только размахнулся, а убил.

Если же наоборот, когда мужа жена треснет, то наверняка либо муж пьяница, который семью замучил, либо, наоборот, шустряк, завел женщину на стороне, а жена об этом узнала. Женщины мужей убивают более осознанно.

Но у них же со Светланой все было не так. Он первым, когда Светлана пропала, в милицию позвонил. Проспался и позвонил. Что же, такие старые волки, как в милиции, не поняли, что случилось? Кого они из своих выгораживали? У Сережи на этот счет уже давно сорганизовалась своя теория, версия, как говорят по телевидению.

Милицейские парни в ночном патруле на газике бомжиху, значит, как им показалось, какую-то молодую поймали возле магазина, привезли ночью в отделение и порезвились. Это у них дело обычное, у кобелей, застоялись. Привыкли ночью пьяными работать, привыкли к безнаказанности и насилию. Кто их контролирует? Начальство по дачам и баням разъехалось. А разве не известно, что оно с их же безобразий и кормится?

Милиция – все здоровые, из деревень, весь день на свежем воздухе, в безделье, сила сочится, а если из города, то такие, чтобы посадистничать, только силу свою и превосходство показать. Ни учиться, ни работать не хотят.

Сначала определенно думали, наверное, что девка, которую они поймали, – бомжиха. Иначе бы никогда не осмелились, они же трусы все, когда поодиночке. Светлана часов в девять вечера выскочила в магазин, который через два дома на их же улице, накинув на плечи телогрейку и в мужниных рабочих сапогах: пельмени купить на утро да водки немного добавить. День прошел, неделя окончилась, на работу завтра не идти, вечером можно подольше посидеть, а утром за неделю отоспаться. Они с вечера со Светланой выпили в честь окончания рабочей недели. Посидели. Телевизор посмотрели, потом он, Сережа, перед сном захотел еще стопку, а Светлана, чтобы завтра с утра ничего не готовить, решила запастись и пельменями. Ждал, ждал и заснул, не дождался.

А эти молодчики в форме привыкли устраивать "субботники" для проституток, отнимать деньги у подвыпивших прохожих, к насилию привыкли. Она, наверное, сначала сопротивлялась, не хотела разврата, чего-то орала, но у них разговор короткий – кулаком в рыло, а потом резиновой дубинкой.

Все эти картины вставали перед глазами у Сережи, и слезы у него текли и текли. Будто все это с ним происходило, будто все это он перенес. Но главное, даже не физическая боль, а обида, которая хватала за сердце и держала, не отпускала.

Молодые волки точат зубы, на молодом мясце тренируются. Не хочешь – еще в рыло получи. А как Светлана была нежна с ним, с Сережей. Разве забудет он когда-нибудь это ласковое содрогание, когда они становились одним телом и одной душой и мир над ними весь пролетал. Вот детей все не было да не было, но врачи обещали, что будут. А эти, наверное, в очередь встали, гоготали, одни водку пили, другие тем временем развратничали.

Как это происходило, лучше не задумываться, только картины той ночи сами по себе лезут в голову. Кто-то из этих молодых стражей, порядка оказался тайным садюгой. А ведь всех вроде при приеме в милицию на психа проверяют. Но ведь сильно пьяный человек – не человек. Что же они сделали, как поступили, чтобы с жизнью Светлана простилась? А может быть, когда слишком далеко зашли, испугались и просто добили? Это только говорят, что бабы живучи, как кошки, много ли бабе, особенно если она еще и выпиши, надо. А в ту ночь, когда Светлана бегала за водкой, она уже была выпившей. Это так, это он Сережа признает. Кто-то из этих подонков ее не только бил, но так жестоко бил, что забил до смерти.

Он, Сережа, всех их найдет, всех разыщет. Это он сейчас держит паузу и притворяется, что смирился с неизбежностью. Он не смирился. И насильников, и патрульных, и того, кто эту милицейскую сволоту выгораживает, какого-нибудь степенного командира. Он найдет всех. Выгораживает, старый подлец, а для отмазки шьет ему, Сереже, дело… Ну, дело, считай, уже развалилось. У них город маленький, Сережа найдет. Этот старый седой пес кровавыми слезами будет плакать, через такие муки пройдет. Они теперь испугались, многое из доказательств затырили, кого можно из этой отмороженной милицейской молодежи, наверное, подемобилизовали, скинули из колоды, чтобы разрядить. Берегут честь обосранного милицейского мундира. Но это вообще, так сказать, глобально, общие рассуждения. Чтобы отомстить, нужна конкретика и, главное, самому не попасться.

Завязка, предполагает Сережа, на ком-то одном, скорее всего кто-то из родственничков большого начальства участвовал в этом деле. Племянничек чей-нибудь. Эту конструкцию Сережа уже тогда, когда сидел в изоляторе, в тюрьме, очень хорошо понял. Наше российское телевидение всех сделало следователями, научило.

Светлану нашли на следующий день около двенадцати часов. Тут же неподалеку, в парке. Ну и тут же, без дознания, Сережу и схватили. Значит, сразу начали прятать концы в воду. Скорее, скорее, в один день, вскрытие произвели, экспертизу, и, скорее, скорее, дескать, надо везти в Москву, в крематорий, жечь. Понятно: огонь уничтожает все следы. Очень хлопотно и дорого зимой копать могилу, в крематории же все по упрощенной схеме. Значит, знали сразу же, кто убил и кого надо выгораживать. Хорошо, что теща, мать Светланы, уперлась: только на кладбище, только в родном городе. У нас еще, Сережа, не все потеряно, если правду будем искать обычным, судебным путем – эксгумация, повторная экспертиза.