Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE) - Рампа Лобсанг. Страница 26

Наши лестницы были опасным приспособлением для того, у кого были повреждены ноги. Лестница представляла собой крепкое, хорошо отполированное бревно. С обеих сторон бревна были выемки. Тот, кто хотел подняться вверх, ставил левую ногу в выемку на левой стороне, затем правую — в выемку повыше на правой стороне и так продолжал подъем, обняв бревно коленями. Если человек был неосторожен, либо бревно установлено плохо, он просто скользил по нему, часто сопровождаемый бурным ликованием мальчишек.

Еще одна неприятность, которой следовало опасаться, заключалась в том, что лестницы часто бывали скользкими от масла, поскольку, если кто-то карабкался по ним с масляной лампой в руках, растопленное масло расплескивалось и добавляло проблем. Но сейчас было не время думать о лестницах или масляных лампах. Я добрался до пола, снова тщательно отряхнул себя и оттер несколько пятен застывшего масла. Затем я направился в детскую часть здания.

Войдя в спальню, я подошел к окну и беспокойно выглянул наружу, от волнения стуча пятками о стену. Я смотрел на простиравшуюся картину без всякого интереса, потому что там больше не было ничего, что мне хотелось бы увидеть. Все, чего я желал, находилось внутри!

В Тибете мы не использовали зеркал, потому что смотреть в зеркало считалось проявлением тщеславия. Если кто-то был замечен глядящимся в зеркало, его сразу обвиняли в том, что он больше думает о плотских вещах, чем о духовных. С этой точки зрения отсутствие зеркал считалось большим преимуществом.

Однако в данный момент я ощущал настоятельную потребность посмотреть на себя со стороны, поэтому тайком подобрался к медному блюду. Я протер его краем своей мантии, и оно засияло. Несколько раз я взглянул в него и получил достаточное представление о том, как выгляжу. Чем дольше и пристальнее я всматривался, тем большим становилось мое разочарование. Я положил блюдо на место и отправился на поиски монаха-парикмахера, так как мне показалось, что я заслуживаю прозвища «черная голова».

«Черными головами» в Тибете называли людей, которые не входили в Святой Орден. Послушники, траппы, монахи и монастырские служащие брили свои головы, поэтому их часто называли «красными головами». Наши головы действительно становились красными под немилосердным солнцем. Головы же мирских людей были покрыты черными волосами, и поэтому их называли «черными головами».

Кстати, следует отметить, что мы, упоминая высших лам, часто называли их «шафранными мантиями». Мы никогда не говорили «обладатель шафранной мантии», а всегда просто «шафранная мантия». Точно также мы говорили «красная мантия» или «серая мантия». Для нас мантия была предметом, характеризующим ее обладателя. Согласно тибетской логике, считалось, что человек в мантии нужен только для того, чтобы она могла передвигаться.

Я шел все дальше по темным коридорам Поталы и наконец подошел к довольно большой комнате, в которой работал парикмахер. Он был из тех, кого называли монахом лишь из учтивости, поскольку он никогда не покидал своей комнаты и не посещал богослужений. Я вошел в дверь. Как обычно, это место было заполнено завсегдатаями — бездельничающими монахами, которые постоянно крутились вокруг парикмахера или на кухне, отлынивая от работы и бесцельно тратя свое и чужое время. Но сегодня здесь царила атмосфера какого-то воодушевления, и мне хотелось выяснить причину.

На низкой скамейке лежал ворох довольно потрепанных журналов. По-видимому, один из монахов провел богослужение для группы торговцев и те по доброте душевной вознаградили его целой кипой журналов и газет, которые они привезли с собой из Индии. Сейчас в парикмахерской собралась целая толпа, ожидающая монаха, который провел некоторое время в Индии и теперь был уполномочен объяснить всем то, о чем писалось в этих журналах.

Двое монахов смеялись и болтали, рассматривая картинки. Один сказал другому:

— Нужно спросить Лобсанга об этом. Он, должно быть, специалист в таких вещах. Иди сюда, Лобсанг!

Я подошел туда, где они сидели, что-то рассматривая. Я взял у них журнал, после чего один сказал:

— Но ты же взял его вверх ногами. Ты даже не знаешь, как держать эту штуку!

К моему стыду я обнаружил, что он был прав. Я сел между монахами и стал рассматривать удивительную картинку. Она была коричневая, я бы сказал даже, цвета сепии, и изображала странно выглядящую женщину. Она сидела на высоком столе перед еще большим столом, и в предмете, стоящем перед ней на столе, было видно отражение этой женщины.

Ее одежда очень заинтересовала меня, она казалась длиннее монашеской мантии. У женщины была удивительно тонкая талия, которая казалась туго затянутой. Ее руки были довольно полными. Посмотрев на ее грудь, я буквально вспыхнул от смущения. Вырез был чрезвычайно низким — опасно низким, — и, к своему стыду, я испугался того, что может произойти, если она наклонится. Но на этой картинке она сидела, держа спину прямо.

Пока мы сидели и разглядывали картинку, пришел еще один монах и стал позади нас; мы даже не заметили его. Кто-то спросил:

— Что же она делает?

Только что вошедший монах склонился над нами и, прочитав надпись внизу, торжественно объявил:

— О! Она всего лишь приводит в порядок свое лицо. Сейчас она красит губы, когда закончит, то примется за карандаш для бровей. Это называется косметикой.

Все это не укладывалось у меня в голове. Косметика? Губная помада? Карандаш для бровей?

Я повернулся к монаху, читавшему по-английски, и спросил:

А к чему ей отмечать, где находится рот? Она что, так не знает?

Он рассмеялся и сказал:

— Некоторые из этих людей красят в красный или оранжевый цвет свои губы. Они полагают, что так выглядят более привлекательно. После этого они красят брови и даже ресницы и, закончив со всем этим, покрывают разноцветной пылью лицо.

Все это показалось мне очень странным, и я спросил:

— А почему она не закроет одеждой верхнюю часть своего тела?

Все засмеялись и обратили свои радостные взоры на картинку, словно бы стараясь разглядеть, откуда я это взял. Монах, читавший нам, рассмеялся громче всех и сказал:

— Если бы ты видел этих западных людей на вечеринках, ты бы нашел, что они очень плохо прикрывают свою грудь и еще хуже то, что находится ниже талии.

Я старательно изучил все картинки, стараясь понять, что на них изображено. Я не представлял себе, как женщина может передвигаться в такой неудобной одежде. Казалось, у нее не было ног, однако ее одежда двигалась за ней, волочась по земле. Вскоре я позабыл обо всем, когда услышал, как монах приступил к чтению другого журнала:

— Посмотрите-ка сюда, здесь дата — 1915 год. Это год большой войны на Западе, она чуть было не охватила весь мир. Люди дерутся, убивая друг друга. Они роют норы в земле и живут в этих норах. Когда идет дождь, их заливает водой.

— Из-за чего началась эта война? — спросил другой монах.

— О! Не думай, что войны ведутся из-за чего-то. Западным людям не нужна причина для драки, они просто дерутся.

Он пролистал несколько журналов и взял еще один. На нем была изображена удивительнейшая штука. Она походила на железную коробку и, как было нарисовано на картинке, двигалась по земле навстречу солдатам, которые пытались скрыться.

Это, — сказал монах, читавший по-английски, — новейшее изобретение. Оно называется «танком». Танк помогает победить в войне.

Мы смотрели и думали о войне, о том, как много душ было покалечено, когда погибали их физические тела. Я представил себе, как много потребуется сжечь палочек благовоний, чтобы помочь всем этим странствующим душам.

— Я слышал, что британцы собрали новый батальон турков, — сказал монах, — но они никогда не пытались обратиться за духовной помощью в Тибет.

По правде говоря, я был даже доволен, что они не сделали этого, потому что не видел смысла в убийствах, кровопролитии и страданиях. Мне казалось глупым, что взрослые люди ссорятся и вступают в войну из-за того, что один народ не может договориться с другим. Я вздохнул и с заметным раздражением тряхнул головой, думая о своей несчастливой судьбе. Я знал, что когда-нибудь должен буду отправиться путешествовать по западному миру. Через это мне суждено было пройти. Мое будущее было описано с чрезвычайной ясностью, но я не был от него в восторге. Все, что было мне предсказано, влекло за собой множество страданий и трудностей!