Мессия. Том 2 - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 7

Замысел создать Я исходил из любви, чтобы с самого начала вы почувствовали, кто вы; иначе как вам жить? Как вас направить? Люди, которые создали идею Я, были исполнены добрых намерений, но из-за того, что они понятия не имели о своей собственной душе, они остались искусственными Я и умерли как искусственные Я. Они так никогда и не узнали, что сущее создало их, и зачем. Ваша душа — часть сущего. Ваше Я — общественное учреждение.

Поэтому первое, что надо запомнить: это различие несоединимо! Если вы хотите исследовать и узнать, кто вы на самом деле, вам придется пройти через радикальную перемену — разрушение вашего собственного Я, потому что если вы не разрушите свое Я и случайно придете к открытию души, вы не будете единым. Психологи называют это «шизофренией».

Вы будете раздвоены. Иногда вы будете вести себя как Я, а иногда — как душа. Вы будете в постоянном напряжении. Ваша жизнь станет просто глубокой болью и тревогой — но невозможно жить такой жизнью. Поэтому общество, система образования, родители, священник — все вокруг вас стараются любым путем создать такое сильное Я, чтобы вы никогда не осознали скрытой души. Путешествие будет недолгим, но, несомненно, очень трудным.

Я — вещь не простая, это настоящий комплекс. Вы — брамин, вы — доктор, вы — проректор, вы — президент; вы прекрасны, вы самый знающий, вы богаты, сверхбогаты — все это измерения Я.

И Я продолжает аккумулировать больше денег, больше власти, больше престижа, больше респектабельности — его амбиция неутолима.

Вы продолжаете творить все больше и больше слоев Я.

Это и есть несчастье человека, основное несчастье.

Человек не знает, кто он, он все еще продолжает верить, что он — то или это. Если вы доктор — это ваша функция, но не ваша реальность; если вы президент — это ваша функция, так же как еще кто-то делает обувь. Ни башмачник, ни премьер-министр не знают своего Я. Родители начинают с самого начала, с самого первого дня... и это ложное эго, Я, или как бы вы его ни называли, почти становится вашей реальностью — а настоящая реальность забыта.

Английское слово «грех» очень значительно — не в том смысле, как его используют христиане, не в том смысле, как его понимают во всем мире; в своих первоистоках оно имело совершенно другое значение. Оно означает забывчивость. У него нет ничего общего с вашими действиями, но оно имеет нечто общее с вашей забытой реальностью.

Из-за того, что вы забыли свою реальность и живете с фальшивкой, подменой, все ваши действия становятся лицемерными. Вы улыбаетесь, но улыбка не исходит из вашего сердца. Вы плачете, вы рыдаете, но слезы, весьма поверхностны. Вы любите, но любовь ваша не имеет корней в вашем существе. Все ваши действия — как будто у сомнамбулы, человека, ходящего во время сна.

В Нью-Йорке случилось так, что один сомнамбула... есть столько людей сомнамбул, что вы не поверите — десять процентов всего человечества. Они встают ночью, идут к холодильнику; они едят то, что врач запретил им, становятся все толще и толще и приближают собственную смерть, совершают медленное самоубийство. Днем кое-как им удается подавить желание, а; ночью сознательный ум крепко спит — бессознательное не упустит удобный случай. Оно знает дорогу, и они ходят с открытыми глазами; даже в темноте они не спотыкаются.

Они обеспокоены, их врач обеспокоен, их семья обеспокоена: «Мы сократили твое питание, мы не даем тебе никакого сахара, и все же ты продолжаешь толстеть!» И они к тому же обеспокоены исчезновением продуктов из холодильника. Всем невдомек, что виновен сам тот человек, ведь утром он не помнит вообще ничего.

Но это нью-йоркское дело стало известно во всем мире. Тот человек жил в пятидесятиэтажном здании, на последнем этаже. Ночью он обычно вставал, шел на террасу и перепрыгивал на другой дом, который стоял рядом. Дистанция была такой, что никто бы не отважился сознательно проделать этот прыжок — но это повторялось ежедневно!

Скоро люди узнали и стали собираться смотреть, затаив дыхание, потому что это было почти чудом. Толпа становилась все больше и больше, и однажды, когда человек как раз приготовился прыгнуть, в толпе громко закричали, окликая его. Это разбудило человека, но было слишком поздно — он уже прыгнул. Он не смог достичь другой террасы — хотя каждый день он перепрыгивал на нее, возвращался, уходил к себе в квартиру и засыпал. Но из-за того, что он пришел в сознание и увидел, что делает — прыгает... — он упал вниз с пятидесятого этажа, и его тело разбилось о тротуар.

«Я» человека — это его сон.

Душа — его пробуждение.

И для сохранения Я общество дало вам определенные правила и распорядки. Например, каждого маленького ребенка делают честолюбивым. Никто не говорит никому: «Будь собой». Все дают ему великие идеалы: «Стань Гаутамой Буддой, или Иисусом Христом, или Альбертом Эйнштейном... но стань кем-то! Не продолжай оставаться собой — ты ничто».

Вашему Я нужно много степеней, вашему Я нужны признание, почести. Это его пища; оно живет этим. И даже люди, которые отвергают мир — становятся саньясинами, монахами, — не отвергают свои Я. Легко отвергнуть мир; очень трудно отвергнуть Я, потому что вы не знаете ничего другого о себе. Вы знаете свое дело, вы знаете свое образование, вы знаете свое имя — а вам очень хорошо известно, что вы пришли без имени. Вы пришли чистым листом; ничего не было записано на вас, а ваши родители, ваши учителя, ваши священники начали записывать на вас.

Вы продолжаете верить в Я всю свою жизнь. Оно очень обидчивое, потому что очень слабое. Слабое в том смысле, что оно ложное. Вот почему эгоисты очень обидчивы.

Обычно я гулял по утрам, когда был преподавателем в университете. Там был один старик, я понятия не имел, кто он, но просто из уважения к его возрасту говорил ему «Доброе утро» — нас было только двое в тот ранний час, в три утра. Однажды утром я забыл поздороваться с этим человеком, и он сказал: «Эй, вы забыли?»

Я сказал: «Вот странно! Я не знаю вас совсем; это было просто выражение учтивости к пожилому человеку, бывшему в возрасте моего дедушки, поэтому я обычно и говорил вам "доброе утро". Но это же не контракт, который я обязан выполнять ежедневно».

Он требовал этого, потому что это уже составляло определенную часть его Я. Я и понятия не имел, кто он, но он имел полное понятие обо мне, и его задело то, что я не сказал: «Доброе утро, сэр».

Я сказал: «Я никогда больше не скажу этого ни вам, ни какому-либо другому старику просто из учтивости, потому что я отравил ваш ум».

Вас не удивляло: вы вошли в мир без имени, но если кто-нибудь говорит что-то против вашего имени, вы готовы воевать, не сознавая того, что пришли в мир без имени; это имя — фальшивый ярлык.

Вы не имеете никакого имени, безымянность — вот ваша реальность.

Людям, которые отвергают мир, поклоняются как святым, но никто не видит, что их эго становится еще более тонким и сильным, чем когда-либо прежде.

Я слыхал, что далеко в горах было три христианских монастыря, однажды трое монахов, по одному из каждого монастыря, совершено случайно встретились на дороге. Они утомились, возвращаясь из города, поэтому расположились на отдых под деревом.

Первый монах сказал: «Я горжусь моим монастырем. Мы, может быть, и не такие знатоки, как люди, живущие в ваших монастырях, но вы не можете состязаться с нами в строгости жизни».

Второй монах рассмеялся. Он сказал: «Забудь все о строгих правилах! Аскеза — не что иное, как самоистязание. Настоящее дело — это знание наших древних писаний. Никто не может состязаться с нами. Наш монастырь самый старый, у нас есть все писания, и наши люди в высшей степени образованны. Что за строгости — то, что ты постишься, что не ешь ночью, что ты ешь только раз в день? Подумаешь! — все это может делать любой идиот. А какую мудрость ты приобрел?»

Третий монах слушал молча. Он сказал: «Вы оба, возможно, правы. Один идет очень трудным и суровым путем, принося в жертву свое тело; и другой может тоже быть прав — в том, что его люди великие ученые».