Обратная сторона Земли - Етоев Александр Васильевич. Страница 10

– Ты, Ипатов, проверь, не прячет ли где дамочка бороду.

– Сейчас, Павленко, и до бороды доберемся.

Пожарник с силой навалился на женщину, пытаясь оторвать ее от столба. Она вскрикнула и одновременно вскрикнул пожарник. Он перегнулся в поясе, схватился рукой за пах и закричал на нее со злостью:

– Сука! Ты у меня ответишь.

Второй продолжал смеяться.

– Хана, Ипатов. Не видать тебе больше баб.

Дорого бы дал сейчас Князь, чтобы снова с ним оказался меч. Но меч исчез сразу же после того, как Князь чудом выбрался из музея. Исчез, растаял в руке, и сколько Князь ни пытался вызвать его обратно, ничего у него не вышло. Видно, нужно было совсем отчаяться, совсем распрощаться с надеждой, чтобы он вернулся опять.

«Вот тебе и хозяин меча», – подумалось Князю горько, и в этот момент скорчившийся от боли пожарник разогнулся и сильным ударом отбросил женщину на обочину. Она упала и, закрывая лицо, стояла на коленях и плакала.

Князь не мог больше смотреть. Ненависть к этим людям переполнила все на свете. Он схватил подвернувшийся камень и, сжимая его в руке, бросился на дорогу. Тот, что был с фонарем, обернулся на топот ног, но неловко, и потерял равновесие. Он упал, запутавшись в полах дождевика, автомат вывалился из рук, и желтый круг фонаря померк на мокром асфальте. Он поднялся почти мгновенно, но Князю хватило секунды, чтобы каменным молотком ударить его по лицу. Он вложил в удар всю ненависть, что в нем накопилась. Кровь залила асфальт. Человек откинулся навзничь и лежал, вертя головой и пуская кровавые слюни. Второй растерялся от неожиданности. Он медленно отступал назад. Наверно, лицо у Князя было страшным от злого огня. Отступающий закричал. Руки его не слушались. Он пытался расстегнуть кобуру, но та ему не давалась. Тогда он побежал наискось по шоссе, петляя, словно спасаясь от пули.

– Вам больно? – Князь обернулся к женщине. Та уже была на ногах и молча наблюдала за Князем. Он вздрогнул, так странен был ее взгляд. Темные и печальные, глаза жили словно отдельно, плавали над бледным лицом, облепленным мокрыми волосами, и в их колодезной глубине вдруг вспыхивали и гасли золотые звезды зрачков. Такого взгляда Князь не помнил ни у одной женщины. У Галины Петровны позапрошлой осенью после больницы иногда мелькало в глазах похожее, но то были отголоски болезни и длились мгновенье, не больше. А у этой маленькой женщины, встретившейся ему на дороге, глаза как будто блуждали в нездешней дальней стране, может быть, утраченной и погибшей, и от этого дорогой вдвойне и не сравнимой с той, что сейчас ее окружает.

Женщина ему не ответила. Он повторил:

– Вам помочь?

Она медленно повернула голову к лежащему на дороге телу. Провела рукой по глазам и пристально посмотрела на Князя.

– Вы видели, как он меня ударил? Вам нельзя было это видеть, вы не должны. Стыдно видеть, как бьют женщину.

Князь опешил от таких слов. Он стоял, не зная, что говорить.

– Кто вы? – спросила его незнакомка. – Зачем вы мне помогли?

Вы из этих?

Она говорила так, словно не ее только что пришлось выручать, и стоящий перед ней Князь не спаситель вовсе, а какой-нибудь провинившийся служка, приведенный к госпоже на правеж.

– Надо отсюда уходить. Сейчас здесь будут другие. Их там много. – Он показал рукой на багровые отсветы в тучах. Они были теперь не такие яркие, как недавно. Музей уже догорал и не прекращающийся ни на минуту дождь сбивал высокое пламя.

– Так идемте, чего ж вы меня не ведете. Идемте, мне холодно. И не стойте, как истукан, если время дорого.

Она первая пошла по шоссе, запахнув разорванный плащ и разбрызгивая подошвами лужи. А Князь все стоял и раздумывал, не зная, как ему поступить. Идти было совершенно некуда. Город был для него закрыт. В землянку с ней не пойдешь. Он медлил от нерешительности. Потом подумал: «А будь что будет, пойду прямо к ней, раз так».

– Эй, – крикнула она, обернувшись. – Когда вы меня спасали, то были не таким робким.

Князь сделал шаг в ее сторону, как вдруг она подбежала к нему сама и поцеловала в губы.

– Женитесь на мне, – сказала она серьезно. И протянув руку к обочине, выхватила из придорожных кустов мокрую ветвь сирени.

Она тряхнула веткой перед лицом Князя, и на него посыпались пахучие лепестки цветов.

Князь совсем растерялся, неловко принял цветы и уже хотел отшутиться, но опять уведел глаза. И опять они заполняли все небо, и тянули, затягивали в себя, и лежало на самом их дне что-то живое и жалкое. Была в этой жалости сила, и решимость, и нескрытая грусть, и сколько Князь ни пытался отвести взгляд, они не отпускали, а ждали его ответа.

– Я не знаю, что со мной будет сегодня, – сказал он ей очень грустно. – У меня здесь и дома-то нет. И уехать я не могу. А вы говорите – жениться.

– Я не говорю, я вам предлагаю – взять меня себе в жены. Я дала себе слово: первый, кто меня спасет от этих мерзавцев, и станет моим мужем.

– А если он не захочет? Если он любит другую? Если он другой обещал?

– Я не говорю про любовь, я сказала: стань моим мужем.

– Я даже имени вашего не знаю.

Она вырвала у Князя цветы и отбросила их далеко в сторону.

– Имя мое – жена, а у жены имени не бывает. Она служит своему мужу.

– Но должен же я, черт возьми, вас как-нибудь называть.

– Жена. Этого тебе мало?

Князь махнул в раздраженьи рукой. Он стал уставать от прихотей этой маленькой женщины.

– Ладно, жена так жена. Но куда мы сейчас пойдем? У вас есть где жить?

– Жить можно везде, даже в лесной землянке.

Он вздрогнул и ничего не сказал. Лишь заглянул ей в лицо, но в глазах была темнота. Они пошли по шоссе. Дождь почти перестал. В напитанном влагой воздухе летали черные хлопья. Она взяла его крепко за руку и прижалась к нему вплотную.

– Если тебя это интересует, то имя мое – Князь.

Она прижалась сильнее. Князь чувствовал, как вздрагивает под плащем ее тело. Ему стало жалко эту одинокую женщину, что-то похожее на любовь шевельнулось около сердца.

Позади в мокром тумане оставались городские огни. Они шли все дальше от города по пустынной ленте дороги. Вдоль шоссе, утопая в деревьях, блестели низкие крыши длинных деревянных строений. Безжизненны были окрестности. Безлюдны, сиры, бессветны. В небе кружилась муть. Дождь совсем перестал, лишь ветер, налетая порывами, окатывал их с головой, сбрасывая с деревьев воду. Чем дальше они уходили, тем чаще его странная спутница оглядывалась на оставленный город. Князь тоже посматривал за плечо, прислушиваясь – нет ли погони. Небо над дорогой расчистилось, тучи сносило к городу. Там еще грохотало, но сил у непогоды убавилось. Редкие огневые зарницы опаляли края облаков, свет их был мал и тускл – гроза, отбушевав, уходила.

Князь внимательно всматривался в окрестности. Где-то неподалеку шоссе должна была пересечь просека, заросшая молодым осинником. Если идти по ней до большой поваленной ели, а потом свернуть на восток, то минут через двадцать хода будет его землянка.

Внезапно спутница остановилась и, обернувшись, посмотрела на небо. Князь проследил ее взгляд, но сначала ничего не заметил. Стекались к городу облака, облегая его, темнели и, сплавляясь в темную массу, заливали свинцом горизонт. И вдруг среди облачных стай он увидел маленькое пятно, бегущее облакам навстречу. По цвету оно было черное, много чернее туч, словно птица, или тень птицы, скользя понизу облаков, быстро продвигалась в их сторону.

Тень двигалась над дорогой. Очертанья ее были смутны и каждую секунду менялись. И все же в этой изменчивости угадывалось что-то знакомое. Теневое пятно походило на скачущего на коне всадника – черного небесного всадника на черном небесном коне.

Назвавшаяся женой вскрикнула и прижалась к оторопевшему спутнику. Князь смотрел на летящую тень, гладил мокрые плечи женщины, и чем ближе приближалось пятно, тем больше Князя охватывали тревога и ощущенье беды. Так они стояли с минуту, плотно прижавшись друг к другу. Поворот дороги, который они только что миновали, прикрывался невысоким холмом. Князь смотрел на границу, где поросший травою скос перечеркивал полотно шоссе, стоял и умом понимал бессмысленность такого стояния. Если тень – предвестник погони, то самое ненадежное место – открытое пространство шоссе.