Книга Мирдада - Раджниш Бхагаван Шри "Ошо". Страница 7

Нам он назвался Мирдадом, и откликался только на это имя. И это, пожалуй, было все, что мы о нем знали. Его присутствие все же ощущалось очень сильно, так сильно, что зачастую мы не начинали говорить даже о важных вещах до тех пор, пока он не скроется в своей келье.

Это были семь лет изобилия, первые семь лет Мирдада. Владения монастыря возросли не менее чем семикратно. Мое сердце смягчилось по отношению к нему. Я даже всерьез обсуждал со спутниками, не принять ли его в общину, тем более что Провидение так никого больше и не прислало.

И тогда случилось непредвиденное, случилось то, что никто не смог бы предвидеть, и в последнюю очередь бедный Шамадам. Мирдад разомкнул свои уста. И разразилась буря. Он дал выход всему, что накопилось за годы молчания. Все это выплеснулось потоками, сметающими всякое сопротивление. Очистительный вихрь захватил всех Спутников. Он не затронул только бедного Шамадама, который сопротивлялся ему до последнего. Я рассчитывал направить течение в подходящее русло, настаивая на своей власти в качестве Хозяина. Но Спутники не признавали больше никакой власти, кроме Мирдада. Господином стал Мирдад; Шамадам же был свергнут. Я прибегнул даже к хитрости. Некоторым из спутников я предложил взятки золотом или серебром. Другим я пообещал крупные наделы плодородной земли. И я почти достиг успеха, как вдруг каким-то таинственным образом Мирдад оказался осведомлен о моих действиях и без малейших усилий все расстроил - буквально несколькими словами.

Провозглашенное им учение звучало очень странно и оказалось очень привлекательным. Все оно изложено в Книге. Сам я не смею о нем говорить. Но его красноречие заставило бы снег превратиться в деготь, а деготь в снег. Так сильно и пронзительно было его слово. Что я мог противопоставить такому оружию? Ничего, за исключением монастырской печати, которая оставалась в моем распоряжении. Но и от нее не было толка. Под влиянием его пламенных проповедей Спутники принудили бы меня поставить подпись и приложить монастырскую печать к любому документу, который они посчитали бы нужным оформить с моим участием. Мало-помалу они роздали все монастырские земли, что были пожалованы ему верующими на протяжении веков. А затем Мирдад стал рассылать Спутников по всем окрестным селениям, чтобы одаривать бедных и нуждающихся. В последний День Ковчега, который был одним из двух ежегодных праздников, отмечавшихся в нашем монастыре, (вторым был День Вина), Мирдад увенчал свое безумие тем, что приказал Спутникам вынести наружу все монастырское имущество и раздать его толпам собравшихся.

Мои грешные очи могут засвидетельствовать, и это записано в моем сердце, что я был готов буквально броситься на Мирдада, так я его ненавидел. Если бы можно было убивать одной ненавистью, то у меня в груди хватило бы ее, чтобы уничтожить тысячу Мирдадов. Но его любовь оказалась сильнее моей ненависти. Еще одна битва была проиграна. И опять моя гордость не прекратила бы схватки до тех пор, пока не увидела бы себя поверженной и растоптанной в пыль. Он уничтожил меня, не сражаясь. Я нападал на него, и тем уничтожал себя. Сколь часто пытался он своим бесконечным, любовным терпением удалить чешую с моих глаз! И как часто я выискивал все новые и все более плотные чешуйки, чтобы наклеить их на собственные глаза! Чем с большей мягкостью он ко мне обращался, тем больше ненависти возвращал я ему в ответ.

Мы были словно два воина на поле битвы - Мирдад и я. Но он сам по себе был легионом. А я оставался одиноким бойцом. Получи я поддержку от других Спутников, я бы, в конце концов, победил. И тогда бы я сожрал его сердце. Но все спутники были за него, против меня. Предатели! Мирдад, Мирдад, ты отомстил за себя”.

За этим последовали слезы и рыдания. Потом, после продолжительной паузы, он еще раз склонился, трижды поцеловал землю и продолжил:

“О Мирдад, мой победитель, мой господин и моя надежда, мое наказание и моя награда, прости жестокость Шамадама. Яд сохраняется в змеиной голове даже после того, как ее отнимут от тела. Но, к счастью, она уже не может укусить. Взгляни, у Шамадама больше нет ни клыков, ни яда. Поддержи его своей любовью, чтобы он смог увидеть тот день, когда рот его будет полниться медом, как и у тебя. Ибо таково твое обещание, данное ему. Ныне ты освободил его из первой тюрьмы. Да не будет он томиться во второй слишком долго”.

Прочитав на моем лице вопрос, о каких это двух тюрьмах он говорил, Хозяин вздохнул и стал объяснять. Голос его при этом так изменился, он стал таким мягким, что трудно было поверить, что он принадлежит тому же человеку.

“В тот день он позвал всех нас в этот самый грот, где он обычно говорил об учении с семью Спутниками. Солнце почти село. Западный ветер нагнал плотный туман, который заполнил все ущелья и нависал надо всем вокруг подобно мистическому савану, простирающемуся отсюда и до самого моря. Но он поднимался не выше, чем до середины нашей горы, которая, в результате, стала похожей на морское побережье. На западном горизонте скопились мрачные, темные тучи, которые совершенно скрыли за собой солнце. Учитель, растроганный, но пытающийся сдерживать свои чувства, по очереди обнял каждого из семи своих учеников, а потом сказал:

“Долго же вы жили на высотах. Теперь настало вам время спуститься вниз, в глубины. Подтвердите свое восхождение спуском, укрепите себя, соединив низины с высотами, ибо одни высоты делают вас легкомысленными, а одни низины - слепыми”.

“Обратившись же ко мне, он долго и ласково смотрел в мои глаза, а потом сказал:

“А твой час, Шамадам, еще не пробил. И ты будешь ожидать моего прихода на этом Пике. На время ожидания ты станешь хранителем моей книги, которая заключена в железном ящике и зарыта под алтарем. Смотри, чтобы никакая рука не коснулась ее, даже твоя собственная. В должное время я пришлю вестника, который возьмет ее и отдаст миру. Ты его узнаешь по следующим приметам: На вершину он взойдет по Кремневому Откосу. В путешествие он отправится, будучи одетым, имея посох и семь лепешек хлеба в запасе, но ты его найдешь прямо пред этим гротом, и будет он уже без посоха, раздет, без еды и без дыхания. Язык твой и губы будут запечатаны вплоть до его появления. Ты будешь избегать людей. И только увидев посланца, ты освободишься из тюрьмы молчания. Передав же Книгу в его руки, ты превратишься в камень, который будет охранять вход в этот грот до тех пор, пока не приду я. Из той тюрьмы освободить тебя смогу только я один. Если ты посчитаешь ожидание долгим, оно затянется надолго, если решишь, что оно кратко, то оно сократиться. Терпи и верь”. Сказав так, он обнял и меня.