Площадь диктатуры - Евдокимов Андрей. Страница 39
– А если милиция спросит - что будем делать? Кто ответит?
– Да кто спросит? Участковый - нашей Верки брат, я с ним вмиг улажу.
– Мигом не отделаешься, он мужик здоровый.
– Не волнуйтесь, Геннадий Николаевич, я послезавтра внеочередь выйду, сама у него паспорт спрошу и все сделаю, комар носа не подточит.
– До послезавтра еще дожить надо, а у нас человек живет не прописанным.
– Он же ученый, Геннадий Николаевич, вовсе не из этих… Ну, про которых сообщать надо.
– Видали мы таких ученых! Так тебя затрахал, что синячищи под глазами в полщеки. Иди, на себя в зеркало посмотри, бесстыжая! - махнул рукой директор.
На свое место Геннадий Николаевич попал после выхода на пенсию - друзья помогли устроиться. Последние десять лет он служил на Севере в службе охраны режимных объектов. Переписывал бумажки, собирал донесения и рапорты - работа тихая и спокойная, выслуга - с тройным зачетом, не то, что в столицах. Нынешняя работа была намного хлопотливей, требовала постоянной настороженности и внимания, а, самое главное, - понимания, кому надо услужить, кому помочь, а кого отфутболить, чтобы дорогу забыли. Директор гостиницы был нужным человеком, нужнее многих начальников в Москве и заработки у него соответствовали его уровню. Хотя, приходилось делиться. Иногда Геннадий Николаевич подсчитывал отстегнутые "наверх" деньги и горестно вздыхал: если бы не надобность делиться, его двухэтажный кирпичный дом был бы давно достроен. Но с другой стороны понимал: не поделится - и месяца в должности не усидит! Чтобы уволить и повода искать не надо: работа - сплошные нарушения. Возьми любое и увольняй за милую душу. Или сажай!
"А в общем ничего страшного. Ну, не прописали гостя - бывает. В крайнем случае - бутылка, другая, к тому же не из своих платить. Конечно, если за гостем ничего не тянется, но судя по всему - не должно. Из крайисполкома звонили, что гость из кооператоров. Большую силу взяли ребята! Обещали, что все оплатят. Ну и пусть платят, коли денег - куры не клюют. Тысчонки две на расчет накину! Нет две - много, полторы - в самый раз будет" - думал Геннадий Николаевич. Сердился он больше для порядка. Танька дуреха прозевала, сама и влетит, если что не так сложится.
"Обойдется!" - решил Геннадий Николаевич и по дороге на инструктаж очередной смены, зашел в бар.
– Налей-ка мне кофейку с пятью каплями, - велел он буфетчице.
– "Арарат" кончился, есть грузинский, но хороший - "КВК", - сказала та, показывая этикетку.
– Давай, попробуем, - выпив полчашки, Геннадий Николаевич будто невзначай спросил: - Вчерашний Танькин хахаль, как показался?
– Не нахальный! Что не дашь - всем доволен.
– Откуда - не говорил?
– Вроде, москвич.
– Хорошо, денег не бери - потом рассчитаюсь - и обслуживай, как я велел. Если перейдет меру - скажи мне, - окончательно успокоившись, сказал директор.
Сведения о проживании Горлова в Адлере поступили на учет в ЦАБ ОВД города Сочи [16] почти через неделю, всего за день до его отъезда. Все это время он жил никем не замеченным и напрочь выпал из поля зрения Ленинградского УКГБ, будто растворился бесследно.
2.10. Винна ягода по сахару плывет
На несколько дней для Горлова наступил зрелый и развитой коммунизм. Служащие пансионата были вежливы и предупредительны, постельное белье менялось ежедневно, в ресторане и в баре у него не брали деньги, даже чаевые.
– Жаловался, что Котов тебе отпуск испортил? Вот и отдохни по-человечески, как белые люди на диком Западе. Лови кайф и расслабуху, коли карта выпала. Ты нам нужен веселым, здоровым и трудоспособным. А про деньги не бери в голову, считай - это аванс. Ты меня знаешь: должок не заржавеет - из первой получки вычту, - успокоил его по телефону Цветков.
– Домой мне позвонил? - спросил Горлов, договорившийся с Ниной, что если Цветков будет спрашивать, где он, то, значит - с ним все в порядке.
– Жена сказала, что ты в деревне. Знала бы, где ее муж оттягивается! Говорят, что ты весь женский персонал в пансионате отбарабанил. Взять бы, да и заложить тебя, конспиратор хренов!
– Не заложишь!
– Почему? - удивился Цветков.
– Наши своих не закладывают, - ухмыльнулся Горлов.
– Люблю я тебя, Боря, за четкость: говоришь коротко и по делу. Короче, отдыхай, ни о чем плохом не думай, а через пару недель документы поспеют - и за работу.
Насчет персонала Цветков преувеличил. Горлов ни с кем, кроме Тани, не встречался, а та пришла на следующий день и, выйдя утром из ванны, без смущения сказала:
– Наверное, придется простынь замыть! Вчера было можно, а сегодня - уже нельзя. У меня всегда так - в самый неподходящий момент, до чего ж я невезучая.
Два дня Горлов потратил, чтобы положить деньги на аккредитивы - держать при себе почти тридцать тысяч было страшно, могли украсть или, если бы обнаружила милиция, - задавать вопросы. Он оформлял аккредитивы на мелкие суммы в разных сберкассах. Три тысячи послал почтовым переводом жене, рассчитав, что к моменту получения уже будет дома.
Погода стояла мерзостная: не переставая ни на минуту, лил дождь с резким, пронизывающим ветром. От сырого воздуха и постоянно промокшей одежды Горлов мерз, будто в сильный мороз. Его все время знобило, и он отогревался только у себя в номере.
Паническая тревога, охватившая его после странного обыска в Репино стала глуше, но совсем не отступила. Добавлял беспокойство и отказ Цветкова продолжать работу по медицинским приборам. Не дураки же в министерстве: отлично понимают, что разговоры про конверсию - просто сотрясение воздуха, и лечебные лазеры никому не нужны, кроме Сергея. Тему могут закрыть уже в конце первого квартала, а ничего другого на примете нет. Это значит, что его сектор сократят вместе с сотрудниками и с ним самим - без финансирования и утвержденной тематики держать их не будут.
В конце недели ветер переменился, на небе появились голубые просветы, а в пятницу утром Горлов проснулся от солнечного света. Наскоро позавтракав, он вышел к морю. Над камнями пустого пляжа клубился пар, и после дождливой серости минувших дней море сияло и переливалось. Правда, совсем недалеко в предгорьях густились фиолетовые, почти черные тучи, а в разрывах белели снегом вершины гор, но на побережье было тепло и солнечно; если бы не голые деревья можно было представить, что сейчас лето. Горлов подобрал сломанный деревянный лежак и до обеда лежал на солнце, раздевшись до пояса. Он почти задремал, но помешал постоянный гул от близкого аэродрома. Самолеты садились и взлетали один за другим, оставляя в небе узкие белые полосы.
Перед уходом Горлов не выдержал и, раздевшись догола, с разбега нырнул в воду. Обожгло холодом до ломоты в висках, он выскочил на берег и едва согрелся, натянув одежду на мокрое тело. Уже по пути в пансионат он почувствовал беспричинную радость, все тело будто покалывало иголками. Проходя под деревом, Горлов неожиданно для себя подпрыгнул и, ухватившись за ветку, раскачался и далеко прыгнул, как в детстве.
Пообедав, он выпил в баре кофе и пошел гулять. Было так тепло, что он вышел в одном пиджаке, но на пляж не вернулся - лицо уже покраснело от солнца, и можно было обгореть. Около газетного киоска Горлов остановился - продавщица выглядела симпатичной.
– "Правды" нет, "Россия" продана, хоть "Труд" остался? - вспомнив старый анекдот, спросил он.
– И "Труд" уже кончился, нам центральных газет совсем мало дают, а "Известий" уже месяц не было, - серьезно ответила продавщица.
– Давайте, что есть, - сказал Горлов.
– "Советская здравница", "Вечерний Сочи" - позавчерашний, но в него можно фрукты заворачивать, - и "Правда Кубани"…
– Давайте все! Если не прочитаю - раздам казакам на самокрутки, - пошутил Горлов. - А что вы после работы делаете?