Тринадцать полнолуний - Рок Эра. Страница 40

— Ну что ж, мой друг, пойдёмте посмотрим на вашего таинственного гостя, — доктор встал и протянул руку мальчику, — давайте найдём его и спросим, что означают его слова.

— Нет, я не пойду, я боюсь. Вы идите, а я вас тут подожду, — ребёнок подвинулся к спинке дивана, давая понять, что никакая сила не сдвинет его с места.

— Вы удивляете меня, сударь, всегда такой смелый и отчаянный, сегодня вы проявляете несвойственную вам трусость. Ну что ж, пойду один, — доктор решительно направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Действительно, этот ребёнок частенько удивлял его историями довольно интересного содержания, которые он видел иногда во сне, а порой, как на яву. Эти, можно сказать, видения, приходили к нему, когда он играл или занимался с мсье Треви, который преподавал ему науки. Мать, души не чаявшая в сыне, слушала его сначала с удовольствием, радуясь тому, что мальчик сочиняет поистине волшебные истории. Но строгий и суровый отец всячески препятствовал и пресекал подобное, порой даже наказывая своего отпрыска за буйство фантазий. Будучи военным в отставке, он видел сына не кем иным, как продолжателем семейной династии офицеров, в боях и походах завоевавших награды и звания. Он называл рассказы сына пустой болтовнёй избалованного мальчишки и часто ссорился с женой по этому поводу. Кричал на сына, наказывал его тем, что отправлял в детскую и запрещал выходить оттуда, пока «несносный мальчишка не выкинет из своей безмозглой головы эти глупости и попросит прощения за своё поведение». Мать, пряча слёзы, уходила к себе, потом, украдкой пробиралась в комнату сына, прижимая к себе, жалела своего малыша. Просила, пойти, помирится с отцом, попросить прощения и пообещать, никогда впредь, не сердить его рассказами о том, чего не существует в природе. Сын, упрямо твердил, что всё это правда и он действительно видит такое, чего не видят другие. Но, видя слёзы отчаянья матери, иногда, смирялся и шёл на поклон к отцу.

Юлиан знал всё это, но никогда не вмешивался в семейные раздоры, успокаивал женщину как врач, что, мол, это возрастное, со временем пройдёт. НО сейчас, поднимаясь по лестнице, он твёрдо знал, нынешний рассказ имеет под собой твёрдую почву. Он был готов к разговору с незнакомцем, хотя знал, что никого не найдёт ни в детской, ни во всём доме. Как можно найти то, что находится за гранью человеческого восприятия. Хотя надо отдать должное доктору, он весьма преуспел в науках, которые объясняют необъяснимое. Он называл себя алхимиком, который может из камня сделать золото, а из воды — эликсир для омоложения. «Мир, сотворённый господом, гораздо сложней пустых философий. Мы многое не знаем наверняка». Но как сказал Гиппократ: «человек, врачующий людей, незнающий астрологии — убийца» — было его любимым высказыванием.

Никто из высшего городского сословия не помнил, как и откуда приехал доктор, но несколько удивительных случаев излечения от болезней, в которых он принимал участие, снискали ему славу прекрасного лекаря. Благодаря этому, он был допущен в приличное общество. К его советам и рекомендациям прислушивались все, решив что талант врачевателя у него от бога. В пристройке своего дома он устроил оранжерею всевозможных растений. Как и откуда он их привозил, никто не знал. Но настойки, приготовленные из этих трав, излечивали почти от всех болезней. А там, где традиционное травничество было бессильно, он готовил порошки и микстуры из только ему известных составляющих. Результаты своих опытов он скрупулёзно записывал в толстые тетради, которых собралось уже немало. На его увлечения никто не обращал внимание. Регулярно приходя с инспекцией к своим пациентам, доктор сыпал латынью вперемешку с мало известными терминами, был словоохотлив и непринуждён. Характеризовался как человек весьма добропорядочный, забавный и несколько странноватый. Пересудов о нём почти не было, за исключением одного обстоятельства: свет был крайне удивлён, что этот, вполне приличный человек, одинок. Это загадочное обстоятельство не давало покоя дамам любого возраста. Юных он привлекал своей отеческой заботой и солидным состоянием, а тех, что постарше, умением в комплиментах и хранении врачебных тайн. Ведь не секрет, во все времена, человеческие страсти и пороки могут приносить немало неудобств. Доктор ни когда не вмешивался в личные отношения между людьми. Только изредка, ненавязчиво пытался вразумить и предостеречь от ошибок своих пациентов. «Истина вещей конкретна, а не абстрактна. Когда род людской перестаёт видеть границу между добром и злом, господь вмешивается в процесс эволюции и каждая цивилизация теряет накопленные знания. Человечеству приходиться начинать всё заново» сокрушался Баровский.

На просьбы никому не рассказывать о тайных визитах, он говорил о врачебной этике и тайне, обещал молчать и всегда сдерживал данное слово. Как ни старались женская половина света привлечь к себе его внимание или выведать причины холостяцкой жизни такого замечательного человека, всё безрезультатно. Он отшучивался, недвусмысленно давая понять, что женщины, как спутницы жизни, его не интересуют. Наука — его избранница и жена, и только ей он верен. Побившись ещё немного об эту стену равнодушия к себе, дамы оставили доктора в покое.

По поводу хранения врачебных тайн доктор отличался не единожды. Но самый удивительный случай произошёл девять лет назад и поверг в смятение даже его, привыкшего к необычным происшествиям и превращениям. Как-то ночью, засидевшегося за опытами, отвлёк от работы робкий, но настойчивый стук в большое, витражное окно. Это была пристройка к дому, стены и потолок которой были сделаны из толстого стекла. Доктор называл это филиалом оранжереи, которая находилась во дворе. Здесь им выращивались диковинные, заморские, как он сам их называл, растения, не приспособленные к климату. Всё было устроено таким образом, что солнце, вставая на востоке и до самого заката, освещало и грело этот сад, помогая синтезу. А ночью, миллиарды звёзд, просвечиваясь через стеклянный потолок, несли сюда свой таинственный свет. Доктор называл это строение странным словом «портал для приобретения чистой энергии космического пространства». Так вот, в окно постучали, оторвав нашего учёного от очередного эксперимента. Не удивившись такому позднему визиту, только досадуя, он поднялся из-за стола, бормоча что-то. Вглядываясь в ночную мглу, приоткрыл окно и увидел молодую служанку князей Юшкевич. — Чем обязан столь позднему визиту, сударыня? — надо сказать, что доктор был учтив с представителями всех слоёв общества, за что приобрёл уважение и любовь простого люда.

— Меня прислала моя госпожа. Ей очень плохо, и она просила вас не медлить с приходом, это вопрос жизни и смерти, она умирает. Скорее доктор, прошу вас, — со слезами на глазах умоляла его девушка.

— Ну-ну, не плачьте милая, уверяю вас, мы успеем вовремя.

Доктор быстро собрал в саквояж всё необходимое и через окно выбрался на улицу, ничуть не стесняясь и не заботясь о том, как выглядит в такой ситуации. Быстрой и лёгкой походкой двинулся за служанкой, указывающей путь. Вышли на дорогу, где их ждала карета, запряжённая четырьмя, великолепными рысаками. На вопрос о причине столь внезапного, не терпящего до утра, вызова, девушка покачала головой, дав понять о своей неосведомлённости. В княжеской усадьбе везде горел свет. Доктора встретили два лакея и три служанки. Время было далеко заполночь, но суета в доме говорила о том, что случилось действительно, что-то из ряда вон. Его проводили в покои княгини Инессы. Зайдя в комнату, он не увидел хозяйку, и только её повелительный голос из тёмного неосвещённого угла, поведал о том, что она здесь.

— Оставьте нас наедине с доктором, — приказала она слугам.

— Что случилось, мадам? — доктор вглядывался туда, откуда говорила княгиня.

Хозяйка вышла из своего убежища, и он ужаснулся. Вместо молодой Игнессы, двадцати семи лет от роду, на него смотрела старая, безобразная женщина. Первая их встреча состоялась на балу, устроенном ими в честь получения князем Юшкевичем королевской награды, за удачно проведённые переговоры во Франции. Князь был принят при дворе за острый ум и находчивость, блистал успехами на дипломатическом поприще.