Срок приговоренных - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 27

Я положил трубку и вспомнил про Цфасмана. Кажется, эту фамилию назвал мне Семен Алексеевич. Я немного знал Цфасмана, руководителя и владельца крупного банка, предоставившего кредит для строительства нашей базы. Семен Алексеевич даже ставил его в пример другим банкирам, говоря нам, что все нувориши должны работать на государство. Наверное, он предложил Цфасману быть спонсором для лечения Игоря. Что для такого банкира, как Цфасман, мелочь в пятьдесят тысяч долларов? Он небось в казино оставляет за ночь гораздо большую сумму. Во всяком случае, это даже не сумма стоимости машины, на которой он ездит. Наверняка у него «Мерседес», если, конечно, он не пересел уже на «Роллс-Ройс» или представительский «Крайслер».

Я еще раз поднял трубку, набирая номер нашего экономического отдела. Там должны знать телефон банка Цфасмана. Обычно банкиры охотно идут на контакты с нашими сотрудниками. Во-первых, мы всегда можем оказаться полезными, так как находимся рядом с высшими руководителями страны. Во-вторых, от наших служб многое зависит – информация, полезные контакты, выход на нужных людей. Ну и мы, в свою очередь, стараемся угождать господам толстосумам, так как знаем, что в случае отставки или пенсии всегда можем найти у них убежище. Наших ребят охотно берут в любые коммерческие структуры. Столько поносили КГБ, а выяснилось, что специалисты КГБ еще долго будут нужны тем, кого мы в прежней жизни называли спекулянтами, фарцовщиками, мошенниками, расхитителями и которые в новой жизни стали хозяевами, сделав нас своим обслуживающим персоналом.

Мне довольно быстро дали телефон секретаря Цфасмана, и я набрал номер банка. Ответил довольно приятный, явно не молодой женский голос:

– Слушаю вас.

Почему прочие банкиры не понимают, что гораздо больше доверия вызывают солидные женщины? Когда смотришь на молодую длинноногую красавицу, невольно приходит на ум, что она здесь прежде всего нужна для услады хозяина. Даже если он импотент или полный идиот и не спит со своей девочкой, которая служит лишь для удовлетворения эстетического наслаждения, такая дива все равно дискредитирует своего шефа. Любой нормальный человек, разбирающийся в психологии, поймет, что для ее начальника работа не самое важное. Ножки стройной красавицы для него не менее важны, чем столбцы цифр, а значит, его можно обойти, обмануть, подставить. Но если вам отвечает немолодой женский голос, значит, хозяин не просто умный человек. Он очень умный человек, который умеет ценить работника за его деловые качества и отбрасывать все иные соображения. Кажется, еще умница Коко Шанель заметила, что вообще глупо выставлять напоказ кому попало свои голые колени. Это всего лишь сустав. Это высказывание супербизнесменки я прочел в одном зарубежном журнале, который нашел в салоне самолета Президента. Но это верно только на работе. А в жизни всегда приятно посмотреть на голые коленки молодой девушки. Наверное, Коко заявила это, когда ее собственные коленки уже нельзя было показывать. Известное дело, моралистом становишься тогда, когда не можешь уже быть развратником.

– Извините, пожалуйста, – пробормотал я, – мне нужен господин Цфасман.

– Простите, кто говорит?

– Это подполковник Литвинов из службы охраны. Я хотел уточнить один вопрос.

– Простите, это о финансировании базы?

– Нет. По другому делу.

– Извините, как вы назвались?

– Подполковник Литвинов из службы охраны. – Женщина, очевидно, мучительно думала, соединять ли меня с шефом.

– Все же по какому вы вопросу? – спросила она.

– Он сам знает, – уклонился я от ответа. Скажи такому церберу, что по личному, она сразу повесит трубку.

– Подождите минуту, – сказала она, – я попытаюсь его найти.

– Хорошо, – согласился я и секунд двадцать ждал, пока она вдруг не сказала: – Марк Александрович на проводе.

– Слушаю вас, – раздался голос банкира. Очевидно, он ехал в машине, я услышал сигнал водителя.

– Извините меня, Марк Александрович, – сказал я, даже не зная, что полагается говорить в таких случаях. – Я по поводу лечения.

– Какого лечения?

– Мальчика. С вами уже говорил Семен Алексеевич...

Едва я назвал это имя, банкир как с цепи сорвался.

– Никто со мной не говорил! Никакого мальчика я не знаю. И Семена Алексеевича не знаю. И про лечение первый раз в жизни слышу.

– Извините, – ошеломленно сказал я, – но...

– Я же вам русским языком говорю – ничего не знаю. И мне никто не звонил. Извините меня, но это недоразумение. До свидания.

– До свидания, – сказал я машинально. Меня словно током ударило. Получалось, что Семен Алексеевич мне врал, когда говорил, что договорился о спонсорской помощи со Цфасманом. Но этого не может быть! Какой смысл ему врать? Тогда получается, что врет банкир. Судя по его реакции, это вполне логично. Но почему он так испугался? Может, боится, что убийство Семена Алексеевича свяжут с его именем? Ничего не понимаю.

В этот момент я думал не столько о чувствах банкира и даже не о погибшем начальнике, сколько об Игоре, которого нужно спасать. Выход один: срочно найти человека и сдать ему мою квартиру. Хотя бы на один год. Или на два. В этом случае денег может хватить, думал я, совершенно выбитый из колеи непонятной для меня выходкой Цфасмана.

Я встал и отправился в другой кабинет, куда столько раз заходил, когда был жив его хозяин и где работали сейчас Зоркальцев и Кислов. Они тщательно обыскивали весь кабинет Семена Алексеевича, надеясь обнаружить в нем хоть какие-нибудь следы, которые могли нам помочь.

В сейфе лежали обычные материалы, о которых я знал. Вернее, они были не совсем обычными. Секретными и совершенно секретными. И ничего, что могло бы навести нас на разгадку тайны убийства. Я остановился рядом и смотрел, не вмешиваясь в работу коллег. Настроение у меня было такое паршивое, что не хотелось даже ни с кем разговаривать.

– Стоило более основательно поговорить с его женой, – заметил Зоркальцев. – Возможно, она могла подсказать нам какие-нибудь детали.

– Ты же видел, в каком она была состоянии, – возразил я ему. – Нет. Ничего нельзя было расспрашивать. Да я и не хотел. Пусть Лобанов завтра с ней поговорит.

Зоркальцев не стал возражать, продолжая осмотр. В записной книжке-календаре, которая лежала на столе, было помечено несколько фамилий. В том числе и моя. Моя была подчеркнута.

– Вы вчера заходили к Семену Алексеевичу? – спросил меня Зоркальцев, читая фамилии и поднимая голову.

– Заходил. И даже два раза, – сказал я, отходя к окну.

– Странно. Около вашей фамилии он поставил вопрос, – показал на книжку Зоркальцев. – Видимо, он что-то хотел у вас узнать. Или ему что-то было непонятно?

– Наверное, что-то было непонятно, – ответил я, поворачиваясь к нему. Подошел ближе к столу и взглянул на эту чертову книжку. Так и есть, пунктуальный Семен Алексеевич записал мою фамилию и рядом поставил большой знак вопроса. Милый, добрый человек. Он действительно хотел мне помочь и не забыл о том, что нужно позвонить банкиру. Я увидел, как от моей тянется длинная черта к другой фамилии – так и есть, Цфасман. Марк Александрович.

– И здесь есть черта, соединяющая вашу фамилию с фамилией Цфасмана, – показал мне на запись Зоркальцев.

– Может быть, вы говорили о нашей базе? – спросил Кислов, оборачиваясь к нам. Он как раз в это время вытаскивал книги из книжного шкафа.

– Нет, не помню, – быстро ответил я, снова отвернувшись. Ну не стану же я им рассказывать, как меня только что кинул этот банкир. Не хочет он давать деньги, ну и пусть ими подавится. Он ведь кинул не только меня одного, но и покойного Семена Алексеевича. Зачем я буду его память тревожить, выставлять его в таком виде? Он ведь деньги просил для лечения моего сына. А если узнают, что вообще просил деньги, то еще пойдут всякие разговоры. Формально он не имел права звонить банкиру, с которым у нас были деловые контакты, не должен был просить деньги. Это можно счесть завуалированной формой взятки. Вообще любая спонсорская помощь всегда подозрительна. Ну не объяснишь ведь каждому, что деньги нужны на святое дело.