Срок приговоренных - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 58

– Нет. – Мальчик глотал слезы, но не уходил. Очевидно, он понимал все гораздо лучше нас, взрослых.

И я вдруг понял: если сейчас он уйдет, если отцу удастся его прогнать, если мы останемся вдвоем на лестнице и после нашего разговора Облонков не вернется домой, то я потеряю нечто очень ценное. Я утрачу веру в людей и в самого себя. Стану таким же подлецом, как тот, кто стрелял в Семена Алексеевича и украл деньги у моего погибшего друга. Я понял, что не должен уподобляться тем выродкам, которые лишили моего Игоря денег на лечение.

– Подожди, – прохрипел я. – Подожди, не уходи. – Я взял мальчика за руку.

– Он ни при чем! – закричал Облонков, пытаясь оттолкнуть меня от сына. – Он не виноват. Отпусти его, и я тебе все расскажу. Не трогай ребенка.

Я оттолкнул Облонкова к стене и, наклонившись к мальчику, спросил:

– Как тебя зовут?

Мальчик молчал, очевидно, не доверяя подозрительному незнакомцу.

– Он ни при чем, – пробормотал Облонков. – Отпусти ребенка.

До этой секунды передо мной стоял враг, которого я ненавидел и который имел мужество молчать. Но теперь я видел растерявшегося отца. Я снова взял мальчика за руку. Потом достал пистолет Облонкова.

– Нет! – закричал тот, опять бросаясь ко мне. – Ради бога, не надо!

– Подожди! – крикнул я, отталкивая Облонкова. – Послушай меня, мальчик, – сказал я, обращаясь к его сыну. – Моему сыну примерно столько же лет, сколько тебе. И он тяжело болен. Я с огромным трудом собрал деньги на его лечение, и вчера мой друг должен был их принести...

– Не надо. – Облонков не хотел, чтобы я рассказывал обо всем его сыну. Но это был мой последний шанс. Я осознал, что не смогу ничего сделать, пока этот мальчик стоит между нами.

– Мой друг должен был принести деньги, – повторил я. – Но его убили и все деньги забрали. И теперь мне нечем оплатить операцию. А твой отец знает, кто это сделал, и не говорит мне. Понимаешь?

Мальчик не понимал. Он не хотел ничего понимать. Он смотрел на меня с яростью в глазах – такой взгляд бывает только у мальчишек и фанатиков. Я понял, что проиграл, и выпустил руку его сына. Отец порывисто привлек мальчика к себе. Я усмехнулся. В этот момент мне хотелось поменяться с Облонковым местами. Пусть меня бьют по морде, пусть пинают ногами, пусть даже стреляют в меня. Лишь бы мой Игорь был со мной и вот такими же глазами смотрел на моего обидчика. Такие секунды дорого стоят. В такие секунды зарождается духовная близость между отцом и сыном.

Я смотрел на них и чувствовал, что завидую им. Я невольно сблизил их, теперь они лучше понимали друг друга, чем до сих пор. Вытащив из пистолета обойму, я протянул оружие полковнику.

– Возьми.

Он не решался взять, словно чувствовал подвох.

– Ладно, поднимешь потом. – Я бросил пистолет на лестницу.

Облонков изменился в лице. Но он меня уже не интересовал. Я посмотрел в глаза его сыну. В них была та же ненависть, но уже и любопытство.

– Из-за твоего отца, – сказал я, – мой сын... Впрочем, об этом я уже говорил.

Я повернулся к лифту и нажал кнопку вызова. Облонков по-прежнему прижимал к себе сына, словно не верил, что я ухожу. Я понимал, что обязан остаться, понимал, что теряю свой последний шанс. Но я знал и другое. Если сейчас сын с отцом не вернутся домой, я убью в этом ребенке веру в справедливость, веру в чудо, веру в отца. А это гораздо хуже, чем убийство. Это травма души человеческой, рана, которая не заживет никогда.

Я чувствовал себя совершенно опустошенным. Я проиграл по всем статьям. В тот момент, когда дверцы кабины открылись, я услышал за спиной голос мальчика:

– Папа, он сказал правду?

Я шагнул в кабину. И в этот миг Облонков все понял. Осознал, что, если я уйду, он остается один на один со своим сыном и с его вопросами. В эту секунду он понял, что может потерять сына навсегда, потому что тот перестанет верить отцу. И он крикнул мне в спину:

– Подожди!

Я повернулся к нему...

Эпизод двадцать третий

В субботу утром на дачу приехал Чупиков. В этот момент, во сне, Резо снова сидел в шкафу, а убийца точно знал, где именно он прячется. Внезапно проснувшись и услышав шаги во дворе, Резо потянулся к одежде, чтобы вытащить пистолет, но оружия в кармане не оказалось. Резо вскочил с постели и бросился к столу в надежде отыскать пистолет. Шаги приближались, и Резо начал испытывать тот же панический страх, который овладел им в день, когда убийцы ворвались в его квартиру. Чупиков был уже перед дверью, когда Резо вспомнил, что положил пистолет под подушку. Он бросился к постели. В этот момент адвокат отпер дверь и вошел в дом. Резо вытащил руку из-под подушки и утер испарину со лба.

– Что-нибудь случилось? – Вошедший в комнату Чупиков вопросительно посмотрел на Резо.

– Сон плохой видел, – признался Резо.

Чупиков вышел в соседнюю комнату, чтобы Резо мог без помех одеться. Когда тот появился, адвокат указал на кресло.

– Садись, – сказал он.

– Завтракать не будете? – спросил Резо.

– Сейчас не до этого. Мне сегодня звонили из агентства, которому я поручил следить за твоей квартирой.

– Когда звонили? Который сейчас час?

– Уже половина двенадцатого. – Адвокат посмотрел на часы. – Мне кажется, что ты все еще не пришел в себя.

– Да, – кивнул Резо. – Мне все еще плохо.

– Они позвонили мне в девять утра, – продолжал адвокат. – Позвонил сам Рауль, директор агентства. Догадываешься, что он мне сказал?

– Нет. – Резо подумал, что уже ничто не может его встревожить.

– Они отказываются от дальнейшей работы. И даже согласны оставить себе всего лишь половину гонорара. Дело в том, что они абсолютно точно установили, кто дежурит у тебя на квартире...

Чупиков сделал паузу, но Резо молчал.

– У тебя дома дежурят люди из ФСБ, – объяснил адвокат. – И никаких уголовников там нет. Только офицеры контрразведки, которым поручено устроить засаду на твоей квартире. А это значит, что либо ты обманул нас, рассказав про Бурого и убийц, либо тебя действительно подставили. Одно из двух, Резо. И учти: твое письмо в УВИР мы так и не смогли найти. Любой прокурор может сказать, что мы с тобой придумали всю эту историю про туристов, убийц и преступника Бурого, чтобы избежать наказания за двойное убийство.

– Как я мог обмануть? – всплеснул руками Резо. – Неужели вы думаете, что я действительно убил своего компаньона и женщину, а потом сбежал от сотрудников ФСБ, придумав этого Бурого? Это же глупо...

– Понимаешь, что получается... – продолжал Чупиков. – Если за тобой действительно охотятся сотрудники контрразведки, то почему забирать тебя из милиции они приехали с уголовником? Как-то нелогично получается, ты не находишь?

– Откуда я знаю? – проворчал Резо. – Может, они специально его привезли. Чтобы меня убрать, а потом его. И свалить все на него.

– Так не бывает, – улыбнулся Чупиков. – Если хотят подстроить, то вместе не возят, чтобы исключить риск. Убивают поодиночке.

– А как с самолетами? – спросил Резо. – Пассажиров проверили?

– Проверили. Ты ошибался. Самолеты Аэрофлота летают в Цюрих ежедневно. И плюс еще летают самолеты компании «Swissair». Если учесть, что ты не помнишь фамилий людей, которые полетят, то получается задача со многими неизвестными.

– Так что же нам делать?

– Не знаю. Я уговорил Рауля не снимать до вечера наблюдение, но, сам понимаешь, им совсем не хочется связываться с ФСБ. Сейчас на твоей квартире дежурят трое. Брылин все время сидит там. Отвечает на все звонки, проверяет всю твою почту. Они, видимо, уверены, что ты рано или поздно там появишься. Или появится кто-нибудь из твоих друзей.

– Может, мне лучше пойти туда и сдаться? Пусть стреляют – и дело с концом.

– Не нервничай, – посоветовал Чупиков. – Для нас самое важное – установить, кто именно заинтересован в твоей ликвидации. И кто полетит в Цюрих, если действительно кто-то полетит.

– Устанавливайте тогда! – закричал Резо. – Сегодня уже суббота. Они улетят в понедельник – и все. Мы ничего не сможем доказать. Хотите, чтобы я стал бомжем? Без документов и без денег. Если не верите, довезите меня до границы с Украиной или Казахстаном, и я там перейду где-нибудь границу, чтобы потом улететь в Грузию. Может, так лучше будет, а?