Ключи от рая - Дейч Ричард. Страница 53

Быть может, все будет хорошо. Право, ей следует избавиться от дурной привычки подслушивать; вот и сейчас она чуть не попала из-за этого в беду. Но, по крайней мере, во взгляд Финстера снова вернулось тепло. «Слава богу», — подумала Элль. Так страшно ей не было с тех пор, как в парижском бутике ее поймали за кражу блеска для губ.

— Я тут подумал, быть может, нам следует отправить этих… детей вперед, — промолвил Финстер, привлекая ее к себе.

— Я буду только рада, — только и смогла пробормотать дрожащими губами Элль.

— Почему бы тебе не подождать меня в библиотеке? Я только отошлю их и сразу же вернусь. И тогда мы сможем поужинать в милой, уютной обстановке, вдвоем.

Улыбнувшись, Элль проследила взглядом, как он направляется к машине. Затем посмотрела на звезды и, выбрав одну, загадала, как учил ее в детстве отец: «Пусть это счастье продлится до конца жизни».

Три часа ночи. Высота тридцать тысяч футов над землей. Большинство пассажиров спали. Некоторые, надев наушники, смотрели комедию 1948 года «Эббот и Костелло встречают Франкенштейна». Симон, как всегда, не в силах обрести сон, читал Библию. Хотя конец был ему уже известен — больше того, память хранила каждое слово, — он всякий раз находил какой-нибудь новый аспект, какой-нибудь урок, который, если получится, применит к своей жизни, если только ему посчастливится остаться в живых. Майкл устроился на двух соседних креслах, вытянув ноги и положив на колени блокнот. Он рисовал но памяти подробный план внутренних помещений особняка Финстера. В своем прошлом ремесле Майкл отточил до совершенства умение запоминать все с одного раза, и сейчас у него перед глазами стояли живые, отчетливые картины.

— А ты ведь меня уже не ждал, так? — тихо проговорил Майкл, обращаясь не столько к Симону, сколько к самому себе.

Симон посмотрел на него.

— Я не сомневался, что ты придешь. И он снова углубился в чтение.

Но Майкл не привык к тому, чтобы от него отмахивались так бесцеремонно.

— Ну признайся, твердой уверенности у тебя не было.

— Если честно, была, — ответил Симон, по-прежнему уткнувшись носом в Библию.

— Да я сам не знал, полечу ли, до того самого момента, как поднялся па борт самолета.

— Ты был обречен лететь со мной с того самого момента, как узнал, на что обрек свою жену. Такова твоя натура. Мне не составило никакого труда прочитать твою душу.

— Да ты ровным счетом ничего про меня не знаешь. Симон не отрывал взгляд от Библии.

— Майкл Эдвард Сент-Пьер, возраст тридцать восемь лет. Сирота. В возрасте двух лет усыновлен Джейн и Майклом Сент-Пьер. Учился в церковно-приходской школе, пел в хоре. Полная оторванность от светской жизни в детстве и отрочестве стала причиной определенных проблем. Кражи: ювелирные украшения и произведения искусства. Специализация на самых рискованных делах. Крал не ради денег, а для того, чтобы пощекотать себе нервы. В тюрьме пришлось несладко — наказание отбывал в «Синг-Синге». Жена: Мэри, возраст тридцать лет. Очень тебя любит, поражена смертельной…

— Достаточно!

Майкл не мог больше слушать, как всю его жизнь уваривают до размеров одного абзаца, подобного некрологу. Он вырос в пригороде Нью-Йорка — в Армонке, небольшом городке в часе езды от Манхэттена. Приемные родители отдали его в католическую школу, где отец Даниил вел уроки так, словно читал проповеди. В детстве Майкл был относительно примерным ребенком. Конечно, за ним водились кое-какие грешки, но ничто даже не намекало на бурное будущее. Пару раз его наказывали за распитие вина и курение, а однажды на целый месяц запретили покидать комнату за то, что он засунул упаковку хлопушек в почтовый ящик миссис Колетт, — возможно, это было прелюдией к тюремному заключению. Когда Майкл поджег бикфордов шнур и просунул хлопушки в щель ящика, то едва сдержал смех. Они с друзьями умчались вихрем, но в этом не было необходимости. Глухая пожилая лама все равно не услышала канонаду хлопков и взрывов. Она вообще ничего не услышала, а обугленные клочки бумаги на полу приняла за остатки очередной газеты, разорванной ее любимой кошкой, поэтому просто открыла дверь и вымела их на лестничную площадку. Майкла ни за что бы не поймали, если бы не его болтливый сообщник Стиви Таусиджен, который вывалил все Кении Кейсу; тот проболтался своей подружке Джен Джиллико, Джен все выложила своей мамочке, а та позвонила миссис Сент-Пьер. Майкл принял свое заточение как настоящий мужчина… Правда, его хватило только на первые два дня. После чего он, возвратившись домой из школы, быстро хватал что-нибудь съестное, удалялся к себе в комнату и вылезал на улицу через окно. Мать ни о чем не догадывалась и даже гордилась тем, что ее Майкл так стоически переносит наказание.

К несчастью, в «Синг-Синг» его отправила не мать, и не за упаковку хлопушек. Нет надобности говорить, что в его камере не было окна, через которое он мог бы удирать на улицу. Тюрьма «Синг-Синг» прячется среди холмов, которые простираются вдоль Гудзона. Тихое, ничем не примечательное исправительное заведение, которое привлекло к себе внимание всего один раз, когда здесь были казнены Этель и Юлиус Розенберг. [23] Три с половиной года, проведенные там Майклом, стали для него сущим адом. Такая длительная разлука с молодой женой была невыносимым мучением. До самого последнего месяца Майкл боялся, что окончит свой жизненный путь за решеткой, оторванный от Мэри. Клятва не нарушать больше закон, которую он дал Мэри, на самом деле была адресована самому себе. Майкл поклялся, что никогда больше не разлучится с женой, не попадет в замкнутый мирок, где она не сможет находиться рядом с ним. Ничто не могло заставить его нарушить данное себе слово. Ничто.

А сейчас, решив, что лучшим способом скрыть свое поражение будет не обращать на Симона никакого внимания, Майкл вернулся к составлению плана. Он быстро изобразил на трех листах основные подробности особняка Финстера. Первый лист был отведен подходам к зданию: подъездные пути, окна, освещение, охрана. План первого этажа получился достаточно простым, Майкл восстановил в памяти не только прихожую и библиотеку, но и нес комнаты, выходящие в коридор, который вел в подвал. Однако, с подземельем, как теперь мысленно называл его Майкл, возникли определенные трудности. Большая часть пути под землей прошла в полной темноте или, в лучшем случае, при минимальном освещении. Леденящий холод в груди, не покидавший Майкла все время, пока он находился внизу, мешал ему воспринимать действительность. Поэтому непонятно было, удалось ли ему запомнить все необходимые подробности. Так, он не смог точно определить расстояние до комнаты с ключами. Может быть, сто шагов; может быть, тысяча.

Майкл повернулся, опустил спинку кресла вниз и протянул три готовых рисунка Симону.

— Как узнать, что ключи по-прежнему там? А что, если Финстер захватил их с собой?

— Ты передавал ему ключи? В смысле, он брал их в руки?

— Нет, я положил их на пьедестал.

— И как Финстер к этому отнесся?

Тон Симона намекал на то, что ответ ему уже известен.

— С благоговейным почтением… — задумчиво промолвил Майкл, анализируя всплывающие в памяти картины. — Но… он также показался мне испуганным. Да, Финстер упорно отказывался прикоснуться к ключам…

— Он не может к ним прикоснуться, — прервал его Симон.

— Почему?

— Он был изгнан из рая. Ему запрещено прикасаться к святыням церкви. Его могущество абсолютно бессильно против творений Господа. Повторяя слова самого Иисуса, он не может сознательно ступить в Святую землю: «на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». — Симон помолчал. Затем добавил: — Это ключи Господа Бога.

Майкл ничего не ответил. У него перед глазами стояло выражение лица Финстера, когда тот впервые увидел ключи.

— Значит, вот где они?

Симон пристально изучил нарисованные от руки планы, обратив особое внимание на схему подвального этажа.