Там избы ждут на курьих ножках... - Вихарева Анастасия. Страница 5
И обнимет она ее, и покормит с дороги, и расспросит, как оно там на другом краю государства…
И, может быть, думала Манька, покажет Благодетельнице, как надо управлять государством, чтобы простой человек мог любить ее беззаветной любовью, той самой, о которой радела.
Надежда ее крепла день ото дня. Бывало такое, редко, правда, что вроде не понравилась она человеку — а поговорят, и поняли друг друга. Только, зябко поеживаясь, скажет, что, мол, Манька, ты по началу страшная показалась, будто вампир из тебя глядит — а вот не злая, и не дура!
Но опять же примечала, что если человек мнение не изменит, дела у него обязательно разладятся. Радиоведущая изгаживала таких людей по всем правилам тайного и явного искусства, проникая в сознание с электромагнитными волнами и разными посыльными, пуская о человеке дурную молву. И начинали человека сторониться за порочащую связь, отказывая и там, и тут. Головами качали, просили одуматься, доверять переставали. Вот и получалось, что опять права была Благодетельница, когда предупреждала не потакать недругам, в числе которых числила Маньку.
Но ведь и это от нее самой шло!
Как ни крути, получалось: надо, надо идти к Благодетельнице! А иначе ложись в гроб и помирай…
Глава 2 Железная дорога (От железа, как от тюрьмы и сумы не зарекайся!)
Сказано, сделано… Засобиралась Манька в дальний путь.
И как только решилась на такое дело — тут же обозвали ее Манькой-дурой. До этого-то обычно звали дура-дурой.
Но она не расстроилась: не каждому дано было понять ее затею, особенно, если человек радио слушал, внимая с верой, не особо вникая, правду ли оно говорит. Репутация ее была подмоченной еще до того. А вот пускай, потом скажут, что не дело задумала, когда Ее Величество во всеуслышание признается, что неправа была, помянув по радио имя ее! Вот уж удивятся!
Поход предстоял непростой. И так она думала, и так, как повидать первое лицо государства. Не слыхала она, чтобы человеку, если его во дворец не пригласили лично, удалось бы повидать Благодетельницу и обратно живым вернуться. В жизни такого не было. Запросто могла она добраться до дворца, но кончилось бы тем, что или бунтарем назовут и на кол посадят, или горстку пепла оставят от нее царевы драконы, мимо которых и мышь не проскочит. Если не хотел кто встречи из Благодетелей — не достать его было. Очередь к ним была расписана по минутам на сто двадцать лет вперед. И опять же, не было такого, чтобы кто-то дожил до обозначенного часа… Но жить-то хотелось сейчас, а не через сто двадцать лет!
Нет, добраться до Ее Величества нужно было живой и невредимой. Не для того она собиралась к Совершенной Женщине, чтобы разом обречь себя на другую беду.
Пробовала примкнуть к оппозиционерам. В государстве их было много, но оппозиционеры открестились от нее, как от чумы. Как все прочие — только еще злее, ибо опозиционировать в государстве не каждому разрешали, а только тем, кто за это из государевой казны зарплату получал. А когда понимали, что к ним лезет конкурент, изводили не хуже Благодетельницы, будто хаять шла, а не поговорить по-человечески — со смирением, с надеждой, с чаянием, чтобы как раз успокоить.
Помощи ждать оказалось не откуда, никто рассматривать ее нужду не собирался. Как ни крути, а получалось — неблагонадежная.
И куда? Где живут Их Величества, никто толком сказать не смог. Все говорили: «Там!» — и неопределенно показывали рукой, и каждый раз в разную сторону.
Пробовала она письмо написать. Письмо вернулось в деревню с припиской: «По такому адресу указанное лицо не проживает, а если вы еще писать станете, мы сами к вам приедем, чтобы Благодетелям пожаловаться, на которых вы пожаловались!»
И кузнец господин Упыреев с жалобой на кузнеца господина Упыреева, погрозив кулаком, разобрал ее жалобу так:
— И пусть письмецо тебе станет уроком! А когда придет страшный человек, не удивлюсь… Страшен я, Маня, в гневе!
На карте столица была — на другом краю государства, но сами столичные признавались, что ни разу Царя и Царицу не видели. Разве что драконы над столицей иногда появлялись, выявляя вражеские лица. Но они и над Манькиной деревней летали туда-сюда…
Да так высоко, что не разглядеть!
Никто бы про драконов и не знал, но подметили: вдруг одновременно на всех нападает дрема. Очнулись, а шапки в руках или на земле, сами в грязи, будто бежали по лужам. И не догадались бы, если бы однажды на дом зажиточного деревенского кузнеца господина Упыреева, по прозвищу дядька Упырь, не свалилась с неба куча дерьма…
Манька как раз рядом в это время стояла. Хотела посмотреть на дом, который построила — узнать, как кузнец устроился в нем. По бросовой цене он выкупил его у кредиторов — как раз хватило закрыть половину долга. А огород у кузнеца Упыреева ухоженный, всем на зависть, кочан к кочану, морковочка к морковочке, крыжовник в рядочек. И не к стати вспомнила, что земля на ее огороде совсем бедная, второй год ничего не родит. Подумала еще: вот бы ей навоза! И так она порадовалась за кузнеца господина Упыреева, что решила: «Не буду смотреть, сама себя по ветру пустила! А если строила, то строить надо было без кредитов — тише едешь, дальше будешь. Вот и огород у нее был бы не такой! Это ж, сколько навоза надо, чтобы так-то обиходить — ведь целого состояния стоит!» Хорошему человеку дом ее достался, с руками хозяина.
А тут раз — и дерьмо летит с неба!
Неожиданно поднявшийся ветер принес его и накрыл дом сверху донизу, проломив крышу и второй этаж до первого.
Много было у драконов дерьма: дом скрылся в нем, будто утонул в озере. Три года вывозили всем миром. Не сказать, что было неприятно. И ей досталось. Немного, но больше и не надо. Пожалуй, от такой кучи никто бы избавлять ее не стал…
Но как господин Упыреев матом крыл Горынычей!!!
Послушать приходила вся деревня. А деревня у Маньки была не маленькая, только бедная.
Где-то краем сознания она понимала, что все может выйти не по ее разумению, но судила так: каждому человеку дано понять другого. Она не делила с Идеальной Женщиной ничего из того, что имела, и ничего не желала, что было у нее. А раз делить нечего, то и причины для вражды нет. На огромном пространстве государства ее огородишка занимал лишь десять соток. И точка не получится, если даже на карту в лупу смотреть. Государство-то было от края до края!
И вдруг вспомнила, что однажды где-то слышала, или читала, будто если пройти государство вдоль и поперек ради нужного человека, износив железные обутки, стерев посох железный, изглодав железный каравай (в общем, сколько в доме железа найдется), то нужный человек отказаться от встречи уже не мог. По закону свыше не имел права.
Манька и верила и не верила. Было в этом что-то непонятное и тайное. Никто таким способом людей не доставал, и древнее сведений не сыщешь — но и опровергнуть предание никто не взялся. В конце концов, не с мечом же кладенцом идти во дворец! С другой стороны, как ни крути, а если человек ради встречи столько претерпит, кто устоит? Неужели и после этого Благодетельница будет подозревать ее в корысти?
Да и где бы ей взять меч-кладенец?! А железа в доме навалом!
Железа набралось много: и с полу, и с потолка, и со стен сняла, и с земли подняла.
На этот раз сам Господин кузнец Упыреев похвалил ее за сметливость, когда она попросила его помочь в столь необычном деле. И выложила на стол перед кузнецом все свои сбережения, которые скопила на ремонт своей сараюшки. И удивилась, когда увидела, что вроде как выказал господин Упыреев неудовольствие ее просьбе, а денежки в карман сгреб. Сгреб не все, половину, а половину обратно сунул, чтобы не передумала насчет дела необычайной важности. И хоть виноватила себя, и неловко было чувствовать себя, как те хозяева, которые расплачивались с нею наполовину, но деньги обратно взяла, поклявшись щедро расплатиться, когда добьется своей цели.