Там избы ждут на курьих ножках... - Вихарева Анастасия. Страница 7

Но ведь и железо обман! Железо само по себе, а она сама по себе…

Да только люди железо видели, а ее как будто уже не существовало на белом свете.

К тому же, не хотела она быть соленой, чтобы лечить кузнеца Упыреева и всякого пришельца. Пусть бы лучше сама врастала корнями в землю и лечилась от земли. Сила не ум, одно дело огород вспахать, как она не умеет — но разве это показатель ума? Физически женщины всегда были слабее, и с этим ничего не поделаешь, это нормально.

И вот, поклонилась она по государственному обычаю и сказала:

— Простите, люди добрые, если чем обидела! Правильно считаете меня дурой! Ум мой настолько мал, что представить себе Благодетельницу не могу, уж как не старалась! И вот, хочу я посмотреть на плоть Идеального Человека, который умнее, чем все другие люди, — Манька в задумчивости почесала затылок. — Так устроилась моя жизнь, что Благодетельница Наша — слеза мне горючая. Да как же думать о совершенстве ее, если дела и хлеб мой насущный, низводит до благотворительности, оставляя ни с чем? Чем она лучше, если свое добро в закрома собирает, а у нищего отнимает и богатому отдает?

Она бросила взгляд на свою ношу. Всхлипнула.

И тут же взяла себя в руки — не умирать собралась, по важному делу… ради жизни.

— Да и железо не даст повернуть назад… — расстроено взглянула на железо.

Как могла бы Радиоведущая не пожалеть ее после таких мук и лишений? Ведь шла с одной единственной целью: помочь понять, как глубоко она заблуждается, когда просит отравить жизнь невиновному. И может быть, в другой раз она трижды подумает, как очернить человека…

Люди в ответ промолчали. В общем-то, и не услышал никто. Никто не торопился записать себя в еретики. И на дорогу никто ничего не высказал. Как поняли, что не собирается пугать, а и в самом деле собралась в путь, каждый тут же занялся своим делом. И каждому оно казалось важным, хотя спроси кого, навряд ли вспомнит, чем именно в тот день занимался. Не до того стало… Не то было время… Или уж так повелось в государстве, не напутствовать добрым словом дураков.

Кому бы в голову пришло пожелать Ваньке-дураку удачи, когда отправился он вслед за своими богатырскими конями? Или когда дурак Иван-цареевич проснулся и обнаружил, что лягушки его след простыл? Каждый дурак уходил незаметно, подгоняемый невзгодами и железом, о котором Манька много нового узнала.

Один Дьявол взглянул на Маньку из Беспредельности с некоторым любопытством. Потом пробежал взглядом расстояние, которое ей предстояло пройти, уперевшись взглядом в Благодетельницу. Она в это время как раз чинила разнос своему супругу. Нахмурился и порадовался:

— Скандал? Это хорошо! Плохо, золота на столе много…

Не за каждый металл люди гибли, чаще от металла, неожиданно обнаруживая во внутренностях. Вернулся взглядом к Маньке и усмехнулся.

— Тоже мне герой выискался! — фыркнул он. — Многие ходили, да немногие дальше огорода ушли! — он устало махнул рукой и уткнулся во что-то свое, недовольный тем, что отвлекся.

Глава 3. Неожиданный попутчик

А Манька, закинув за спину заплечную котомку, в которую кроме железных запасок положила топорик, немного крупы, соль и спички, завернутые в водонепроницаемый целлофан, теплую зимнюю одежду, сменное белье и предметы ухода за собой, прошла огороды, пересекла поле, бродом перебралась на другую сторону реки.

Родная скоро деревня скрылась из виду. Места пошли незнакомые.

Направлялась она, по наущению кузнеца господина Упыреева, верхними путями вдоль реки к истоку. Через болота, как сказывал он, имелась тайная тропа, которая должна была вывести ее к тому месту, где некая таинственная женщина неопределенного возраста, живота не жалея, выписывала пропуск к Идеальной Радиоведущей. Она-то и сообщала Ее Величеству о настоятельных прошениях несовершенных и обездоленных посетителей, не имеющих доступа через парадную.

Сказывал он, что очередь, может, покажется небольшой — но это ли не показатель быстрого вразумления и удовлетворения запросов посетителей?! И если истина за нею, накормит ее Посредница, умоет и пренепременно рассмотрит внутренности надменных помышлений, не позволяющих узреть величие благороднейшей из женщин, поимевших благодетельность в очах своего мужа, который принял Радиоведущую в чреве своем как Душу Праведную. И проведет ее Посредница в покои Царствующей Особы без очереди.

Не особо вникала Манька в мудреные речи господина Упыреева. Заносило его, когда поминал Интернационального Господа Йесю, нареченного Спасителем, спасшего человечество от грехов, которые будто бы смыл своей кровью. Ну, как могла она поверить, что он лично знавал Йесю и даже сиживал с ним за одним столом, будучи мытарем? Разве столько живут? И когда господин Упыреев обвинял ее во всяких грехах, согласиться не могла — знавала она грешников. Жила себе и жила, не убивала, не крала, не завидовала, тем более, что грех уже как бы смыт.

Поставить рядом Благодетельницу, будет ли она так же чиста, если плюет в хороших людей?

Но и господин Упыреев в ее размышления тоже вникать не стал, закрывая тему словами:

— Бог ли не защитит Избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь? — он строго взглянул на нее из под нахмуренных бровей. — Сия Благочестивая Жена помазана Господом Нашим! — он поднял вверх палец. — Ибо молитва ее не от мира сего и уже достигла ушей Божьих! — потом опустил палец и с презрением произнес: — А ты мерзость в глазах Спасителя и всех, кто познал Его. Сказываю, уважаемые люди идут в дом свой более оправданным, нежели ты: ибо всякий, возвышающий себя — уже унижен, а унижающий — возвысился. И достигли они Царствия Божия, когда приблизилось к ним Небесное!

— Так я ж не возвышаюсь! — упорствовала Манька. — Я как раз наоборот… Вон на мне сколько железа! Через него иду! Это она хвалит себя день и ночь… Что-то я не заметила, чтобы унижалась Благочестивая Жена…

— Без гордыни хвалит! Истину возвещая! — вознегодовал кузнец господин Упыреев. — Она не явно хвалится, а тайно, в помыслах… Говорит о себе, чтобы люди сказали в ответ: так ли о ней думают, и каковы им дела ее!

— Ну да, — задумчиво согласилась Манька. — Люди думают, подтверждают, прославляют. Только как-то неправильно…

— И все сказывают тебе, что не ты, а она перед ними Великая Праведница! — напомнил господин Упыреев. — Нет ее, а люди думают и помнят дела, ибо святость ее каждому в пример. А ты тут, а уже не помнят, и нечем тебе хвалиться, и берет тебя злоба!

— Ну как же… — запротестовала Манька. — Есть. Я тоже людям помогала.

— Поди-ка, расскажи, как живешь, на смех поднимут, — засмеялся господин Упыреев. — Гордыня внутри тебя жжет нутро, как грех, который вопиет к Господу и к человеку день и ночь, видят люди гнилую натуру твою, чем бы ни хвалилась. А у нее смирение перед бременем, которое возложил на нее Господь — и снова видят. И праведность, и скромность, и дела. И помнят!

— Ни фа себе, бремя! — возмущенно нахохлилась Манька. — Такое бремя любой бы с радостью понес!

— Ты гордыню-то усмири! — грубо оборвал ее господин Упыреев, за шкирку выпроваживая со двора. — Вот откроется твоим глазам геенна огненная… Там и посмотрим, кто из вас праведный и кому более дается! Ты, Маня, отрезанный ломоть, — и добавил с ехидцей, оскалившись всеми зубами, кивнув на пса, посаженого на цепь. — Неграмотная ты, ума пес смердячий наплакал. Скотиной Господь не соблазняется. Колоть Он ее велел на всяком месте, где показал — и есть мясо, а ему отдавать внутренности.

— С чего это я стала скотиной?! — обиделась Манька, вспомнив про дом кузнеца Упыреева, обгаженный драконом, и невольно позлорадствовала, приклонившись к Богу и внезапно расчувствовавшись — хоть какая-то да справедливость была! За скотину бы не вступился.

— Скотина грешить осознанно не умеет, потому и скотина… Грех отличает человека от скотины! — неожиданно сделал вывод кузнец Упыреев. — Не умеешь, но грешишь, и греха не знаешь. А мы умеем, и грех знаем, но святы у Господа Нашего, Интернационального Спасителя Йеси, за любовь, за веру. А если ты про навоз, — кузнец словно прочитал ее мысли. — Так дом тот не сравнить с нынешним! Во-первых, страховку получил, во-вторых, по форс-мажору от государства, а и сам навоз, который нынче по цене молока… Ой, да, Маня, — спохватился он, взглянув строго: — Ты ж за навоз-то еще не расплатилась! Вот и посчитай, как благодать к человеку праведному приходит, а ты зубами во тьме скрежещешь!